|
Инна Лиснянская
Старое зеркало
Искажение
Как меж пальцами вода или песок
Утекает наше время между строк
О различных в этой жизни зеркалах —
О твоих чёрнорябиновых глазах,
Об озёрах, о наблещенных полах,
Медных трубах, самоварах и дверных
Медных ручках, — я надраивала их
Мелом школьным во стена’х моих родных,
Порошком зубным любила протирать
Шар из никеля, венчающий кровать,
Чтоб глядеться, и себя не узнавать
В медных ручках, в самоварном серебре,
В спальном никеле и в лужах на дворе,
Даже в горнах пионерских на заре.
Парафиня жёсткой щёткою паркет,
Разве думала тогда я, что поэт —
Тоже нечто, отражающее свет
С допустимым искажением, где мир
Расползается. Но не протёрт до дыр.
27 августа 2001
* * *
Прежде уменье в себя всмотреться
Давало мне, как ни странно, способность
Понять своё и чужое сердце,
Увидеть лица’ и вещи подробность,
Границу меж зеркалом и стеклом,
Меж точкой зрения и углом.
Движется мысль по морям и рощам,
По облакам, по камням безучастным —
Чем больше контакта с целым и общим,
Тем меньше связи с личным и частным, —
Уже от себя я отчуждена
Дорогой от зеркала до окна.
Более я не предмет в предмете,
Не вижу морщин — ни своих, ни моря,
Ни птиц на ветвях, ни лягушек в кювете,
Ни своего, ни чужого горя,
Ни своего, ни чужого лица —
Так наступает пролог конца.
10 июля 2000
Саламандра
Зеркало вконец с ума сошло,
Если отражает
Не окно, где русское село
И где клён пылает,
А окно, где позабытый вид
На’ море и время,
Где под мрамором кариатид
Многобожье племя.
Рдеет древнегреческая кровь
В жилах олеандра,
Возле моря, где обильный клёв,
Пляшет саламандра...
Что ей, не сгораемой змее,
Век или минута?
Что ей на проточной чешуе
Радуга мазута?
Саламандра, ящерка, змея,
Зажигалка молний.
Что ей, знойной, родина моя
С лёгкой колокольней?
Что ей в том, что жизнь моя не сон,
Что в стекле недужном
Легковейный клён мой заслонён
Олеандром душным?
Что ей, возрождаемой огнём,
Перемена кадра?
В сумасшедшем зеркале моём
Пляшет саламандра.
24 августа 2001
* * *
Вечности не наскрести по сусекам.
Верная календарю,
С ветреным зеркалом, как с человеком,
Случается, говорю:
Нету отечества у пророка,
Родины — у любви,
Мне хорошо, что я одинока —
С места меня не сорви.
Это последнее в жизни место,
Где я ещё живу, —
Перемежая пиано и престо,
Трогает ветер траву.
Мелкое солнышко — крупный лютик,
Лампочка на столбе
Оповещают: добрые люди
В гости идут к тебе!
Кто бы ни шёл, отворю ворота,
Чай предложу попить.
Но говорить ни о чём неохота —
Не о чем говорить.
26 августа 2001
Без меня
Комната моя четыре на три,
Два окна и зеркало одно,
Без меня в нём, как в застывшем кадре,
И поверхность бытия и дно
С тем, что взято мной и мне дано.
Взято — книги, стол, компьютер, лампа
Дореформенного образца,
С ликами святых два изразца, —
Ведь икона не боится штампа,
Как боится зеркало лица.
А дано: в кувшине анемоны
Анемичные и пылкость роз,
У которых сходные законы —
Жизнь свою не принимать всерьёз
И сходить без жалоб на износ.
Без меня спокойная картина
В зеркале, но лишь возникну я, —
В нём тревожно, взвинченно, пружинно,
Будто человек и есть пучина
Между дном и небом бытия.
28 августа 2001
Монолог зеркала
Под стеклянной кожей
Есть во мне душа.
Я стою в прихожей,
На окно дыша, —
Но в открытом настежь —
Перспективы нет,
Потому что застишь
Ты мне белый свет.
За тобой — ни сада,
Ни теченья дня...
Что же ещё надо
Вызнать у меня?
Взгляда не отбросишь
От меня вовне,
Да ещё подносишь
Ножницы ко мне!
Предо мною щёлкать
Сталью прекрати,
Пусть завесит чёлка
Буркалы твои! —
Чтоб не вопрошали,
В чём моя вина,
Чтоб не иссушали
Душу мне до дна.
Вспомни, — от Нарцисса
И родник усох.
Мысль бежит, как крыса
С тонущих эпох.
29 августа 2001
Паутина
Днём наблюдает за мной, ночью копирует сны
С тьмою моих грехов, с проблесками вины.
Ну а сегодня стекло запаутинено сном,
Где я — палач и жертва в лице одном.
Больше всего я двойственности боюсь,
Вот и мерещится мне, что никак не проснусь,
А между тем со страхом сухим во рту
Первой попавшейся тряпкой зеркало тру,
Да паутина к тряпке не пристаёт.
10 сентября 2001
Ностальгия зеркала
1
Полуживое существо,
Но много помнит, и бывает,
Что место детства моего
Мне зеркало изображает:
Баку. Песчаные холмы
И жёлто-серый холм верблюда,
В тарелках — холмики долмы —
Моё излюбленное блюдо.
Баку. Его нагорный край.
Цветёт кизил, багрянец сея.
И там, где караван-сарай,
Кровавый след шахсей-вахсея.
Внизу иной пейзажный пласт —
Сирень, и море, и торгпредство,
И что такое есть контраст
Усвоено, пожалуй, с детства.
Дома Европы здесь, где порт,
Домишки Азии в нагорье,
Один на всех — лишь ветер-норд,
Мазутом веющий и морем.
Под тяжестью кариатид
В венецианское окошко
На море девочка глядит,
А в нём иных планет окрошка.
Бульвар и Шихова Коса.
Волна меж жизнью и меж смертью.
Сейчас у зеркала глаза
Расцвечены хвалынской нефтью.
Стеклу не надо вспоминать, —
Кто вспоминает, тот не помнит.
Ещё со мной отец и мать
И парус странствия не поднят.
Ещё меня не мучит грусть,
Что станет родина чужбиной,
И лишь кариатиды груз
Слегка мою сутулит спину.
2
Чем дольше нахожусь вдали от места,
Где выросла, где улицы узки,
Тем реже нахожу себе я место
Свободное от въедливой тоски.
Она в меня, как соль морская, въелась,
И как от грецкого ореха сок,
Когда он зелен. А что морем пелось,
То утекло в береговой песок.
А то, что от песка того осталось,
В песочные часы перетекло,
А может быть, всему виною старость
И севера туманное стекло.
3
Тёмный день ноября — ни родины, ни чужбины.
Тёмный день ноября — ни следствия, ни причины.
Болен день глаукомой — где облако, где чалма?
Я не знаю, где дом мой и где я сейчас сама.
Тёмный день ноября ещё не подсвечен снегом,
Этот день ноября ещё не замечен в неком
Расслоенье эфира — на белый и голубой,
В раздвоении мира на берег и на прибой.
Сквозь дождя пелену, сквозь плёнку дождя парного
Я не вижу страну, где сказала первое слово,
И не то чтобы моря, не вижу и рыбу в тазу,
В чьём серебряном взоре весь мир похож на слезу.
Нет, вернее, слеза подобна рыбьему глазу.
Нет, сегодня нельзя войти мне в ясную фазу,
Чтоб увидеть сквозь слово, коль так непрозрачен день,
Свет пространства былого и давнего времени тень.
Тень легла под глаза, из которых один незрячий.
Не поднять паруса, да и мускулы не напрячь, и, —
Мне не то чтобы моря, — и дождика не рассечь.
Полумёртвое горе — полуживая речь.
10–12 ноября 2001
В проточном зеркале
Слетают с лип в речной рукав
Отжившие сердечки.
А нет ли приворотных трав
За пазухой у речки?
Пускай меня приворожит
И даст мне хвост русалки,
Пусть в горле песня задрожит
По щучьей по шпаргалке
О том, что мир меня забыл,
Как забываем прочно
Сердечек краткосрочный пыл
На зеркале проточном.
А зеркало, как по руке,
Гадает, упреждая,
Ты опоздала жить в реке, —
Не дева молодая!
И что тебе в речной петле?
Тебя не сила воли
Удерживает на земле,
А сила боли.
25 августа 2001
Гадание на зеркале
Дмитрию Полищуку
Разум гадательным словом занежен —
Привычная русская нега.
Лес перламутровой пудрой заснежен —
Россия не может без снега.
Мягче, белее лебяжьего пуха
Оптический сон перламутра.
Что ж, помолясь, подымайся, старуха,
Тебе ль не известно, что утро
Мудрое время?
К тому же тебе известно
(Не потому что умна, а потому что — опыт),
Что под снегами ленивыми повсеместно
Сердце России энергию бешено копит, —
А вот во благо себе или в убыток
Предугадать не силься, не морщь морщины, —
Это тебе не в сугробе солнечный слиток,
Это тебе не в державных часах рубины.
12 декабря 2001
* * *
Зеркало, видимо, слишком устало,
Хоть и напротив апрельских рам.
Видимо, всё, что о мире узнало,
Старое зеркало порассказало
Мне, чтобы я рассказала вам.
Мне бы ещё говорить лет десять
Вам про любовь и прочую муть...
Но и слезы’ уже не сморгнуть
Зеркалу. Уж не пора ли завесить
Да и рассказчицу помянуть?
10 июля 2001
* * *
Отжелтевший денёк всё короче,
Всё тревожней предснежный туман,
И последняя бабочка ночи
О светящийся бьётся экран.
Почему-то в осеннюю пору
Мотыльковая доля жальчей.
Хорошо, что чужда монитору
Пепелящая сила лучей.
Хорошо, что пыльцового те’льца
Мой компьютер не испепелит,
Хорошо, что мне некуда деться
От всего, что на свет мой летит.
16 октября 2001
|
