Игорь Иртеньев

Тяжёлые киянки

   Опять тройка
На данном времени отрезке
В природе властвует зима,
Покрыты снегом перелески,
И с криком хочется «эхма!»

На быстрой тройке вдаль умчаться
Под звон весёлый бубенцов,
А там пусть машут домочадцы
Вослед платками из сенцов.

Трещат крещенские морозы,
Скрипят полозья, снег блестит,
В полях безмолвствуют колхозы,
Чей внешний вид природе мстит.

Хоть назначенье их туманно,
А экономика темна,
К ним власть относится гуманно,
Надежды призрачной полна.

Полемизировать мне с нею
Не след, лишённому корней,
К тому же сверху ей виднее,
Чем мне — проездом из саней.

Не лучше ль вспомнить о прогрессе,
Что всем нам обновляет путь
На шестисотом «мерседесе»,
Который плоть его и суть.

И я, поспеть за ним желая,
Залётных вытяну кнутом,
Лети же, тройка удалая!
Оставим скепсис на потом.

Нас не пугают перегрузки,
Подковы сменим на ходу,
Как всякий, хоть отчасти, русский
Люблю я быструю езду.

Лицом с размаху в грязь ударю ль,
Взовьюсь ли ввысь под облака,
Но двадцать долларов за баррель
Никто не отменил пока.

Да хоть и десять — за пиаром
Мы как один не постоим,
Да будь он хоть и вовсе даром,
Авось не рухнет Третий Рим.

Пока осётр нерестится,
Покуда соболь жив в тайге,
Не подведёт нас тройка-птица,
Доскачет на одной ноге.

Ни есть, ни пить она не просит,
Повадки зная седока,
Безумным глазом только косит
На отощавшие бока.

Несёт нас в царство Берендея
Вдоль по дороге столбовой,
Национальную идею
Впитавши буйной головой.

* * *
Невольно вспоминаю Николая
Петровича, учителя труда,
Он, сам того нисколько не желая,
Привил вперёд на долгие года

Мне ненависть такой высокой пробы
К общественно-полезному труду,
Что могут испытать лишь юдофобы,
Узревшие Давидову звезду.

Явившись в класс наутро после пьянки
И волю дав трясущимся рукам,
Он раздавал тяжёлые киянки
Трясущимся своим ученикам.

По детским пальцам ею попадая —
А это деревянный молоток, —
Всей кожей ощущал уже тогда я,
Насколько будет мир ко мне жесток.

Склонясь в халате синем над тисками,
Я твёрдо знал, предчувствуя судьбу,
Что мне свой хлеб не добывать руками,
Пахать придётся на чужом горбу.

На нём же въехать в райскую обитель
Мне суждено, когда настанет срок,
Прими же благодарность, о учитель,
За твой когда-то данный мне урок,

Что не служил я ямщиком на почте,
Что тяжкий молот выше не вздымал.
Твой прах истлел на алкогольной почве,
Но ты судьбу мою не поломал.

Ты мир духовных мне открыл сокровищ,
И сам того не ведая тогда,
Простой советский Николай Петрович,
Учитель ненавистного труда.

* * *
               В. Жуку
О чём жужжишь, дружок?
Печалишься по ком?
Свой маленький кружок,
Рисуя над лужком?

Смехач, трюкач, рифмач,
Открыты не для всех
Твой насекомый плач
И насекомый смех.

Наматывает ось
Вокруг себя года...
Когда всё началось?
Закончится когда?

Крутись вокруг оси,
Наплюй на докторов,
Подольше не сноси
Хитиновый покров.

Покуда не накрыл
Тебя большой сачок,
Считай, что не зарыл
Ты свой талант, Жучок.

* * *
Эх, родные сердцу дали,
Как вы на спину легли
По сплошной горизонтали
Из конца в конец земли.

Ни берёзки в чистом поле,
Ни ракиты над рекой,
Бугорок какой бы, что ли,
Буерак бы хоть какой.

Сколь глаза б их ни искали,
Не отыщутся оне,
Только власти вертикали
Попадаются одне.

* * *
В России жить не каждый может,
Законов всех она сильней,
Но каждый день, что мною прожит,
Был прожит мной и прожит в ней.

Она дана мне как награда,
За что, не знаю, но дана,
И мне другой такой не надо,
Поскольку есть уже одна.