|
Андрей Рево
Источник тихих сумасшествий
Андрей Александрович Рево’ родился в Москве в 1950 году. Учился в музыкальной школе-десятилетке им. Гнесиных, после школы — в МАТИ (Московском авиационно-технологическом институте). Работал экскурсоводом в Уголке им. Дурова. Позже, получив диплом дирижера-хоровика, был солистом Росконцерта. В 90-х годах работал с ансамблями старинной музыки (Гос. классической капеллой, ансамблем «Мадригал», Коллегией старинной музыки Московской Консерватории). С 1998 г. живет в Германии.
* * *
Идея хорового пения ужасна
Что может быть порочней групповухи
духа
Особенно когда ансамбль однополый
Вот если раздвоиться растрои’ться
Расчетвериться раздесятериться
Тогда другое дело
А уж так
Меня вы не просите не просите
Со сцены петь мужским похабным хором
15 июня 2001
* * *
Вон муха спит — поймай её скорей,
кулак жужжащий к уху приложи.
И ты представишь, как над сном полей,
круша границ и мнений рубежи,
несётся сумасшедший самолёт
к прекрасной цели, где его никто...
и к мудрой цели, где его никто...
к дурацкой цели, где его никто...
к мильярду целей, где его никто...
Никто, и никогда, и нипочём
не ждёт, не ждёт, не ждёт, не ждёт,
не ждёт...
А он к ним всё стремится — молодец...
...Да отпусти ты муху наконец!
28 мая 2001
* * *
Брожение восточной крови
унять, что взрыв накрыть салфеткой.
Вот и сошлись морщиной брови.
И остаётся в хвори едкой
писать стихи «от головы»,
пасть духом иль податься в барды
под картой бледною Москвы
на скосе мюнхенской мансарды.
25 июня 2001
* * *
Мой мозг, впадая в летаргию,
мне завещал цветные сны
про чёрно-белую Россию,
про домотканые штаны,
про печку в тёмной пятистенке,
про вечно серые коленки,
про новое политбюро
и в попе белое перо...
Ах, эту память бы очистить!
Порвать и скомкать эту нить.
Чтоб ценности переосмыслить.
Чтоб мысли переоценить...
26 июня 2001
* * *
...И вся-то канула любовь
под талый снег замоскворецкий —
заобморочный, рыжий, резкий,
утробным веяньем ветров
брезгливо брошенный на бровках
нетронутых лопатой троп,
где лепестки озябших стоп
в собачьих вязнут заготовках
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Послушай, милая, со мною,
печально плечи опустив,
как выпевается весною
наш ностальгический мотив.
4 июня 2001
* * *
Мне хладный хаос — мирный дом.
Мне Космос близок и понятен.
Я в нём, как в ласковой кровати,
чист и спокоен. Жив я в нём.
Но на немыслимой Земле,
в антропоморфной жёсткой жути,
в кровавой копошась золе,
(где лозунг, где?..
Ах вот он — Путин!..),
что ж ты не радостен, жилец...
Что ж вянут лица (или маски?),
внимая вновь, как царь-отец
свои рассказывает сказки?
18 июля 2001
* * *
Опять страда в мозгу моём —
раздолье вспаханных империй,
где сытый тучный чернозём
ценнее выспренних материй.
Нам что’! — скотина да дрова,
и в наших мыслях нету крена
ни в политеса кружева,
ни в преклонение колена.
И вновь я — только фанфарон —
осёл, невежа, боров, кочет...
...И мой сутулый телефон
ночами больше не стрекочет.
12 июня 2001
* * *
Кому-то сладостно поёт
ручных планет картавый шёпот.
А мне покою не даёт
небесных сфер тяжёлый грохот.
Так вывихнут косой размах
ушей, стремящихся к орбитам
вселенским, что не в бровь, а в пах
спокойно, нагло, деловито
колотит стойко — вновь и вновь —
эбеновая эта бита
ночного скрежета миров,
скользящих по оси корявой.
И кажется: чугунной павой
хронически встаёт со славой,
в цехах жестяночных звеня,
скрипя комбайном на покосе,
визжа в победном опоросе,
пугая простотой лица,
страна моя — бессонница.
22 июля 2001
* * *
Пыхти-пыхти, мой пароход,
по жиже мюнхенских осадков,
теряясь в сумраке пустот
меланхолических припадков.
Пыли-пыли, мой паровоз,
в заочевидные просторы,
маши оладьями колёс,
труби в ноздрей златые поры.
Плыви-плыви, мой парашют,
скользи по плоскости наклонной
от точки там до точки тут,
буравя сгустки прозы томной.
Лети-лети, мой параной,
мой шизофрень, безумий мой,
везувий мой, мой мезозой,
в мой неизбежный лепрозой.
20 июля 2001
* * *
Утро красит нежным светом
стены древнего ратхауза*,
отчего в мозгу поэта
наступает менопауза.
Право, где уж тут поэту
по старинке ли, по-новому
на стихи настроить эту
звонку лиру Аполлонову...
И нутро по башне сверили
сыновья литературы...
Зарастают пылью в келлере**
Аполлоновы бандуры.
20 июня 2001
* * *
В душе моей полнейшее ку-ку.
Талант ли там валялся или конь?..
Какую в ней ни шевельни строку,
струну какую жильную ни тронь —
всё порвано в чертям. Руины слов
перемешались с острым нотным ломом.
И самые основы всех основ
конфузно я стреляю по знакомым.
Зато мой ясный взор по-детски чист,
и светел я, как звонкий лицеист,
не потому, что я такой артист,
а потому, что строй высок, как свист.
В зените я! И нежно там пою —
уже совсем без докторов и клиник...
...Ты только мне нетронутость мою
в вину не ставь.
Уж лучше в холодильник...
16 июня 2001
* * *
Я вышел в розовых кальсонах
на опереточную сцену.
Мечом дамасского картона
пронзил фанерную гиену.
Козлетонально, сладко, мило
завёл про огненные очи.
Мол, нету молодецкой мочи...
Мол, нерест пенится, как мыло...
Вот тут — при всём честном народе —
внезапно весь народ стошнило.
А сам я — только на подходе...
19 июня 2001
* * *
Не отрицаю: очень хороши
мои слова о чести и отчизне...
Но ты меня уж лучше придуши,
чем без конца цитировать при жизни!
21 июня 2001
* * *
Не приведи Господь поэтом стать,
владеющим к тому ж литературным,
обременительным невероятно вкусом!
Вот где источник тихих сумасшествий,
депрессий, самокритики порочной,
кровавых шишек от биения о рёбра
неповторимых, хрупких, точных звуков...
Нет — в графоманы! —
только в графоманы!!!
Под юбку пышную
к блестяще-скудоумной —
дородной, царственной, воинствующей
Музе
с торжественной улыбкой на устах!
Чтоб, заливаясь творческим румянцем,
бежать косой трусцой на пьедесталы
столь вожделенных
романтическому сердцу
нетронутых сомненьем клубных сцен
и, так легко, так чисто наслаждаясь,
читать, читать, читать, читать, читать...
Пока не вынесут на ласковых руках
поклонницы, зардевшись от восторга,
шепча в экстазе: «Ах, какой самец!!!»
29 июня 2001
* * *
Не спишь? Уж встала ты, кудрявая моя?
Ну что ты плещешь телом под халатом...
Пожалуй, я б не выдержал и дня,
каб не уверенность, что магия твоя
давно открыта Вольтом и Уаттом
и двигает прогресс, в цехах звеня.
Однако мне сказал один анатом,
что женщина, скорее, мирный атом,
и тут бессильна скепсиса броня.
30 июня 2001
* * *
И снова мирная мигрень
перерастает в аллергию...
Что мне готовит новый день?
Гертруду, Зульфию, Марию?..
Уже сулят мне «а-та-та»
любви прекрасные моменты,
и медик с миною мента
свои несёт медикаменты.
Он полон мрачной простоты
и с психотропными на ты.
Морозной твердью налиты
его бобровые черты...
13 июня 2001
* * *
Я сегодня такой холостой...
И такой относительно трезвый...
В организме венозный застой
спровоцирован волей железной...
И опять провиденьем дурным
мне подносится в виде подарка
детский щебет, висящий, как дым,
над поляной застывшего парка.
25 июня 2001
* * *
Разомкнутость ступней,
локтей, ушей, извилин —
предмет простой — ей-ей —
мы это проходили.
Но мнится иногда:
в просветы, швы и щели
сочится мёд стыда
и оседает в теле...
25 июня 2001
* * *
Незатухающим рефреном,
звучащим терпеливо в нас,
холодной судорогой глаз,
по нежилым скользящих стенам,
копейкой, пфеннигом презренным —
всей тусклой медью, что Мидас
не обратил в угрозу ценам,
Софоклом, Фрейдом, Диогеном,
поленом, креном, тленом, пленом,
гематогеном, Чемберленом,
последним геном сокровенным
и вознесеньем на Парнас —
в прошедшем, в будущем, сейчас —
не заменить родную руку
подруги, что с лицом смиренным
вам подаёт селёдку с луком,
а вслед за ней — сосиску с хреном.
Что с постоянством неразменным —
хоть гром, хоть град, хоть дверь с петель,
вам кофе принесёт в постель.
Что вас и ласково и ловко,
не отрывая от еды,
всегда погладит по головке,
нашепчет милой ерунды,
облобызает, обоймёт
и даже стих дурной поймёт!
27 июля 2001
* * *
...И было б чувств — не более чем пять;
и было б сердце безнадёжно пусто,
когда б не блажь — себя отождествлять
с чудовищной наивностью искусства...
дек. 93
* * *
Из полночи пустой,
без видимых причин,
поскольку темнота
плотна и недвижима,
я вынес сквозь кордон
отчизниных кручин
сквозной летучий шлейф
эфирного жасмина.
Чтоб тут — у трапа сна,
где зрение и слух
разучивают вновь
пассажи светотени, —
смешались — мой жасмин
и тонкий нервный дух
баварской, всеземной,
космической сирени.
23 июня 2001
* * *
Что ж это — кризис, или просто блажь?
Каким теслом содрать с себя коросту
менталитета... Вот он — жребий наш:
и брюки и отчизна не по росту.
Какого б я не выерзал огня,
черным-черна моя в России ниша.
И отвернулся Космос от меня.
И Бог стихов моей рукой не пишет.
17 окт. 96
Песенка
Что российскому изгою милой родиной дано?
— Паранойя, паранойя, паранойя, парано...
На чужбине обретённой за спиной слыхали ль вы
заговорщицкие звоны завербованной листвы?..
15 июня 2001
* * *
Если честно признаться, всегда хотелось
из опошленных схем и правил выпасть,
и руля своего направить лопасть
сам не знаю куда, чтоб иную участь
испытать, пока не настигла старость.
Не особо надеясь на божью милость,
не без риска скатиться в любую пропасть
и пропа’сть ни за’ што ни про’ што, парус
я бы выбрал, пусть и дырявый малость,
но готовый принять и ветра шалость
и шального солнца остервенелость.
Я признал бы, что не корысть,
но смелость
проявила б ты, если бы пыталась
не отстать в пути, плюнув на усталость
и, порой, судьбы непроходимость.
Я б отметил, что нас отнюдь не сытость
заставляет совать в желудок гадость,
от которой бы кошка застрелилась,
а в мозги пихать такую мерзость,
что — прощай навеки и ум, и трезвость.
Я сказал бы ещё... но тут мне голос
изменяет: мол, что бы ни случилось,
но, в конце концов, за душой осталось
кое-что, что не имут ни зуб, ни фаллос...
Если вдуматься, наши потери — малость
перед тем, что ещё мы способны
сделать-с.
25 июля 91
* * *
Где грубый запад, где цветной восток,
и что меж них? —
Дыхание в дыханье —
бежим ли в общей сутолоке ног,
лежим ли в безоглядности братанья —
тотальное смешение кровей
встаёт столбом искрящегося пара.
Но каждому своя тропа первей,
и дружка дружке не семья, не пара
не стая, не отара. Никогда
друг друговы мотивы не прияты.
И только лес да поле без труда
ложатся в грудь прозрачным
слоем мяты.
22 авг. 2001
Мюнхен
* Ратхауз (нем.) — ратуша.
** Келлер (нем.) — подвал.
|
