Иван Волков

Страшный планетарий

           * * *

Куда угодно, только не домой!
А где — не дом? Меняются масштабы
Пространства, не освоенного мной.
Куда угодно! — только вот куда бы:
В кафе, где мне приносят «как всегда»?
К реке и в парк со всем кордебалетом?
К приятелю, где водка как еда?
К возлюбленной, 
               где водка под запретом?
А где-то есть вокзал, аэропорт —
Но что-то мир не делается шире,
Хотя мой ареал и распростёрт
От Африки и Штатов до Сибири.
В хранимых письмах 
                     слишком много слов.
На карточках смеются слишком мило.
Мне больно от названий городов,
Где что-нибудь со мной происходило.
И весь географический уют —
Всего лишь расширение засады.
Меня — везде волнуются и ждут.
Но если появлюсь, не будут рады.

             Паника

Ты же читаешь газеты, знаешь, что скоро война
(То есть уже, но почти что без ужасов тыла).
И при этом ты хочешь ребёнка? ты что же, забыла,
Куда могут послать, когда время придёт, пацана?
Ты же бываешь на улице, знаешь, с каких они лет
Колются в школах, воруют и учатся драться
Разным железом. Ты что же, не будешь бояться?
Будешь смотреть сериал, когда дочери вечером нет?
Ты же работаешь, знаешь, что будет, когда
Детям придётся пахать, как вот мы с тобой пашем.
Выбор работы богатый в отечестве нашем:
Выбор из бедности, самообмана, стыда.
Ты хорошо меня знаешь, ты с самого первого дня
Видишь меня вечно пьяного, вечно без денег.
Как воспитает детей бесхарактерный злой неврастеник?
А ты всё-таки, милая, хочешь рожать — от меня...

       На улице Морг

Это — дело рук орангутанга!
Как разочарован был Париж!
Глупая позиция цугцванга:
Не поговоришь, не отомстишь.
Это просто матушка-природа
Поиграла бритвой — и теперь
Ждёт от нас
	     очередного хода.
Нас к ответу призывает зверь!
Мы зависим от большого плана
Общего развития земли.
Миром управляет обезьяна,
От которой мы произошли.
Мы всегда живём в звериных лапах.
Нам уже запомнился до слёз
Запах крови и жестокий запах
Возбуждённых потовых желёз.
Как же быть с кровавым урожаем?
Над зверьми один возможен суд;
Мы их — как сумеем — вычисляем,
Если нас — как захотят — убьют.

         Ясность

                             С.Г.
В подвижной полосе слоистого тумана
Волнуются, дрожат за Волгой огоньки.
Куда же нам теперь, печаль моя, 
                               Светлана?
Другая сторона реки
Не там же, где вчера. Все фонари Заречья
Сместились, выпали из гнёзд.
Теперь насколько память человечья
Зависит от расположенья звёзд?
Ты скажешь, это всё — 
                       сюжет и небылица,
Мы сами — вымысел, и горе не беда.
А дети подрастут — 
                 и будут нас стыдиться.
Что есть реальнее стыда?
И будущее нам, как прошлое, знакомо:
Куда бы нам не плыть, любой, 
                         любой маршрут,
А дети подрастут — и побегут из дома,
Уедут далеко и денег не возьмут.
Куда же им теперь? для них везде готова
Картина мира: город без людей,
Тяжёлая река без берега другого,
Зима без снега, лето без дождей.

           * * *

Нашлось же в мире правильное средство
От всех моих несчастий и невзгод!
Меня утешит, вылечит, спасёт
Твоё разнообразное кокетство —
Так сколько стоит вся моя беда
И что я знал действительно плохого,
Когда твои два ласкового слова
Снимают все проблемы навсегда?
Я подчиняюсь каждому обману,
Мгновенной беспричинной доброте —
И вот сейчас лежу на животе,
Блаженствую и ложкой ем сметану,
Меня не раздражают ни жара,
Ни даже ежедневная газета,
И жалкий жребий среднего поэта
Уже не так противен, как вчера.

           * * *

Нет, не смерть — 
               но жизни невозможность
Ожидает и пугает нас.
Ложная значительность и сложность —
Не для равнодушных глаз.
Лучше нам помогут против стресса
Развлекут в обиде и в беде
Бледные остатки интереса
К окружающей среде.
Бледные! — но их не променяешь
На картинки в солнечных тонах.
Ведь от скуки столько замечаешь
На чужих похоронах:
Каждое движение и слово
Это сообщение душе
Горя — безымянного, любого.
Горя вообще.

      Последние годы

Утром — прогулка. Мимо базара — к порту.
Рому с горячей водой! из окна трактира
Можно долго смотреть, как суда отправляются к чёрту,
Но ему уже больше не нужно чужого мира.
Цивилизация! новые карты, приборы!
Нет уж, теперь никуда из родимой грязи.
За соседним столиком пьяные разговоры —
Развиваются торговые связи.
Он бы выпил с ними и сам рассказал о многом,
Он-то помнит сущность древнюю человечью,
Но, чтобы болтать с посетителями за грогом,
Нужно владеть членораздельной речью.
Он здесь будет жить — всегда или очень долго,
Никаких путешествий! и так становится раем
Для уставшего и больного морского волка
Этот город — потому что необитаем.
Вечером, перед закатом, приходит муза,
Превращается в остров маленькая квартирка.
Сочинение книги про Робинзона Крузо —
Лучшее развлечение Александра Селькирка.

           * * *

Если счастье без слов невозможно,
Значит, ты уже очень давно
Иногда просыпалась тревожно
И подолгу смотрела в окно.
У окна, в тихий час снегопада
Ты давно представляла рассказ
Про великие силы разлада,
На беду подружившие нас.
Ни трагедии, ни хеппи-энда,
Ускользающий хитрый сюжет,
Потому что я только легенда,
Ты не бойся, меня еще нет.
Если замысел в целом не ясен,
То любые слова не точны.
Твои сведенья взяты из басен,
Из двусмысленных книг старины.
В долгих поисках лучшей подруги
Разве я погулял по стране?
Разве мне было плохо в Калуге,
В Ярославле, в Орле, в Костроме?
Всех людей в тихий час снегопада
Как в больнице сближает тоска,
Так от Нижнего до Волгограда
Всё связала и держит река.
Ты не думай, я просто страница
Из истории общей тоски,
Мой сюжет ускользает, двоится,
Вечно замыслы, черновики.
Как любому герою фольклора,
Мне как минимум тысяча лет,
Но мы встретимся очень нескоро,
Потому что меня ещё нет.
Если счастье без слов невозможно,
Если наши слова не точны,
Значит, в том, что всё так безнадёжно,
Есть немножечко нашей вины.
Ты не бойся, забвение сладко,
Да и память меня не спасёт.
Всё равно я был только загадка,
Только сплетня, судьба, анекдот.

           * * *

Я вечером уеду. Поезд в десять.
Освобождая номер в семь утра,
Имеешь время вспомнить всё, и взвесить,
И оценить, что натворил вчера.
В обшарпанной гостиничной прихожей
(Возможно мягче, чтоб не обижать)
Мне женщина 
              с прохладной бледной кожей
Сказала, что я должен уезжать.
И я в бессильном мстительном припадке
Ушёл в загул от чёрной полосы:
Протратил деньги, потерял перчатки
И пропил дорогие мне часы.
На набережной ветрено и сыро,
По парапету снегу намело,
И кажется, что в этой точке мира
Уже не будет никогда тепло.
Гуляю, ничего не замечаю,
Бездомная весёлая тоска!
И денег нет согреться чашкой чаю,
Не говоря о рюмке коньяка.
И кажется, вся эта безнадёга
Рассчитана вперёд на много лет —
Тогда она и есть моя дорога,
Мой личный обязательный сюжет.
Историю чужими голосами
Тот, кто её придумал, рассказал.
И женщина с огромными глазами
Меня не провожает на вокзал,
И ветер набирает обороты,
И реки умирают подо льдом,
И все эти пространства и пустоты —
Они и есть мой милый частный дом.

           * * *

Собака понимает взгляд Луны.
Луна поймёт ответный вой собачий,
И только мне, убогому, темны
Беседы ночи слышащей и зрячей.
Но тайный ужас, умная тоска
И, вероятно, будущее горе
Позволят мне без знанья языка
Присутствовать при этом разговоре.

           * * *

Мне больше не мешают заниматься,
Как раньше, посторонние шумы.
Мои друзья звонить сюда боятся:
А вдруг я снова попрошу взаймы?
Я с книгами в труде благоговейном,
И с музыкой, которую люблю.
Меня никто не навестит с портвейном:
А вдруг опять напьюсь и нахамлю?
Попеременно, но всегда влюблённо,
То чувствую обиду, то вину.
То одиноко, то уединённо
То зиму коротаю, то весну.

           * * *

Оставь меня, Господи, дай отдохнуть
От этой халявы, от вечной опеки.
Взгляни на планету, займись чем-нибудь:
Пока Тебя ждут дураки и калеки,
	Ты хуже жены наблюдаешь за мной
	(Ну что же, хотя бы не так одиноко,
	Когда всякий час у себя за спиной
	Я чувствую чьё-то следящее око).
Ты мной управляешь — не просто же так!
Ты что-то замыслил, Ты строишь расчёты,
Ты хочешь подать мне какой-нибудь знак
Посредством Своей надоевшей заботы?
	Ты лучшую женщину мне подарил,
	Привёл меня жить на счастливую реку —
	Таким языком Ты со мной говорил,
	Хотел Своё знанье внушить человеку.
Ты долго терпел мою мелкую ложь
И к правильным мыслям ведёшь меня снова,
Ты веришь в меня и пока ещё ждёшь
От бедного мира ответного слова? —
	Всеведущий! — Ты не поймёшь никогда
	Подвижную истину нашей науки,
	Ты мудрость обрёл без борьбы и труда,
	Ты ищешь партнёра для спора со скуки —
Но я не один. И хотя бы на час
Пусть ангел-нескромный-хранитель отстанет.
Забудь нас, о Боже, не бойся за нас.
Не спрашивай, Господи, я очень занят.

          Любовь

Мой домашний страшный планетарий,
Сложные манёвры в вышине:
Правый глаз, огромный, тёмно-карий,
Приближается ко мне.
В чёрный космос падает ресница.
Тень ресниц ложится на белок.
Внешний уголок чуть-чуть слезится.
Расширяется зрачок.

           * * *

                           О.Е.
Огромным внутренним давлением
Всемирного непонимания
(Оно, как крысы, размножается
В геометрической прогрессии)
Уже давно бы разорвало бы,
Как чайник, всю цивилизацию,
История и география
Закончились бы навсегда;
	Но связывает нас, как мафия,
	Как стяжка, держит нас могучая,
	Надёжная, как ерунда,
	Система неблагополучия,
	Предчувствуемая беда.
                 Кострома, Саратов