Игорь Федоров. Шерсть моей любимой собаки. Стихи. Игорь Федоров
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 12, 2024

№ 11, 2024

№ 10, 2024
№ 9, 2024

№ 8, 2024

№ 7, 2024
№ 6, 2024

№ 5, 2024

№ 4, 2024
№ 3, 2024

№ 2, 2024

№ 1, 2024

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


Игорь Федоров

Шерсть моей любимой собаки


          * * *

Шерсть моей любимой собаки,
Чёрный Светкин лифчик в углу,
Дочкины каляки-маляки —
Всё это лежит на полу.
	Всё это лежит вперемешку
	С остальным, и хоть я брюзжу, —
	Только круглосуточно между
	Этим аккуратно хожу.
Редко их когда разбираю,
Пусть и неприглядно на вид;
Не стираю, не прибираю, —
Даже если сильно хламит!
	Чтоб, когда на сердце осадок,
	Или не на месте душа, —
	Глянуть на родной беспорядок,
	И понять, как жизнь хороша!

          * * *

Сейчас хорошо бы набраться отваги
И деньги последние взять да пропить,
Но надо купить туалетной бумаги
И к ужину что-нибудь надо купить.
Проблема почти до небес вырастает —
Тут можно и чокнуться запросто, ведь
Есть сорок рублей — на бутылку хватает,
Но я покупаю бумагу и снедь!
Но я покупаю — хоть впору отчаяться;
Своими руками себя же гублю;
Пусть будут довольны мои домочадцы,
А я — ничего, потерплю. Потерплю.

          * * *

Было чересчур тепло.
Воздух, разве что, не булькал.
Глухо бумкнулся в стекло
Майский жук шальною пулькой.
Что ты, тронулся умом?
Или зренье подкачало?
Мне хоть тоже в стенку лбом —
Лишь бы только полегчало.

          * * *

Настала грустная пора:
С женою нелады.
Ругаемся! А вот вчера —
Так прямо в лоскуты!
Она кричит мне: «Денег дай!»
А нет их у меня.
Такой вот Мир! Такой вот Май!
Такая вот Семья.

          * * *

Брызги! Визги детворы!
Вот он, месяц май!
Засиренились дворы —
Только наливай!
Грех теперь не махануть!
Ну и маханём.
Для разгону по чуть-чуть,
А потом поймём:
Как взорвётся, как взлетит,
Как накатит драйв!
Воздух тёпл. День блестит.
И со мной my love!

          * * *

Ехать домой иль не ехать?
Ехать — не ехать домой?
Или же к другу заехать?
Или же всё же домой?
Или же, всё-таки, к другу?
Или домой? Или нет?
Так вот и ездишь по кругу —
Вот уже несколько лет.

          * * *

Решенье принято: уйду!
Не спрашивай, куда!
К чертям собачьим! В Катманду!
Куда-нибудь туда,
Где бы я просто мог любить
И не страдать, любя
Односторонне. В общем, быть
Подальше от тебя!

          * * *

Нету водки. Нету денег.
Нечего и продолжать.
Ничего не буду делать.
Буду просто так лежать.
	Спать пытаться безуспешно
	Или пялиться в окно,
	Где, спокойный и кромешный,
	Снег идёт уже давно.
Так, от Гимна и до Гимна,
День, глядишь, и протяну
Худо-бедно с анальгином,
У похмелия в плену!

          * * *

                   — Меня зовут Человечий Детёныш!..
                                           Р. Киплинг. «Маугли»
Безлунной этой ночью тёмной
Мне не уснуть. Четвёртый час.
Я, человеческий детёныш,
Живу средь вас.
Мне холодно и очень страшно.
Я кутаюсь и жмусь к стене.
И кровь, такая же, как ваша —
Течёт во мне,
Пока я здесь дрожу на ложе,
Борясь с животною тоской;
Такой, как вы. Как вы, такой же.
Да не такой.

          * * *

Ничего не говори.
Просто помолчи.
Солнце красное горит. —
Всё идёт к ночи.
Книжки спят, и нам пора.
Тихо гаснет свет.
А была любовь. Была!
Или нет?..

          * * *

Столб, столб, столб, столб,
Остановка, рекламный щит;
Едем, мы едем, мы едем, чтоб
После — ищи-свищи!
Чтобы из этой густой толпы
Вырваться навсегда!
Столбы, столбы, столбы, столбы,
Провода, провода, провода...

          * * *

Как ромашку, её тереблю;
Надо мною смеются все люди;
Я люблю её, сволочь, люблю, —
А она меня любит-не любит!
Так и дёргаюсь, так и живу,
И мешаю надежду с тоскою;
Я ей все лепестки оборву, —
Лучше с лысою жить, чем с такою!

          * * *

               Памяти А. Калиничева
Снег идёт, копошится чего-то,
Не мешая житейским делам;
Все торопятся: кто на работу,
Кто куда-то, а кто по домам.
Всё обычно, привычно, знакомо,
Это есть. Это было всегда.
И под окнами нашего дома —
Все в ледышках, — звенят провода.
И фонарь у помойки горбатый
Синий свет свой рассеянно льёт;
И скребёт одиноко лопатой
Сонный дворник. Зачем?
Снег идёт...

          * * *

Коль есть желанье, — помоги,
Но вряд ли я отдам долги.
И ведь не потому, что — гад,
А потому, что — небогат.
И денег нет, и счастья нет, —
Неужто вправду я поэт?..

          * * *

Напитки выпиты. Съедена снедь.
Гости ушли. А чего сидеть?
Посуда помыта (не вся, но — треть).
Осталось только
Стол протереть,
Дверь запереть,
Лечь — и умереть...

          * * *

Открыл глаза. В кровати жёсткой
Один, пружинами скрипя,
Лежу себе — помятый, жёлтый,
Всё так же любящий тебя!

          * * *

Ослепительное утро.
Я иду с отцом.
Снег, как сахарная пудра.
Невесом.
Небо бело-голубое.
Солнышко горит.
Что-то тихое, родное
Папа говорит.
И чего он мне приснился?
Не было так никогда...
Пил отец. Спился.
Тогда.

          * * *

Я проснулся поздно. Как всегда. Тащиться
Никуда нет смысла. Ничего, простят.
Мама — на работе. Мама — крановщица.
Строит всё и строит. Ей — за шестьдесят.
Жизнь на новостройке закипает рано.
Жизнь на новостройке — ой, как нелегка!
Из своей кабинки башенного крана
Мама всё на свете видит свысока!
Там кричат ей: «Вира!», там кричат ей: «Майна!»,
Что-то там грохочет, бухает, ревёт;
Там — под самым небом — маленькая мама
Вместе с облаками над землёй плывёт!

          * * *

А день на нет сошёл устало.
Настало время дум и снов.
Я пил. Ты что-то там листала,
Не вчитываясь в смысл слов.
В моей груди страдало сердце.
Я слушал гулкий пульс его.
Хотелось жить! Хотелось секса!
Не складывалось ни-че-го.

          * * *

Льёт уже несколько суток.
Так вот всю жизнь и прождём.
Надо попасть в промежуток
Между дождём и дождём.
Дёрнуться бы, да бежать бы
Долго и далеко...
Чтоб не остаться зажатым
Между тоской и тоской.

          * * *

Так: раз, два, три, четыре, пять;
Ага! — ещё одна...
У нас они по пятьдесят —
Не густо, но однако...
Пойду, посуду посдаю.
Трояк хоть наживу.
Гляди, Нужда, — я не сдаюсь:
Ты цоп! — а я живу!

          * * *

Неясных ужасов полна,
Среди ночных равнин,
Висит холодная луна —
Большой печальный блин.
	Играют ветры на трубе
	И гонят негу прочь;
	И как-то мне не по себе
	В Вальпургиеву ночь!
Я под воздействием луны
Открыл глаза и встал:
Жена лежала — нет жены.
И веник наш пропал!

          * * *

Пойду, что ль, с собакой гульну, —
Мы с нею сегодня близки;
Повоем вдвоём на луну
От нашей собачьей тоски.
А хочешь, и ты с нами выдь
За дом, и увидишь когда,
Как будем с собакой мы выть —
Поймёшь, может, что-то тогда!

          * * *

Человек идёт себе,
Весь как будто не в себе;
Не идёт, летит почти что —
Это я иду к тебе!
	Я иду к тебе, несу
	Докторскую колбасу,
	Полкило конфет, чекушку
	И цветы тебе несу.
Вот, принёс тебе цветы.
Ты колдуешь у плиты,
Что-то вкусное готовишь —
Прямо вся такая ты!
	Ты такая, я такой;
	День сегодня-то какой!
	Очень хочется чего-то —
	Что не выразишь строкой!

          * * *

Когда я почти не знал, что мне делать, —
Нашёл подходящую вдруг работу
И заработал приличных денег.
Ну, думаю, хоть ощущу свободу!
Месяца на два хватит! — Куда там!
Прошло две недели — они кончаются...
Большие деньги — большие траты,
И то же самое получается:
Нету денег! Недавно — были!
Последний стольник грустит в заначке.
И главное, что ничего не купили...
И вспомнить-то нечего, кроме жрачки!

          * * *

Настроенье — паршивее некуда.
До того, что не мил белый свет!
Надо в церковь сходить, да всё некогда,
Хоть и дел-то особенных нет.
И к делам нет особого рвения,
И с друзьями не хочется пить;
И паршивее нет настроения...
Надо всё-таки в церковь сходить!

Эстонская тема

Остывшее садится солнце.
За ратушей, у кабака,
Дерутся пьяные эстонцы —
С эстонской страстью мнут бока!
В ко сну готовящемся Тарту
Метелят пятеро двоих;
И у меня хватает такта
Не вмешиваться в драку их.
Культурно прохожу по краю,
Поодаль (мало ли чего!)...
Я их обычаев не знаю.
Я их не знаю. Ни-кого.

          * * *

Мир стал другим. Он очень изменился
В последние два года... Катастрофы
И антиглобалисты, и талибы,
И эти башни в городе Нью-Йорке;
Бен Ладен, Буш, «Норд-Ост» и всё такое...
Жена мне изменила и сказала:
— Мир стал другим, а ты и не заметил...

Нет, не хочу, не буду замечать!

          * * *

Я вроде человек спокойный,
Но вот в последние года
Всё чаще думаю: на кой мне?
На кой женился я тогда?
	Ведь нынче от наездов Светки
	Готов я выпасть из окна;
	Лететь к земле, ломая ветки,
	Чтоб хоть поплакала она!
С тринадцатиэтажной выси
О землю брякнуть тушей всей!
Но подойду к окну, помыслю...
Нет! Слишком жирно будет ей!

          * * *

На окошке дремлет кошка...
Вот, уже сложил строку.
Торопливо косиножка
Семенит по потолку
	На своих ходульках тонких.
	Ты коси-коси, нога!..
	Надо бы доспать, да только
	Не выходит ни фига.
Ну, не спится и не спится.
В боты влезу да пойду.
По скрипучим половицам
Прямо в утро попаду —
	Где струится свет бодрящий,
	Листья и трава в росе;
	Где один лишь я неспящий —
	Остальные дрыхнут все.

          * * *

Не бузи, моя кастрюлька.
Не беги, суп, на плиту.
Поварись ещё, побулькай —
Чтобы пахло за версту!
	И, пока я здесь решаю,
	Как мне дальше строить жизнь —
	Я тебя перемешаю:
	Снизу вверх и сверху вниз,
Форте, пьяно и по кругу;
Газ убавлю: доходи...
Ну-ка, позвоню-ка другу,
Чтобы в гости заходил!
	Суп гороховый, да с рулькой
	Должен друга приманить!
	Так что ты тихонько булькай,
	Ну, а я — пошёл звонить.

          * * *

Со мною что-то всё не так:
Веду себя, как секс-маньяк.
Об этом разве не кричу,
Но я запретного хочу
Везде: на улице, в метро...
Так вот какой ты — бес в ребро!
Теперь я понял, как ты шустр.
Ну, ничего, — перебешусь!

          * * *

Ещё прошла гроза помимо прочего.
Раскинувшись, лежим, едва дыша.
Шарахнуло! Замкнуло! Обесточило!
И в небе бултыхается душа!
И небо всё высокое и синее;
И чист, и ясен смысл простых вещей;
И я совсем другой, и ты красивая,
И я... и ты... и я... и вообще!

          * * *

Я уже забывать стал о лете.
Уж деревья черны все, и ары
Разбирают арбузные клети —
С бахчевых больше нету навара.
Беспокойные южные люди.
Наши братья ещё по Союзу...
Но теперь их не очень-то любят,
Хоть по-прежнему любят арбузы.
Всё чернее за окнами Битца.
Потянуло зимой в белом свете.
По югам разлетаются птицы.
Разбирают арбузные клети.

          * * *

Потягушечки сладко спросонок
Поутру, но ещё в полутьме,
Мой семигодовалый ребёнок,
В лето выросший на пять см.
Да, растёт, хорошеет малютка.
Скоро валом попрут женихи.
Вдруг полюбит какого ублюдка?
Вот весёлые ждут нас деньки,
Как притащит козла иль барана —
Что я сделаю? Что ей скажу?..
Спи, ребёнок, ещё слишком рано;
Я к мультфильмам тебя разбужу.

          * * *

В кухне утренней светло.
На плите шкворчит глазунья.
Поле снегом облито,
Словно булочка глазурью,
Что под кофе хороша
Запоздалыми утрами;
И любуется душа
На пейзаж в оконной раме,
Где под солнцем снег лежит
И глаза слепит до рези;
Где, подтянутый и трезвый,
Лыжник краешком бежит!

          * * *

Смотрю я с балкона на то, как красиво,
На то, как стремятся и вширь, и вперёд
Лесные массивы, жилые массивы —
И синий над этим висит небосвод!
И я на тринадцатом, в майке и плавках,
Стою, как на облаке, — чист и высок;
И птица какая-то, гордо и плавно,
Летит от Чертанова наискосок!

          * * *

                    М. Кукину
Скажи мне, любимец богов,
Каков ты в канун Рождества?
Готов ли? — среди облаков
Уже проступает звезда.
И так неохота в мороз
Тащиться куда-то сквозь тьму!..
А завтра родится Христос.
И что ты подаришь Ему?
 


Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru