Сергей Чупринин

После драки

I

Браки совершаются на небесах, а Луна делается все-таки в Гамбурге.

“Однажды, — вспоминает Александр Проханов в беседе с корреспондентом “Независимой газеты”, — в моем кабинете в конце осени появился ваш сотрудник Лев Пирогов. Он привел с собой застенчивого, очаровательного, тихого человека из издательства “Ad Мarginem”, имя которому Александр Терентьевич Иванов. (...) И вот, робея, этот францисканец, сама кротость, оказался в моей келье. Пирогов нас подружил, повенчал, так сказать, после чего написал у вас статью под названием “Все у них получится”.

Дальнейшее — известно. Прохановский роман “Господин Гексоген”, первое издание которого было отмечено лишь зубодробительной рецензией Игоря Зотова “Сермяжное барокко” в “Ex libris НГ” (11.10.2001), еще только готовился к своему второму рождению, а буйная ватага критиков, предводительствуемых все тем же Игорем Зотовым, уже вышла на тропу пиара.

Черного — по отношению ко всей современной русской литературе, будто бы “пребывающей в глубочайшем кризисе” (Игорь Зотов, 25.04.2002). И белого — по отношению к самому Проханову, в котором не то вдруг оказалось важным, что он выпускает агрессивную национал-коммунистическую газету “Завтра” и раз в неделю непременно говорит нечто людоедское, а то, что охотится за бабочками (как Набоков), и сам (как Святослав Бэлза) бабочку носить умеет.

Дурной пример заразителен, к наемным мыслителям из “Независимой газеты” и, само собою, из “Завтра” присоединились добровольцы, так что диковатая поначалу формула “Вся современная русская литература в дерьме, и только Проханов весь в белом” вскоре запорхала из одной газетной статьи в другую.

Вот Дмитрий Ольшанский, газета “Время МН”, 5.04.2002: “...Масштабная яростная энергия Проханова, много ужесточая его роман, дарит нам знаменательнейший феномен среди тусклой литературной жизни”.

А вот Лиза Новикова, газета “Коммерсантъ”, тоже 5.04.2002: “Для эстетского издательства публикация г-на Проханова была вынужденной мерой на общем блеклом фоне современной словесности”.

И снова, и снова, и еще раз: “Неугомонные девяностые годы — во многом потерянное время для русской литературы, время либеральной букеровской мертвечины... Лучшим русским писателем 2002 года является Александр Проханов” (Лев Пирогов, “Независимая газета”, 11.04.2002); “...“Гексоген”, на наш взгляд, самое примечательное и энергетически мощное произведение на русском языке минувшего года” (Игорь Зотов, там же, 21.02.2002)*.

“Окститесь, братцы!” — воззвали Максим Соколов и Александр Архангельский (“Известия”), Наталья Иванова, Бахыт Кенжеев и Александр Агеев (“Русский журнал”), Петр Алешковский (“Общая газета”), Михаил Золотоносов (“Московские новости”). Но их гневное недоумение — подобно знаменитой фразе “Россия, ты одурела!”, произнесенной Юрием Карякиным в час электорального триумфа Владимира Жириновского, — лишь повысило температурный уровень пиаровской вакханалии, переведя спор вокруг романа в разряд скандального шоу.

А где скандал, где шоу — там уж, разумеется, и телевидение с Леонидом Парфеновым, со скорыми на подъем Ириной Хакамадой и Борисом Немцовым. Пригодился Александр Солженицын, вовремя обронивший что-то про “природную метафоричность” Проханова. Подоспел Юрий Бондарев, веско заметивший, что “последний роман Александра Проханова “Господин Гексоген” напоминает взлетевшую ракету на сером фоне нашей нынешней литературы”. С криком: “Чур без меня не расходиться!” — примчался запоздавший к началу интриги Слава Курицын. Словом, смешались в кучу кони, люди, и все стало вдруг возможно: например, тревожить ради Проханова тени Данте Алигьери (Лев Данилкин, “Афиша”), Гомера (Вячеслав Курицын, “Русский журнал”), Эзры Паунда, а также публично перекрещиваться в черносотенцы, как ополоумевший в воронке информационного смерча Дмитрий Ольшанский...

Или, на манер Артемия Троицкого, преважно толковать про то, что присуждение Проханову премии “Национальный бестселлер” — “событие даже историческое”, поскольку “в ответ на консолидацию капиталистов, фээсбэшников и либералов начинается контрконсолидация людей, которые хотят жить свободно, по совести и не молясь на дензнаки американского происхождения”.

Для того, чтобы картина начинающейся “антидолларовой контрконсолидации” выглядела максимально эффектно, не хватало лишь Саввы Морозова новейшего образца. Ведь, в соответствии с архетипами русского мифотворчества, должен же кто-то приветственным гимном встретить тех, кто мечтает его уничтожить.

Такой Савва Морозов и сегодня нашелся — не молящийся, надо полагать, на дензнаки американского происхождения глава Промстройбанка Владимир Коган отдал Александру Проханову свой голос и, соответственно, премию “Национальный бестселлер”.

В шорт-листе суперзвезд отечественной словесности прибыло. Если раньше он по-пастернаковски (“Нас мало, нас, может быть, трое...”) , исчерпывался именами Татьяны Толстой, Виктора Пелевина и Владимира Сорокина, то теперь, с прибавлением Александра Проханова, материализовался, похоже, давний римейк Андрея Вознесенского: “Нас мало, нас, может быть, четверо...”.

Мне все нравится в этой истории.

Во-первых, она подтверждает, что в жизни по-прежнему есть место чуду и что у каждой, самой забубенной Золушки, если ее, конечно, навестит Лев Пирогов, может появиться шанс проснуться в хрустальных туфельках.

Во-вторых, она свидетельствует о том, что чудеса — дело в наши дни рукотворное. После феерической раскрутки Владимира Путина и пива “Клинское” это — третья у нас в стране, а для отечественной культуры и вообще первая столь наглядная демонстрация пиаровского всемогущества. Теперь-то даже и маловеры будут знать, что из грязи в князи, при грамотном подходе, можно произвести кого угодно — хотя бы и Проханова.

Причем — и на это тоже следует обратить внимание — грамотное втюхивание раскручиваемого продукта, оказывается, не только не предполагает, но как бы даже исключает поиск сколько-нибудь убедительных аргументов. Недаром же никто из писавших о “Господине Гексогене” не потрудился внятно объяснить, чем уж этот роман так хорош. Зачем? Ведь на каждый аргумент может найтись свой контраргумент, и только против лома нет приема. Вот и твердили, вот и твердят, как заведенные, исключительно про “энергетику” (Лев Пирогов, “Независимая газета”), “масштабную яростную энергию” (Дмитрий Ольшанский, “Время МН”), “пассионарность” и “энергетическую мощь” (Игорь Зотов, “Независимая газета”), “совершенно невероятную для российской литературы энергетическую мощь текста” (Леонид Юзефович), его “демоническое обаяние” (Галина Юзефович, “Еженедельный журнал”) и “политический темперамент” (Надежда Павлова, “Культура”), “героику русского вызова” (Владимир Бондаренко, “Завтра”), “бес в ребро... фуе-мое” (Вячеслав Курицын, “Русский журнал”) да еще, когда слов уж вовсе нет, про “невероятное впечатление” (Михаил Трофименков) и “неотступное чувство события” (Валентин Курбатов).

В-третьих, эта история показывает, как легко даже и интеллигентные, вполне вроде бы вменяемые, но непростительно молодые люди — в широком диапазоне от Льва Данилкина из “Афиши” до Галины Юзефович из “Еженедельного журнала”, — поддаются стыдному стадному чувству, без всякой предоплаты рискуя своей репутацией и сбиваясь в толпу ликующих, праздно болтающих, обагряющих руки в (чернильной) крови.

В-четвертых, людям постарше да поопытнее эта история могла бы напомнить и об ответственности за слова, произносимые без оглядки на то, как они отзовутся. Ведь “сюжет усерения” современной русской литературы, которым так технично воспользовались прохановские пиарщики, не Игорем же Зотовым был введен в массовый оборот, и не за Львом же Пироговым потянулась “золотая молодежь” газетно-журнального мира, а — назову лишь одно авторитетное имя — за Аллой Латыниной, которая (ничуть, разумеется, не догадываясь, что готовит фон для воссияния “Господина Гексогена”) убеждающе долго оплакивала “сумерки” и “закаты”, безвременно постигшие нашу словесность.

В-пятых, эта история хороша еще тем, что роли всех ее участников впервые с беззастенчивой наглядностью расставлены в правильном порядке. Сначала, как на современных афишах или в титрах сегодняшних ТВ-программ, выведено крупно автор идеи (ну, предположим, предположим, это Лев Пирогов) и руководитель проекта (Александр Иванов), затем помельче генеральный продюсер (Игорь Зотов) и со-продюсер (Владимир Бондаренко) и, наконец, совсем уж меленько исполнитель, он же автор текста (Александр Проханов).

Можно было бы прибавить и в-шестых, и в-седьмых. Но остановимся. Ибо на повестку дня просится вопрос о заказчике всего сотворенного нашей “золотой молодежью” и ее старшими товарищами.

Поскольку роман А. Проханова повествует, среди прочего, о причастности российских спецслужб к взрывам жилых домов в Москве и Волгодонске и поскольку флагманом пиаровского процесса, вне всякого сомнения, явилась “Независимая газета”, заказчика вычислили тотчас же.

“Специалистам не надо напоминать, кто владеет “НГ” и кто сильнее всех любит версию о взрывах, изложенную Прохановым”, — суховато заметил Михаил Золотоносов (“Московские новости”, 23—29.04.2002).

Имя Бориса Абрамовича Березовского публично не называется никем, но подразумевается, похоже, всеми, и я не стану спорить со стоустой молвою.

Но спрошу: отчего, в таком случае, никто из писавших о “Господине Гексогене” даже и не попытался подойти к роману с инструментарием реальной критики, выделив в нем прежде всего смысловую, публицистическую составляющую и объяснив публике — на манер Н.А. Добролюбова или В.Я. Лакшина, — что роман следует читать не как шаловливое фэнтези, но как грозный обвинительный акт, адресуемый ФСБ, властям, всему путинскому режиму?

Только ли оттого, что традиции реальной критики и превращения литературного текста в эффективное орудие политической борьбы ныне забыты?

Или — рискнем допустить — заказ с самого начала был иным: не усилить, но, наоборот, замаскировать, запудрить, пригасить пропагандистское звучание романа, перевести его в плоскость привычной постмодернистской игры с “метафорами” и “энергетиками”? Ведь, подчиняясь, надо полагать, требованиям не ими затеянной пиаровской кампании, и сам Александр Проханов, и его неутомимый истолкователь Владимир Бондаренко в своих высказываниях о романе осмотрительно огибают все острые углы и горячие точки, охотно говоря о полистилистике, артистизме, все тех же бабочках, — одним словом, о чем угодно, но только не о том, что составляет действительное содержание книги...

Вот и оказалось, что “Господин Гексоген” лег на лотки и прилавки далече-далече от газеты “Завтра” и других изданий непримиримой “духовной оппозиции”, зато близенько-близенько к “Кыси”, к “Голубому салу”, к творениям Б. Акунина и А. Марининой.

Отметив, что “миф “Господина Гексогена” теперь вошел в обойму мифов “массовой культуры”, Александр Тарасов расценил это как “пропагандистскую катастрофу”, поскольку “отныне многомиллионная армия читателей Полины Дашковой и Бушкова вместе с убеждением, что “все начальники — воры и бандиты”, “все менты — беспредельщики и куплены мафией”, “все судьи — взяточники” и т.п., будет верить и в то, что Проханов знает, кто взрывает Россию” (“Новая газета”, 4—7.06.2002).

Соглашусь, но с уточнением, что я-то вижу в происшедшем не пропагандистское поражение, но, совсем напротив, исключительную по своим интенциям победу нынешней власти.

Стране — вот этой самой “многомиллионной армии читателей” — не только ведь подарили еще одного модного беллетриста. У страны еще и отняли — самого, может быть, темпераментного и литературно одаренного обличителя нынешнего “преступного режима”. Еще недавно Александр Андреевич Проханов рисовался публике в облике имперского ястреба, воителя, непримиримого тираноборца, который скорее умрет, чем хотя бы крошку возьмет как у власти, так и у остро презираемого им литературного истеблишмента. И вот поди ж ты, взял, не отвернулся — сначала от сомнительных ласк “золотой молодежи” из “Ad Marginem” и “Афиши”, а затем и от сомнительной премии господ В. Топорова и В. Когана. Его не удалось сломать, зато удалось купить — тиражами, славою, чечевичной похлебкой.

О да, разумеется, Проханову и сейчас никто не мешает живописать “силиконовые груди Матвиенко” и “пышные бедра Касьянова” или кричать “в лицо Путину, что он предатель, — пускает американцев в Среднюю Азию, отдает Россию в лапы НАТО, отталкивает Беларусь, гробит русский флот и Космос” (“Завтра”, 2002, № 25). Но только — в глазах “многомиллионной армии читателей” — вера этим крикам не та уже, как не та теперь вера и опасной гипотезе о том, что это Кремль, оказывается, руками наиболее доверенных фээсбэшников взрывал по ночам жилые дома в Москве и Волгодонске.

То, что претендовало на роль компромата и было, по крайней мере, провокацией, прочтено и прочитывается как чистейшей воды вымысел — столь же пряный и столь же пропагандистски безвредный, выхолощенный, как и предположение Владимира Сорокина о гомосексуальной близости Сталина с Хрущевым.

Было — вся кровь политики, стало — пся крев ненаучной фантастики, массовой культуры, шоу-бизнеса. А в массовой культуре, по определению, мин нет. Все обезврежены.

Как обезвредили, перевели из контекста криминальной политической борьбы в контекст экстремальной артистической фронды и самого Александра Андреевича Проханова.

Подальше от Макашова и Зюганова, поближе к Сорокину и Бреннеру — путь, что ни говори, славный.

И здесь самое время вспомнить, что в параллель с “Операцией Гексоген” весною 2002 года шла операция по обезвреживанию и компартии, ее думской фракции. Причем, в отличие от Проханова, которого по лишнему билетику пропустили-таки в артистическую тусовку, Геннадию Селезневу, Светлане Горячевой, Николаю Губенко, еще нескольким узнаваемым “лицам КПРФ” ничего нового не посулили. Лишь гарантировали, что в обмен на партбилеты за ними сохранят должности, привилегии, влияние.

И этого оказалось достаточно.

Александр Андреевич, разумеется, вознегодовал: “Сегодня компартию уничтожают сложными технологиями, именуемыми “организационным оружием”.

Откалывают “партийную аристократию”, пораженную перерождением, повенчанную с режимом, не мыслящую себя без привилегий, думских комитетов, губернаторских кресел. Эту “элиту” в гримерных администрации Путина подкрашивают, делают смазливой, показывают народу как самую просвещенную, интеллигентную часть партии, противопоставляя ее угрюмым и скучным консерваторам” (“Завтра”, 2002, № 25).

Это правда. Как правда и то, что смазливым в это же самое время делали и самого Проханова.

Зачем убивать, ломать через колено, преследовать всей мощью государственной машины, когда можно просто купить?

Ведь купили же — в дни, когда Проханов получал “Национальный бестселлер”, а Селезнев выбирал между партийной дисциплиной и постом четвертого лица в государстве, — “Общую газету” у Егора Яковлева. Он морщился, негодовал, никак не мог запомнить фамилию перекупщика, но факт остается фактом: одной из последних в стране газет демократической оппозиции больше нет. И — процитируем Людмилу Нарусову: “...Я не понимаю, чего жалуется Егор Яковлев, ведь ему никто руки не крутил! Он сам все продал после полугода торговли! Как девушка, которая сама уступила мужчине, а потом кричит об изнасиловании. Тем более что он же не приватизировал право на свободу слова!” (“Новая газета”, 24—26.06.2002).

На месте проданной “Общей газеты” появится другая, и будет она, охотно допускаю, очень даже ничего себе, но в одном можно не сомневаться: оппозиционной она не станет.

Впрочем, похоже, что на оппозиционность в нашей стране спроса вообще больше нет. Она вышла из моды — вместе с национальной самокритикой и протестными настроениями.

Кого — в Думе, в радио- и телеэфире — ни послушай, кого в газетах ни почитай, всеми (уточню — почти всеми) владеет чувство более или менее глубокого удовлетворения, а замечания и претензии, если они все-таки возникают, носят исключительно конструктивный характер и вполне могут быть учтены в процессе окончательной доводки того или иного властного решения.

Парламентарии, журналисты, литераторы — все те, словом, кто еще пару-тройку лет назад обдумывал проекты создания в стране гражданского общества, от властей по определению не зависимого, охвачены ныне энтузиазмом соборного государственного строительства, и уже не кажутся экзотическими, уже не изумляют слова, например, модного петербургского беллетриста Павла Крусанова: “...Собственно интеллигенцией следует считать лишь ту ее часть, которая в данный момент состоит на службе государства и выполняет его заказ. Остальные — в запасе. Иные формы существования интеллигенции в принципе могут рассматриваться как незаконные воинские формирования” (“Нева”, 2002, № 6).

То, как умело наша власть обращается с “незаконными воинскими формированиями” российских интеллигентов, мы знаем. По опыту событий, случившихся, скажем, вокруг “старого” НТВ. Но власть у нас, дай бог ей здоровья, нынче и вменяемая, и обучаемая, что показал сюжет со “старым” телеканалом ТВ-6. Начали, как водится, грубо, с тычков и зуботычин, едва не спровоцировав очередной выход интеллигентских масс на Пушкинскую площадь, зато закончили цивилизованно: перекупкой или, сохраним корректность, предложением, от которого команда Евгения Киселева не смогла отказаться.

Как и Проханов, как и Селезнев, как и Егор Яковлев.

Но Березовский, скажете вы, Березовский!..

А что Березовский?

Если он действительно, как предполагают, заказывал (и оплачивал) раскрутку романа “Господин Гексоген”, то эту операцию никак нельзя не признать проваленной с блеском. Очевидно выиграла власть, артистически обезвредившая компромат потенциально большой разрушительной силы. А оппозиция, этого самого компромата лишившаяся, столь же очевидно проиграла.

Березовский, о проектном даровании которого на Руси слагают легенды, на этот раз дал маху.

Но маху он, похоже, дает всякий раз — с тех пор, как убыл в Лондон для того, чтобы возглавить (и профинансировать) всех непримиримых и неукрощенных.

Ну, в самом-то деле.

Фильм “Покушение на Россию”, продюсером которого он выступил, оказался на удивление неубедительным.

Телеканал ТВ-6 был на удивление легко выпущен из рук.

“Независимая газета” и “Коммерсантъ”, где Березовский сменил главных редакторов, во-первых, заметно поплошали, а во-вторых, ведут себя на удивление смирно, будто руководствуясь тем же государственническим пафосом, что и не скрывающие своей пропутинской ориентации “Известия”, “Газета”, “Комсомольская правда”, “Труд”, “Российская газета”, “Время новостей”, “Московский комсомолец”, иные многие.

Единственное, что позволяют себе в последние месяцы “Коммерсантъ” и “Независимая газета”, — это интервью с Борисом Абрамовичем, но и интервью эти с каждым месяцем становятся все более вялыми, не выходящими, во всяком случае, за черту смутных угроз и пифического красноречия.

Что еще?

Журнал “Колокол”, затеянный по-герценовски в Лондоне, делается вызывающе непрофессионально и столь же вызывающе беззуб (или, может быть, лучше сказать — беззвучен).

А про партию “Либеральная Россия”, под знамена которой должны были бы, по идее, собираться все демократически ориентированные критики правящего в России режима, сказать вообще нечего: отстой, полный отстой.

Вот я и думаю: как любой человек, Березовский, конечно, имеет право быть бездарным. Но ведь не во всем же!

Или, думаю я, ему (или кому-то, кто за ним) как раз и нужно, производя впечатление абсолютно бездарного или абсолютно беспомощного, раз за разом проваливать всякую антипутинскую акцию, успешно дискредитируя саму идею гражданского противостояния властям в глазах тех, кто пока не состоит на службе государства и пока еще не ликует, выполняя его заказы?

Я отнюдь не настаиваю на истинности этой версии.

Более того. Как человеку, терпеть не могущему разговоры про всякую там закулису, конспирологию и руку то ли масонов, то ли Лэнгли, то ли Кремля, мне эта версия глубоко неприятна.

Но ведь надо же как-то объяснить несомненное потепление общественно-политического климата в стране. “Яблоко” кислит, но оскомину у администрации больше не вызывает. СПС во всю свою креативную мощь ищет поводы еще разок солидаризироваться с президентом. Правозащитники — после пресловутого Гражданского форума — будто в рот воды набрали. КПРФ парализована. После перепрофилирования отчаянной ТВ-6 в миролюбивую ТВС и остановки “Общей газеты” оппозиционность на медийном рынке позволяет себе только “Новая газета”, да и ту недавно пообещали обескровить судебными штрафами. И даже Проханова, как мы видим, переквалицировали в художники слова. Словом, с политической борьбой, с двигательным и вроде бы непременным конфликтом между обществом и государством, все у нас сегодня по Александру Твардовскому: “...Обозначено в меню, а в натуре нету”.

На то же место, где могли бы собраться и испытать чувство локтя как нынешние политические диссиденты, так и все, у кого расхождения с властью носят чисто стилистический характер, уселся (или посажен) Борис Абрамович Березовский, а с ним, знамо дело, не каждый, далеко не каждый россиянин готов слиться в объятиях.

Вот и вспоминаешь невольно, что в Кремле, а в особенности при Кремле, нынче не только дуболомы, но и люди блистательного ума, неуемной фантазии, собаку съевшие на политтехнологиях, готовые и блоху подковать, и подпустить тонкую шутку — вроде той, что принесла Александру Проханову премию “Национальный бестселлер” и нежданную общероссийскую славу...

Все ведь выиграли, не так ли? И Проханов, и его издатель, и вдохновители “Национального бестселлера”, и газетно-журнальная “золотая молодежь”, заявившая о себе как о сильном игроке на медийном поле, и государство.

Все, кроме литературы. Но ведь не литературой же единой жив человек?

* Тот самый “Гексоген”, который тот же самый Игорь Зотов четырьмя месяцами ранее определил как “еще один, но сильно раздутый политический фельетон, на которые он (А. Проханов. — С.Ч.) так горазд в передовицах своей газеты. Но <...> роман, написанный — весь без изъятий — в этой форме, разваливается на глазах” (“Сермяжное барокко”).