|
Вадим Жук
Улица Мцыри
Вадим Семенович Жук родился в 1947 году в Ленинграде. Окончил театроведческий факультет Ленинградского театрального института. Был радиожурналистом, актером, сотрудником театрального музея; в 1987 году создал театр «Четвертая стена», много работал на телевидении. Публикации стихов — в «Петербургском театральном журнале» (Санкт-Петербург), в «Магазине», в «Знамени» — № 12, 2002 года. Живет в Санкт-Петербурге.
* * *
Хоть бы в радиоточке на чёрном высоком столбе,
Кто-то «Братья и сёстры» мне с акцентом сказал,
Хоть бы в латаных валенках строем идти на вокзал,
Под Шульженку, Русланову или ансамбль «Любэ».
И ничьих интересов не хочу, не могу понимать,
Если гладкая сволочь с экрана трещит о войне.
Что же делать — плакатная Родина-Мать
Во сто крат человечнее кажется мне.
Приравнявшись ко всем ежедневным делам и словам,
Стало уху привычным двусложное слово «Чечня».
Вы, наверно, другие? Тогда я завидую вам.
И простите меня.
* * *
Одиноко. Две «о», две кругляшки
с боков,
До конца, до отбытия срока.
Даже пить не хочу. И словарь бестолков.
Одиноко, дружок, одиноко.
Если кто одинок, значит, он одинок.
Одиноко ему, бедолаге,
И уж тут ничего не попишешь, сынок,
Кроме этих стишков на бумаге.
Две кругляшки с боков,
два нуля по бокам,
Округлили тебя, обнулили.
— Вы чего мне, ребята, налили в стакан?
— Ничего мы тебе не налили.
28.07.02
* * *
Я целую тебя. Вот сюда и теперь вот сюда.
А из крана на кухне забытая каплет вода.
Что ли встать, да пойти, да закрыть надоедливый кран,
Под которым внимательный тихий живёт таракан?
Я целую тебя. Что же делать, что где-то война,
Что открыто прицелу лицо и осколку спина?
Защити мою совесть. Я-то, Господи, в чем виноват?
Я читал эту повесть под названием «Хаджи Мурат»!
Я целую тебя. Я живой. Таракан мой живой.
Как же медленно двигает палец крючок спусковой!
Вот в прицеле другом бородатый какой-то старик...
Это старый сюжет! Погоди, я читал «Валерик»!
Дорогая, и ты, мой усатый товарищ ночной!
Меня сволочью делает век сволочной!
Погоди! Я читал! Я встречался! Я протестовал!
Я над этим смеялся, за этого голосовал!
Я-то в чём... Я такие хорошие знаю слова...
Не моя под прицелом чужим голова.
* * *
Это мы-то подобье Твоё?
Ну Ты, Отче, даёшь, ё-моё!
Это мы, это мы — человеки?!
Мы, злодеи, угрюмые зеки,
Сластолюбцы, вонючки, лентяи,
Образ, Господи, Твой повторяем?
Сколько создал Ты нам на земле!
Повторись в гиацинте, в пчеле,
Дай свой облик стрижам, валунам,
Безмятежному дикому зверю.
Но не нам, недостойным, не нам.
Это мы-то подобье? Не верю.
5 августа 03
Вид
Окошко обладает дивным видом,
Засмотренным до дырок индивидом,
Который на диване возлежит.
Но разве вид ему принадлежит?
Отнюдь, читатель. На других диванах,
В своих непритязательных нирванах
Другие индивидуумы бдят,
В своё окно рассеянно глядят.
Их, что ли, общий вид объединяет,
Одни и те же думы нагоняет?
Опять отнюдь. Один о женщине мечтает
И в проходящем облаке читает
Черты её округлостей. Другой,
Такою разум затемнил пургой,
Что лучше не соваться. Третий
Глядит на ласточку, но думает о смете
Постройки дачной бани. А четвёртый,
На стульчик встав с обивкою потёртой,
Черкнувши перед тем:
«А я тебя люблю!»,
Умело ладит к потолку петлю.
Надеемся, он всё-таки сорвётся.
Его паденье эхом отзовётся
В квартирах созерцателей. И вид
Чуть дрогнет в их зрачках,
Но примет прежний вид.
28.7.02
* * *
На заброшенном дачном перроне,
На забаву досужей вороне,
Происходит событье большое —
Расставание тела с душою.
И душа веселится, смеётся!
А чего ей ещё остаётся —
Молодой, озорной, беспечальной,
С пустячком-рюкзачком за плечами?
Тело шепчет с надеждой сестричке:
— Может, ты на другой электричке?
Погоди, погоди хоть немножко... —
А душа уже скок на подножку!
Электричка стрелой улетела.
На перроне распластано тело —
Старой тарой, пустой оболочкой,
Черновой перечёркнутой строчкой.
Будет ждать любопытная птичка
Появленья другой электрички.
5 августа 03
* * *
Мы нежно целовались с вами.
Затем, покинувши кровать,
Мы с вами стали выпивать,
Ругаясь чёрными словами.
Не понимаю, хоть убей,
Корней феномена такого!
Как Пересвет и Челубей
На грозном поле Куликовом,
Чтоб ярость возбудить в строю
Переминающейся рати,
Вы обижали мать мою,
А я бесчестил вашу матерь.
Меж тем, мы разговор вели
По самым бытовым предметам —
От Мандельштама до Дали.
Но страшно матерясь при этом!
Текли слова черным-черны,
Чернее африканской ночи,
И были нежностью полны
Мои глаза и ваши очи.
28.7.02
* * *
Женщина любит тебя. То похожа она на лягушку,
То на пантеру, вцепившись зубами в подушку,
То на кентаврицу с грозно летящею гривой...
И остаётся при этом безумно красивой!
И приближается, боязно вымолвить, к Богу!
Если вы, впрочем, ступали на эту дорогу,
Если, конечно, вас эти качели качали.
И помолчите вы все о каком-то животном начале!
Август 02
Улица Мцыри
И.И.
Располагайся на покой,
И полагайся на удачу.
До этой подмосковной дачи
От мегаполиса рукой
Подать. А что тебе подать?
Акридов, корюшки, окрошки?
Или в изысканной обложке
Стихи твои переиздать?
Чего в жару сидеть в квартире,
Доехать просто: газанул
До улицы с названьем Мцыри,
И там два раза повернул.
Горят ночные фонари,
Хмыри приносят фуфыри,
Гульба до утренней зари.
21.7.02
* * *
Забраться на заброшенную дачу,
Запущенную. Дышит по углам
Давным-давно невыброшенный хлам,
Который для хозяев что-то значит.
Весь подмосковный, трифоновский весь
Сложившийся, слежавшийся, отбывший...
Насос какой-то, нос в песок зарывший,
В который раз прозимовавший здесь.
Считай, что это твой Вишнёвый сад.
Именьице, пристанище, причуда.
Потом тебя, как Фирса позабудут,
Потом. А нынче ходики стоят,
Поэтому не надо торопиться,
А можно, скажем, откопать насос
И накачать зелёную водицу,
Не дожидаясь этих майских гроз
Хрестоматийных. Лето впереди.
И то сказать — какие наши лета?
Куда несёшься? Не даёт ответа.
Вот так и ты. Крылечко? Посиди.
Трава ещё росточком с травести,
А глядь — уже затеяла маневры.
Приёмник говорит о курсе евро.
Какое евро, Господи прости?
16.5.03
|
