Лена Элтанг
Свойства лавы
Об авторе
Лена Элтанг родилась в Ленинграде, на Малом проспекте Петроградской стороны. Училась на факультете журналистики, потом в аспирантуре (театроведение). Работала в вильнюсских, рижских журналах (проза, переводы, обзоры, интервью). Жила в Копенгагене, Париже, теперь в Вильнюсе. В 2003 году вышел первый сборник стихов в калининградском издательстве “Янтарный сказ”.
* * *
часы стоят в индийском шалаше
из тамошней божественной колоды
я помню только воду и погоду
так часовщик запомнил бомарше
за озаренье анкерного хода
на кой ему бездельник фигаро
и андалусок подлая природа
в литве двенадцать в индии зеро
ни в ум войти ни выйти из ума
с ножных браслетов сходит позолота
но ремешком отцовского полёта
перетираясь держится зима
где маятник колодезной заботой
умаялся не доставая дна
а ты пойдёшь зажмурившись за лотом
отпустишь руку и уже одна
ritardando
король кофетуа возьми меня с собой
в любой из городов твоих в любой
в любовь из соловков твоих в любовь
я белая чужая ты рябой
король кофетуа возьми меня на роль
я буду стражник стриженный под ноль
я буду бражник с мёртвой головой
ты будешь мастер я мастеровой
король кофетуа возьми меня в кровать
я обещаю слов не рифмовать
пока ты по пустыне водишь рать
твои подушки стану вышивать
твои чекушки стану допивать
давай играть
faute de mieux
обмануты сводкой погоды
сойдёте в лидо без пальто
— чудовище женского рода
венеция с чёрного хода
впускает своих кукловодов
а вас не встречает никто
пьеро на ходулях — на сваях
домишки по горло в воде
речных дожидаясь трамваев
здесь мидии их обживают
здесь медичи всем подливают
а вам не подносят нигде
гниёт поднебесная свалка
— прикрыв треуголкой чуму
в приливе как в старой качалке
сантиссима дрыхнет вразвалку
и всем её бывшую жалко
а вас вот не жаль никому
в кофейне над чашкой остывшей
где местные все в домино
прислушайтесь — аква всё выше
вы знаете как она дышит
вы тоже и старый и бывший
и тоже идёте на дно
чисто цеховое
спохватишься: гляди дружок гляди
кого я здесь ещё не целовала
изидиным лоскутным покрывалом
кого здесь не дразнила? Позади
la vie privee с гвоздикой на груди
публичная как клятва аннибала
и вечно подшофе и под уклон
все умники мои все персонажи
подранки возвратитесь ли однажды
всерьёз реанимацией пейзажа
мы занялись бы милые шалом
но нет молчат и ты обескуражен
и даже ты молчишь
и поделом
* * *
недружелюбны, как растенья юга
(голодный стебель, голые шипы),
мы вырастаем посреди толпы
и обрываем листья друг у друга,
а листья маслянисты и упруги,
как краткий слог ямбической стопы
...без сожаленья, брат мой, без натуги,
сговорчивым владея ремеслом
(мы сущий ад, нас зверское число),
мы обдираем руки друг о друга,
не осознав иудина недуга,
и точим лясы, слёзы и тесло,
и рвёмся в круг, чтоб вырваться из круга.
* * *
вы не слышите? Алло
полегчало отлегло
будто тело опустело
будто вымели метлой
всё что с вами я хотела
делать каждый божий день
на ковре и оттоманке
то ли высохла шагрень
то ли осень наизнанку
выворачивает швы
белой ниткой шиты вы
чёрной ниткой самозванка
вы не слышите? Алло
оставляю ремесло
всё равно одна морока
спрячу подлое стило
будто ложечку в дупло
вороватая сорока
растоплю камин и спать
сорока б ещё дождаться
пропадай краса и стать
как заначка под матрацем
три клошарские гроша
три еврейские таланта
три халдейских адаманта
три славянские шиша
le frelon pour joan
твои заморские пожитки заполонили чердачок
в тринадцатом аррондисмане в любимом месяце нисан
где я с тринадцатой попытки космополитка новичок
живу с орешками в кармане и с ветерком да ты и сам
поиздержался пали кони но вот приехал и — виват
садись на пыльный подоконник свои обиды забывать
всё как зимой и даже пуще мы пропадаем ни за грош
и длинный хлеб уже надкушен пока из лавочки идёшь
и кофе выбежав из джезвы подсох сиенским ручейком
и не найдется свежих лезвий и черновик лежит ничком
о как я знаю твой сценарий бессмертный как папье-маше
и шершень золотисто-карий зависнув в солнечной пыли
уже глядит без удивленья на рай в нерусском шалаше
проспав в багажном отделеньи три обращения земли
enfin
в кармане старого пальто
пожухшей мантрой обнаружив
парижский список — что на ужин?
редис латук фромаж батон
mon Djeu неужто было хуже?
заплачешь сидя на полу
в кладовке в запахе пачулей
сен-жак не улочка а улей
январский кофе на углу
и то как в булочной заснули
за ранним завтраком в тепле
(Gainsbourg и влажные опилки)
как два вора на пересылке
и кофе стывший на столе
хозяин грел потом с ухмылкой
на новый не было монет
их и теперь немногим больше
пальто мне продал барахольщик
пальто одно другого нет
авось не сносится подольше
cavamadame
поцелуи кон латте в оба виска
восемь тридцать лувр риволи
кто ты дурочка? я-то? дочь рыбака
из виленской скудной земли
так губами щурятся — бон суар
вот же каин твоя печать
отвечать не могу — во рту пожар
но могу мигать и молчать
каково тебе спустившись сюда
подобрав чужой фигаро
не меня дожидаться а дня суда
безбилетный орфей в метро
аз воздам сторицей а мне хула
от распай до лувр риволи
каково мне злиться во рту зола
рассыпаюсь от конопли
эвридикою ёжусь в чужих мехах
дай мне руку — се данс макабр
на дворе трава на траве аллах
а в конце тоннеля декабрь
сорок сороков
как выемка в помпейской лаве твоё отсутствие и в нём
едва нашариваю днём то что вчерашний жар расплавил
виват ночные антраша покуда кожа золотится
золой и брызгает водицей живой недаром не спеша
венчаю голого на царство забыв целительную спесь
а ты присутствуешь не весь и в этом видится коварство
зацветший дом скрипящий пруд в нём древоточцы и дриады
они тебе как дети рады а ты присутствуешь не тут
владей бессоница шалава пока владелец вдалеке
он в парафиновом венке он презирает свойства лавы
владей княжна твоя казна твои шепчу и шерсть и перья
не до силлабики теперь мне и слабость авеля смешна
прочти мне свой сорокоуст на сорок мучеников в марте
виват комедиа дель арте где стол был яств а дом был пуст
плесни отсутствующий тут за наши вычурные шашни
за сетеченто жар вчерашний в глазницах нынешних баут
tutti i versi sono faisi
предупрежденьем прошлогодним
вольно мне было пренебречь
ужо наполнит в преисподней
мне рот огнём родная речь
за лжесвидетельские ямбы
тебя сводящие на нет
за этот выстуженный тамбур
меж мной и питером за бред
которым ты по горло сыт уж
за шорох вежливый молвы
за этот возраст перешитый
из сорока но лезут швы
за вы-го-вор иногородний
за птицу мёртвую в руке
за привкус крови черноплодный
на онемевшем языке
in modo dubbio
я боль за пазухой ношу и в уши ей дышу
как спаниелю малышу как несмышлёнышу
а надо б ей давать с руки абсент и анашу
расти большая вопреки тому что я пишу
ты познакомишься с гульбой мы с ней накоротке
она моею головой играет в бильбоке
мы подождём пока беду не сплавят по реке
а подрастёшь так поведу гулять на поводке
тебе хозяйская кошма и лучшие куски
валяй лишай меня ума сжимай мои виски
вот так завяжем мы с нытьём бесплодным как пески
и заживём с тобой вдвоём а значит по-людски
* * *
головастиком тритоном
ухожу поглубже в ил
в галицийские затоны
в темень тисы монотонной
в гул волынки телефонной
под крулевскую попону
где бы ты меня любил
закарпатское мальфарство
ёж ворующий луну
вшистко едно фарс и барство
ах омела не лекарство
сладко львовское коварство
ухожу в такое царство
где бы ты меня одну
ввечеру не выпьем кавы
из аптечных пузырьков
то есть панские забавы
мне попутчик мой картавый
поднесёт другой отравы
тут и выйдет пот кровавый
а виновник был таков
a livre ouvert
а помнишь у фроста:
ты остров он остров
так просто так остро
хоть локоть грызи
прохватит зюйд-остом
от марса до ростры
не хватит ли? Землю
не видно вблизи
а остров твой дремлет
в боспорской грязи
бесспорною геммой
а помнишь у пруста:
мадленки без хруста
надкусывать грустно
макая в чаёк
из липы безвкусной
французский как устный
зубрить? Постепенно
пока невдомёк
что церковь мадлены
господний буёк
из пробки настенной
* * *
двести восемь дней ненужных до великого поста
сто дерюжных восемь вьюжных ненадёжных сто а там
подмастерье неумелый живо крышку поднимай
в гжельских перьях сине-белых из обжига выйдет май
воскресеньем сыропустным подведёт живот с утра
сладкой луковицей хрустнет купол Павла и Петра
вот тогда мы выйдем смело будет дело а пока
здравствуй белая омела ни единого цветка
доставай своё пальтишко обтрепались обшлага
да гляди буянь не слишком надоешь своим богам
раздирается завеса пальцы жжёт чужой глагол
подвези усталый кесарь за украденный обол
пронесётся по предместью не поймаешь не проси
чёрных шахмат перекрестье на боку его такси
нам пешком ему налево не потерпит шантрапы
здравствуй нюрнбергская дева подставляй свои шипы
павломахия
что павлуша нынче плачешь
всё приелось толокном
то ли в речку бросить мячик
то ли девочку в окно
на карниз её поставить
в фильдеперсовых чулках
подтолкнуть её перстами
в спинку белую и — ах
до свиданья фройляйн бетти
do not bother do not ask
дай вам боже наших встретить
по дороге на дамаск
вот лежит она сложившись
пополам как дама треф
а над ней горит оживший
файер парковых дерев
императорские шашни
лютни башенки ключи
бедный лютик день вчерашний
не молчи же не молчи
мидинетка дрянь хористка
повернись на каблучке
пресный привкус евхаристий
на болтливом язычке
полно бетти что стесняться
удаляясь от земли
нынче павел где же святцы
мы запамятовали
Вильнюс
|