Арсений Замостьянов

С.В. Образцов. По ступенькам памяти

Вот уже десятилетие все куклы России оплакивают своего повелителя. С его уходом печально знаменитое “незаменимых у нас нет” обернулось саркастическим: “Теперь, кажется, действительно незаменимых нет”.

Писать об Образцове в критическом жанре нелегко. Сам он был читателем своенравным и отчаянно спорил с Гончаровым и Айвазовским, Есениным и Горьким. В какой “тайной свободе” нужно было воспитать себя, чтобы в семидесятые годы кинофильмами оспаривать горьковское “Жалость унижает”. Сам был рецензентом, всю жизнь одержимо коллекционировавшим не только рыбок и кукол, но и впечатления от книг, спектаклей, живописных полотен.

Сейчас много говорят о таком влиятельном культурном явлении, как “американская мечта”. Воспоминания Образцова — это учебник по российской и советской мечте. По учебнику мы видим, как он умел мечтать, умел увлекаться, умел жить весело, полнокровно. Во всех начинаниях был так победителен, что многие подозревали: волшебник. Он и звезду героя получил первым в артистическом мире. И оставался беспартийным, что сделало для него невозможной эффектную сцену с сожжением партбилета. В книге Образцова описана не менее эффектная, хотя и не публичная сцена: узнав о награждении Звездой Героя, режиссер весь вечер чокается с телефонной трубкой, когда звонят с поздравлениями. Разнообразие приемов Образцова простиралось от шарика на пальце до гроссмейстерской организации масштабных кукольных спектаклей. Воспоминания Образцова — это книга успешно реализовавшегося таланта. Конфликтного, на все имеющего свое мнение, но умеющего жить в ладу с обществом, с действительностью. Думаю, у нас немного таких книг и таких судеб.

Первое впечатление от воспоминаний Образцова сродни впечатлениям от его былых авторских концертов: избыток энергии, которую рачительный хозяин тут же созидательно использует. Хозяином называли его и в театре, и это не означало диктаторских амбиций. Евгений Шварц вспоминал: “...образцовские актеры непрерывно вглядываются в образцовские работы и очень часто вступают с ним в пререкания на высоком уровне. Все это хорошо показывает, что в театре идет богатая духовная жизнь. И Образцов в этих спорах выступает как первый среди равных — только как один из участников, пусть самый сильный, единого коллектива. Он не применяет никаких административных мер. А так как голова у него отлично разработанная, он побеждает в большинстве случаев”. Очень точная характеристика — побеждает за счет “отлично разработанной головы” — и становится хозяином положения. Он так и был прозван в театре — хозяином.

И литературный стиль Образцова выразителен: мы видим человека, спешащего убедить нас и потому то жестикулирующего словами, то упрощающего свои сентенции. Он стремится к полной ясности, варьируя на разные лады свои любимые построения. Стремится быть эффективным, полезным. Чем-то его язык, его страстная ирония напоминает Шкловского, и уж точно он из литературы двадцатых. Вот Образцов рассказывает о замысле проблемного документального фильма и в диалоге очень ярко передает свой собственный, полный подтекстов характер. Для фильма Образцов беседовал с уголовниками, которые с детства издевались над животными: “Мы пришли в камеру и спросили: “Так это у вас произошло?”. Они сказали: “Так”. Мы сказали: “А можете ли вы про это кинозрителям рассказать, чтобы другие по вашей дороге не пошли?”. Они сказали: “Можем”. В этом весь максимализм Образцова, вся вера в то, что уж он-то с его энергией непременно сможет что-то исправить, повлиять на ситуацию — спектаклем, фильмом, книгой. Короткие предложения напоминают устную речь — монолог. При этом автор с удовольствием перевоплощается в разных рассказчиков, как перевоплощался он в своих кукольных героев, держа их собственными руками. И у каждого рассказчика — свой ракурс, свой взгляд. Рассказывая о своей юности, он превращается в себя юного, снова смотрит в мир воспоминаний прежними глазами. При этом проявляется еще один тип артистизма, свойственный Образцову, — артистизм литературный.

Если смотреть на “Ступеньки памяти” с обывательской точки зрения, покажется, что автор очень любил прихвастнуть. Например, о своей книге “Эстафета искусств” он простодушно говорит: “Красивая книга. Только что вышло второе издание. Еще красивее, чем первое”. Или — не забывает сообщить, как Джульетта Мазина на вопрос “Что вам понравилось в Советском Союзе?” ответила одним словом: “Образцов”. Но только это не хвастовство, это — кураж артиста, которому интересно столь многое, что он верит и в подобный интерес зрителя и читателя. Да, кого-то образцовский эгоцентризм может раздражать, но поклоников всегда будет больше; секрет успеха нашему кукольнику был известен смолоду.

Рассказывая о своей военной одиссее, когда он учил офицеров делать антифашистские кукольные репризы и сам давал концерты и для детей войны, и для солдат, Образцов убеждает и себя, и читателей: “Хорошо, что и здесь мы оказались нужны. Очень нужны. Действительно, очень нужны”. Сейчас, когда я слышу сообщения о том, как московские подростки до полусмерти избивают своих чернокожих сверстников, наваливаясь впятером на одного, виновного только в “неправильном” цвете кожи, я вспоминаю добрый смех когдатошних московских детей на образцовские репризы с куклой-негритенком. И я понимаю, что сейчас и здесь он оказался бы нужен. Очень нужен. Действительно, очень нужен. Ведь он учил доброте и жалости, не боясь показаться скучным резонером. Да разве по-резонерски сейчас звучат слова: “Упал дом. Жертв мало. Один человек. Ну а если этот один человек ваш ребенок? Или ваша жена? Или ваш отец? Вы же не скажете тогда, что жертв мало? Может быть, это все, что есть в вашей жизни!”. Долго еще будут актуальны эти слова, которые Образцов назвал “страшной правдой”. Эту главу “Ступенек” можно хоть сейчас выводить на “видеосуфлеры” дикторов наших телевизионных новостей. Одним из первых Образцов пытался осмыслить все соблазны нового века, века информации. Он изучал феномен телевидения, изучал массовую культуру. И блестяще пародировал ее и в “Необыкновенном концерте”, в “Дон Жуане”, в других “взрослых” кукольных спектаклях, которые не стареют.

В современном мире, в его тенденциях Образцова устраивало далеко не все. Он не хотел быть конъюнктурно современным, как многие молодящиеся ветераны сцены. “Мода во всяком искусстве, не только театральном, — всегда плохо. Всегда штамп. А что в искусстве может быть опаснее штампа? Это ведь злокачественная опухоль. Рак. Надо удалять”. И он не боялся признаться в том, что не выносит эстетизации насилия. Не принимает игры, презирающей человеческую жизнь. Вот молодой индиец прыгает вниз головой с кирпичной стены и попадает в яму с водой. В случае промаха — смерть. Публика приходит посмотреть на эти прыжки. Образцов не скрывает: “Я не осуждаю этого парня. Жить-то надо. Ну, а те, кто платит ему за это, считают себя благодетелями. Дали заработать бедному человеку, а по существу — они просто сволочи. Им интересно, промахнется он или нет”. Сколько злободневных ассоциаций рождается у нас после этого сюжета. Сейчас во всем мире говорят о политкорректности, о самоцензуре художника, об информационной безопасности. Образцов разглядел мировую проблему в нехитрой провинциальной потехе. Он предчувствовал зарождение конъюнктуры и предупреждал о ее опасности со страстью художника и общественного деятеля. Именно так писали о нем в энциклопедиях: художник и общественный деятель. В этом простом определении — не только анкетная правда, но и большой урок.

Итак, воспоминания артиста и общественного деятеля. Сейчас у нас много прославленных телевидением деятелей, они любят присоединяться к разным партиям, толкаться на фуршетах и играть в телевизионные викторины. Среди них немало снобов, есть антисемиты, попадаются нигилисты. Некоторые напоминают конферансье Апломбова из “Необыкновенного концерта”. Имеются диссиденты и богомольцы, патентованные западники и почвенники. Всякого добра хватает. И всех объединяет одно: они играют в третьей лиге. Образцов всегда играл в высшей. И когда такой крупный художник, как Сергей Образцов, становится общественным деятелем, он остается свободным человеком и не пополняет “жадною толпой стоящих у трона”. Это простой и ясный урок для всех читателей “Ступенек”.

Сейчас книги Образцова переиздаются нечасто (эта — первая за двенадцать лет). Он как будто выпал из культурного обихода, оставшись лишь в учебниках по истории театра и, конечно, в театре своего имени. Этим несправедливым забвением мы обкрадываем себя. Сейчас, после смерти Сергея Владимировича, у нас немного более важных и интересных тем, чем осмысление этого явления. Думаю, книга “По ступенькам памяти” поможет в этом. А фотография с шариком на пальце, на которой кукольник запечатлен молодым, давно стала символом нашего кукольного театра, его знаком качества. А ведь этот театр — как зернистая икра, Большой балет, космос... Лучшее, что есть в России. И заслуженное, сработанное, а не в магазине купленное.

И еще. Сейчас издается немало мемуарной литературы разных эпох. В книге Образцова не найти жалоб на скупые командировочные, на тупость начальства и женскую вероломность. Все это, конечно, было и в его жизни. Но он написал “Ступеньки” как художник, а не папарацци собственной жизни. Все впечатления жизни были им творчески переработаны и литературно организованы. Пирожков с сырым мясом Образцов не выпекал, он был великим поваром.

Мне кажется, если мы вглядимся в мир “Ступенек памяти”, то получим информацию насущной важности, самую актуальную для нас нынешних. Как говаривал Образцов, если долго смотреть в кофейную гущу, можно увидеть жениха.