Максим Гликин

Наши праздники

Максим Александрович Гликин, родился в 1969 году в Москве. Закончил Институт инженеров железнодорожного транспорта. Своим университетом считает лито «Магистраль». С 1994 года — обозреватель «Общей газеты». В 1999—2000 годах жил и работал в США. В 2000 году вернулся в Москву и «Общую газету». С 2002 года — обозреватель, затем редактор отдела политики «Независимой газеты». Автор книг стихов «Я — метролль» (1995), «35 времен года» (1999) и нескольких книг публицистической прозы. С 1996 года — член Союза писателей Москвы. Живет в Москве.

Зимний праздник
В наш весёлый, многотрубый
Наш ад
Три волхва в медвежьих шубах
Спешат.
	Погоняемы норд-остом,
	Ориентируясь по звёздам
	Кремля:
	То ль шаманы, то ли просто
	Дембеля.
Ханукальные миноры
Не горят.
И сняла умма минорный
Свой наряд:
	Кончен месяц Рамадан,
	Конец эпох.
	Воет волк. И свой тимпан
	Колотит волхв.
Из-под шубы старика,
Из-под руки
Скачут годики-века —
Колобки.
	Катят маленькие солнца
	На юг.
	Их встречают у оконца
	Сотни рук.
Чтоб они не укатили
Назад,
Мы оставим их в квартире:
Пусть висят
	На еловой, на сосновой
	Высоте.
	Чтобы чувствовали снова
	В своей среде.
Чтобы Коляда — начальник
Сих светил —
В лес не звал, а сам на чай к нам
Приходил:
	— Что мы празднуем сегодня?
	Как жизнь?
	— Обрезание Господне,
	Кажись.
Объявил в начале года
Господь
Крайней сына крайнюю
Плоть.
	Всё, что было лишним, — в Лету!
	Хранить смешно.
	Всё, что будет ближе к лету, —
	Предрешено.
Это дело мы отметим
По полста.
И начнём читать столетье
С листа.

Старый Новый год

Вокруг да около
Войковской да Сокола
Ходит Коляда на собачьей упряжке.
Из мешка рогожного
Сыпанёт в прохожего —
Льдинки на бровях, по телу мурашки.
Постукивает в форточки,
Предлагает водочки
Мальчик с бородой, колядуя, колдуя —
Стопочку за суженого,
Стопочку за суженное
Платье — опрокинуты лица и стулья.
Ходит, хорохорится,
Булавками колется,
Путает спешащих, пути заметает.
Неучи, отличники —
Все они язычники.
Маются, мечутся, о чуде мечтают.
Счёт вели неделями,
А теперь — метелями.
Горести накручены снежными мячами.
Полуноворожденного,
Полуобмороженного
То ли провожаем, то ли — встречаем.

23 февраля

Сколько ни умывайся,
Звезду не сотрёшь со лба.
Сколько ни путешествуй,
Ты остаёшься в Азии.
Загривок зарос шерстью,
Но ты всё равно солдат.
	Ты всё равно новобранец
	До лысин и до седин.
	Без формы и автомата,
	Без фронта и поля брани,
	Беспомощный и вороватый,
	Как паучок без сети.
Все — для тебя — краски,
Каждый букет и куст —
Всё отливает хаки.
Двор в маскировочной ряске.
И в храмовом полумраке
Слышен хромовый хруст.
	А климат зол и капризен.
	Из дома — куда? невмочь!
	Ох как темно, как сыро!
	Но ты до гроба приписан
	Брести к пункту призыва
	Каждую третью ночь.

Демобилизация

Он вернулся. Кончался серпень,
Как называл это время Ян,
Младший сержант, большой барабан.
...И теперь переводит по зебре
Пацана, замирает у островка,
Ждёт просвета, паузы на дороге
Между «ладами», «ауди» и «чероки»,
Очень хочет успеть до звонка.
А у тех до сих пор никак
Не выходит отклеиться, оторваться
От магнитного поля каптёрки, плаца
Дежурки и турника.
От мест, где его трясло —
Через тумбу — с нар дрожащего Вани,
Целый год молившего их об Афгане,
Ибо смерть не худшее зло.
Не она ли конечная цель
Серго, что ушёл к турецкой границе.
Сюжет поимки его хранится
На улыбке, застрявшей в лице.
Много их, остающихся там,
Штабных, каптёрщиков, столотёров,
Чумных, тихонь, трусливых, матёрых.
Нету сил разойтись по домам.
А их пацаны и пацанки
Хорошеют, набирают пятаки и колы.
И чужие дяди толкают с горы
Б/ушные крепкие санки.

8 марта. Цветы

	Мимозы — тёще, тюльпаны — завучу.
Оставшиеся тюльпаны — жене Сан Савыча.
Шоколадку и три гвоздики — наборщице,
Вере, и Любе надо бы, да не хочется.
	Две белые розы и одна розовая,
Несмотря что цена вроде бы бросовая,
На всё ещё крепких и длинных веточках —
Отойдут сегодня корректору Светочке,
У которой глаза, как вода у Немана,
Где я не был (да и с ней ничего не было).
	Пучок гиацинтов — в приёмную Лизочке,
Он страшно подходит под цвет её линзочек.
Прочим на этаже покупаем вскладчину.
Гладиолус — Егоровне: она не охвачена.
Тоже, кстати, с большой головой и тоненькая,
И слабенькая — особенно после джина с тоником.
С неустанным смехом и дружным чоканьем,
Криками «вау», спорадическим чмоканьем,
Под вспышки мыльниц с батарейками
						пальчиковыми
Поздравим коллег — что родились не мальчиками.
В дни безумные, тяжкие, в дни весенние
Убеждаешься: это большое везение.

День рождения

Пришли Сергеевы.
Пришли Коростелёвы.
Пришла Милена — с вырезом, в зеленом.
Пришли Федотовы — и долго вытирали ноги.
Пришли все близкие.
Пришел Бодштейн, в усах — ты представляешь?
Пришли соседи — к сожалению, все трое.
Пошли за стульями в 38-ю.
Прислала телеграмму тётя Шура.
Приход был неплохой: футболка, календарь,
			фотоальбом, в чехле подарочная ручка —
			для продолженья творческих потуг.
Пришедший позже всех Малыш толкал штрафную.
Присоединился, в общем, ко всему, но кое-что добавил,
								невпопад.
Пришлось их разнимать и выметать стекло.
Пришла на кухню Верка вся в слезах — и стала мыть посуду.
Пришёл сентябрь. И снова лето — но пожиже, бабье.
Пришёл 32-й.
Приехал Гинзбург.

Свадьба

Наши чувства — это такой экстаз,
Такое горение,
Что нельзя их не выставить на показ,
На всеобщее обозрение.
	Что нам жаться, держаться особняком?
	Пусть знает вся улица!
	Пусть увидят, как долго и как глубоко
	Наш брат целуется.
У Смирновых считали до тридцати —
Больше им не вынести.
Не с тобой ли, умница, их превзойти,
Довести до пятидесяти?
	Как приятно с милой сидеть за столом,
	Обняв за талию.
	Сколько музыки в этом слове простом:
	Бракосочетание.
Что нам стоит устроить маленький пир?
Ну не пир, так пьяночку.
Я настроен серьёзно и, кстати, скопил
Уже порядочно.
	Эх, нацепим на новенькие «Жигули»
	Шарики разные —
	Обгоняй их, Саня, давай, рули
	На площадь Красную,
Чтоб сниматься у башен, куревом «West»
Друг друга потчевать.
И сходить к Огню, где уже из невест
Целая очередь.
	Откупорить «шампунь» и внимать стихам
	Твоего родителя.
	А потом раздавить в газете стакан:
	У евреев — традиция.
И ещё посниматься, фате на ветру
Танцевать не препятствуя.
Как отщёлкаем плёночку, сразу к столу,
Отягчённому яствами.
	Оливье и форшмак, и французский салат,
	И селёдка под шубой.
	Планомерно и весело вилки стучат	
	И вставные зубы.																																																																																																																																																																																																																																	
Пьют за юных, за старых, за тех, кто грядёт,
За большое личное...
Сотни тем изобрёл наш мудрый народ —
Хватило б «Столичное».
	Что за счастье под утро — на новый диван —
	Чтобы выспаться просто.
	И — хвала временам! — мы не будем вам
	Демонстрировать простынь.
Было славно! Сервиз разбитый не в счёт.
Говорят, у соседа ещё
Сильный вывих плеча — ничего, заживёт
До чьей-нибудь следующей.
	Нет, не зря мы полгода готовились к ней,
	Из кожи вон лезли,
	Чем женитьба солидней, тем союз прочней —
	Закон железный.
Мое ФИО украсило твой документ —
Навеки высечено.
Все родные счастливы: «Хеппи-энд!
Наконец-то выскочила!»

	Праздничная арифметика
	
Восьмёрка — эстрадная примадонна,
Фитнесом стачивающая неуклонно
Свою спортивную талию.
	Девятка — с вычищенной медалью
	Весёлая, сгорбленная старуха,
	Сырник впихивающая во внука
	Под майсы о русских зимах и фрицах,
	Как дед их мутузил (в красках и лицах) —
	И прочие радостные страшилки...
Берет салатовый на затылке,
Тельняшка под курткой, улыбчива бляха.
Начистить сержанту милиции ряху
Торопятся крепкие Двойки и Тройки
В парке, где некогда сиживал Горький.
	А Единичка — рабочий турок.
	Мрачно сплёвывающий окурок
	В яму, вырытую не для гроба,
	Но для фундамента недоскреба.
Штиль на площадке элитной стройки:
Русские праздники долги и строги.
Праздники наши дождливы и снежны.
Цели размыты, а смыслы смешаны.
Что-то закладывалось когда-то...
Гордые цифры. Чистые даты.