Александр Храмчихин

Россия—Запад: зачем мы нужны друг другу?

Впервые за последние 15 лет внешняя политика стала играть в жизни России не меньшую роль, чем внутренняя. Страна, как всегда, оказалась к этому не готова.

Первый президент России занимался внешней политикой в лучшем случае “по остаточному принципу”. Это можно понять — Ельцину надо было создать хоть какое-то государство с хоть какой-то разумной экономикой. Если государства нет, то внешняя политика явно ни к чему. Поэтому Борис Николаевич решал в первую очередь вопросы экономики и внутренней политики. Внешней политикой занимались министры иностранных дел. Андрей Козырев продолжал и “творчески развивал” линию Горбачева—Шеварднадзе. Внешняя политика была “антисоветской”, то есть тот, кто был другом СССР, становился, за очень редким исключением, если не врагом, то кем-то очень подозрительным, а бывшие враги стали как бы друзьями. В результате этой политики были утеряны почти все советские позиции и не приобретено никаких новых. Евгений Примаков попытался вернуться к внешней политике советского образца. Это в новых геополитических условиях было просто абсурдом. Позиции нашей страны в мире еще более ослабли, хотя казалось, что после Козырева слабеть им было некуда. Иванов, бывший замом как у Козырева, так и у Примакова, решил просто “колебаться вместе с генеральной линией”, ориентируясь на президента страны — сперва Ельцина, потом Путина — и не делая никаких упреждающих шагов.

Между тем, Ельцин свою задачу в основном выполнил, построив кое-какое государство из полученного от Горбачева первозданного хаоса. Этому государству внешняя политика стала уже по-настоящему необходима. Во-первых, ее отсутствие создавало реальные экономические проблемы для страны, доходы которой в наибольшей степени зависят от экспорта (энергоносителей), а уровень потребления населения — по крайней мере, в крупных городах — от импорта. Во-вторых, без внешней политики нельзя строить Вооруженные силы, поскольку непонятно, кто у России потенциальный противник, а кто — союзник.

Попытки формирования российской внешней политики показали, что наша страна страдает массой досоветских, советских и даже свежеприобретенных постсоветских комплексов, в том числе мессианским комплексом. В течение всей своей истории Россия (СССР) считала себя носителем какой-нибудь исторической миссии. Ради этой миссии она всегда готова была пожертвовать собой. Различного рода “союзники” всегда получали от нашей страны во много раз больше, чем давали ей.

Идея “славянского братства” и “союзнический долг” перед Антантой довели Россию в 1917 году до беспрецедентной исторической катастрофы. Идеи “мировой революции” и создание “социалистического содружества” привели к еще одной катастрофе, причем только благодаря Б.Н. Ельцину коллапс СССР не перекинулся на собственно Россию. Однако и в новой России пережитки мессианства и слепого следования различным идеям по-прежнему имеют место.

В качестве примера можно привести отношения с Белоруссией. Идея “славянского братства” требует от России оплачивать безумные эксперименты “батьки” над собственным народом. С другой стороны, идея “свободы и демократии” требует дружить с белорусской оппозицией, любимое занятие которой — сжигание российского флага. Если бы Россия следовала не бессмысленным порой идеям, а собственным интересам, она давно занялась бы выращиванием в Белоруссии нормальной оппозиции — демократической и, при этом, ориентированной на единственно приемлемый для нас вариант объединения — на поглощение Белоруссии Россией — по примеру ГДР и ФРГ.

Сильнейшим из всех отечественных комплексов является, конечно, “комплекс США”. Почти весь российский генералитет по инерции продолжает готовиться воевать с США. Либеральная интеллигенция по инерции продолжает смотреть на Америку как на единственный символ свободы и демократии (Валерия Новодворская сказала однажды прямо: “Америка всегда права”).

Профессиональные “патриоты” постоянно заявляют, что со времен Горбачева—Шеварднадзе наша внешняя (да и внутренняя) политика находится под управлением США. По сути, они правы, только с датой сильно ошибаются. Под управлением США наша политика находится со времен Сталина—Молотова, то есть как минимум с 1945 года. С Потсдама (или Ялты?) и до сегодняшнего дня советская/российская внешняя политика представляет собой сумму запоздалых и, очень часто, глубоко ошибочных реакций на действия Штатов. Наша политика страдает патологическим америкоцентризмом, независимо от того, хотим мы понравиться Дяде Сэму или, наоборот, сделать ему максимум гадостей.

Важнейшей составной частью “комплекса США” является непреодолимое желание почти всей российской политической элиты сохранить с Америкой паритет в области стратегических вооружений и никому не нужный договор по ПРО. И это при том, что паритет не только непосилен для нас экономически, но, самое главное, не нужен с военной точки зрения, независимо от того, в каком состоянии находятся наши отношения с США — в “козыревском”, “примаковском” или нормальном.

Даже если у нас останется, например, 500 боеголовок на баллистических ракетах, то хотя бы несколько из них с гарантией прорвут любую ПРО. При этом падение даже одной боеголовки на территории США станет для Америки совершенно неприемлемым ущербом. И не имеет ни малейшего значения, сколько боеголовок будет у Америки — те же 500 или 10 тысяч. Потому что даже одной сотни боеголовок хватит на то, чтобы Россия прекратила свое существование.

Такова чисто военная сторона “паритета”. Есть еще и политическая. Если мы находимся с США в нормальных отношениях, то вышеописанная арифметика не имеет никакого значения, поскольку войны между нами не будет. Если же мы возвращаемся к конфронтации времен СССР, то Россию ожидает быстрый коллапс — сперва экономический, потом государственный. При таком варианте желательно вообще не иметь ядерного оружия — ни стратегического, ни тактического.

Подход к проблеме стратегических вооружений и связанных с ними международных договоров должен быть совершенно другим. Американцы абсолютно правы, заявляя, что договор по ПРО — это пережиток холодной войны. Россия имеет полное право добавить, что все остальные договоры — точно такой же пережиток. Например, договор об ограничении обычных вооружений в Европе, устанавливающий арифметическое равенство в танках, артиллерии, боевых машинах, самолетах и вертолетах между НАТО и Варшавским Договором (!) сейчас, когда развалился не только ВД, но и СССР, а к тому же часть членов ВД вступила в НАТО, выглядит просто абсурдно. Зачем мы его выполняем, когда нам надо усилить группировку на Кавказе?! Полностью утратил смысл и договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. Именно такие ракеты нам нужны для сдерживания Китая и некоторых исламских стран (причем нам хватит ракет “меньшей” дальности, то есть от 500 до 1500 километров), возможности межконтинентальных ракет для этих целей явно избыточны.

Непосредственным продолжением “американского комплекса” является “евразийский комплекс”. Под него недавно даже была создана специальная Евразийская партия. Суть комплекса, или, говоря “высоким штилем”, евразийской идеи, заключается в том, что Россия, расположенная на стыке Европы и Азии, соединившая в себе европейскую и азиатскую цивилизации, обречена на особый, третий путь развития.

Разумеется, с географической точки зрения вся сухопутная граница между Европой и Азией проходит по территории России. Трудно также отрицать факт исторического влияния Азии на развитие российской цивилизации. Тем не менее, нельзя не отметить и то, что любой русский житель не только Москвы, Питера или Смоленска, но и Томска, Хабаровска и Махачкалы по своему менталитету и жизненному укладу является европейцем. Это в полной мере относится к подавляющему большинству граждан России неславянских национальностей, этнических мусульман и буддистов. Более того, ни одна из европейских цивилизаций не смогла настолько европеизировать попавшие под ее влияние неевропейские народы, как российская цивилизация.

Между тем, суть отечественной евразийской идеи сводится, в конечном счете, именно к противостоянию Западу вообще и США — в особенности. Противостоять же надо, по мысли евразийцев, с целью сохранения некой российской “самобытности”, и тем более “духовности”. Поскольку имеется в виду противостояние Европе, то Россия, в случае реализации “евразийского комплекса”, становится в гораздо большей степени Азией, чем она была когда-либо в своей истории, то есть как раз утрачивает свою самобытность. Евразийцы боятся того, что наша страна становится колонией Запада, однако сами, по сути, предлагают сделать ее колонией мусульманских стран и Китая (которые, кстати, между собой не очень совместимы, но колонизировать Россию, разумеется, готовы всегда).

За десять постсоветских лет Запад, конечно, совершил колоссальное количество ошибок в отношении как России, так и других стран, не входивших в его сферу влияния. Однако выбор между Западом и Востоком — это уже не внешнеполитическая проблема. Это принципиальный выбор пути внутреннего развития нашей страны.

По-видимому, мы мучились бы с этим выбором еще очень долго, если не бесконечно. Однако помогло несчастье, причем чужое. После событий 11 сентября перед Россией уже не стоит вопрос — она с западной цивилизацией против азиатской или с азиатской цивилизацией против западной. Вопрос другой — Россия с цивилизацией против варварства или наоборот. Несмотря на то, что более 70 лет в стране у власти было воплощение варварства (лимоновцы не ошиблись, скандируя 7 ноября 2001 года “Сталин—Берия—бен Ладен”), на этот раз страна выбрала цивилизацию. При этом обстоятельства сложились таким образом, что главным борцом за цивилизацию оказались США, которые в последние годы старательно выращивали во многих регионах мира антицивилизационные силы (включая тех же талибов). Поэтому новый приступ российско-американской дружбы оказался вполне естественным. Однако мы с американцами уже дружили и в 40-х, и в 70-х, и в конце 80-х — начале 90-х, но ничего из той дружбы не получилось. Чтобы союз был прочным, а не сиюминутным, надо понять, зачем мы нужны друг другу, то есть чего хочет Америка от России, а Россия — от Америки. Или, грубо говоря, что мы им можем продать и что хотим получить в качестве оплаты.

Как известно, самые прочные союзы возникают на основе общности противников. И надо заметить, что у нас и у Запада противники действительно общие — исламские экстремисты и, как мне представляется, Китай. И справиться с ними (или сдержать их) друг без друга вряд ли удастся.

Если бы к осени 2001 года под контролем талибов было не 90, а 100 процентов Афганистана, то американская “контртеррористическая операция” была бы обречена на провал, хотя с чисто военной точки зрения талибы всегда представляли пренебрежимо малую величину. Одними только бомбардировками варварское государство победить невозможно (это не Ирак и не Югославия), а сухопутная операция силами одних янки обернулась бы для них колоссальными потерями. Более того, поскольку такую операцию пришлось бы вести с территории Пакистана, то это почти наверняка привело бы к исламской революции в этой стране, то есть бен Ладен и мулла Омар получили бы в свое распоряжение ядерное оружие и вполне современные средства его доставки. О дальнейшем развитии событий не хочется даже думать. А именно такого развития событий хотели заказчики сентябрьских терактов (кто эти заказчики — вопрос отдельный и очень интересный, но практически нет сомнений, что бен Ладен был не более чем исполнителем). Однако 10 процентов территории Афганистана удерживал Северный альянс, удерживал исключительно благодаря России и ненавистному для США Ирану. Конечно, Россия и Иран защищали самих себя, но получилось так, что они защитили и Америку, которая внесла значительный вклад в выращивание талибов.

Именно Северный альянс, получив дополнительное “вливание” российского оружия, выполнил роль сухопутных войск США. Сколько “северян” погибло в боях с талибами, никого, конечно, не интересует, ведь для политкорректной Америки афганцы (любые — как союзники, так и противники) — это даже не люди второго сорта. Но именно они разгромили талибов при поддержке ВВС США (а не наоборот!), позволив американцам выиграть войну с минимальными потерями. И именно Россия стала организатором этой победы.

Уничтожение талибского режима, бесспорно, само по себе очень положительный факт, однако никаких принципиальных проблем оно не решает. Проблема борьбы цивилизации с варварством остается. И вновь возникает вопрос о роли России в этой борьбе.

В последние годы выяснилось, что блок НАТО совершенно недееспособен как военная сила. Союзники помогают американцам, разве что предоставляя их войскам свою территорию. Вооруженные силы союзников (за исключением, пожалуй, Великобритании и Турции, бойцы которых, кстати, внесли в победу над талибами вклад, сопоставимый с американским, захватив, например, Мазари-Шариф, с чего и начался талибский “обвал”) страдают теми же недостатками, что и американские, то есть совершенно не готовы нести хоть какие-то потери, зато не имеют их достоинств, то есть мощнейших средств обеспечения боевых действий (связи, разведки, управления, стратегических перебросок и пр.) и гигантского флота, способного вести самостоятельные боевые действия почти любого масштаба, причем не только на море, но и на суше в любой точке планеты. То есть союзники всегда готовы принять защиту от США, но совершенно не готовы воевать за американцев.

У Российской армии со средствами обеспечения тоже, конечно, большие проблемы, с боевой подготовкой далеко не все в порядке, однако она, в отличие от французов, итальянцев или датчан, готова воевать и умеет это делать. У русских это в генах. У большинства европейцев в генах другое (исключение составляют те же англичане и турки, а также немцы).

Перед США в Афганистане не стояла задача постоянного наземного контроля над всей территорией страны или хотя бы над существенной ее частью. А СССР в том же Афганистане и Россия в Чечне решают именно такую задачу, которая многократно сложнее лихих авиационно-спецназовских действий янки. И наши воюют достаточно успешно, имея на порядок меньшие средства (в широком смысле), чем американцы. Если бы российские войска в Чечне имели нормальные средства разведки (например, беспилотные летательные аппараты) и связи, современную экипировку и питание, средства ночного видения как в сухопутных частях, так и на штурмовиках и вертолетах, война в Чечне была бы закончена как минимум год назад (или даже шесть лет назад). У натовцев все это есть, нет только желания воевать. Поэтому ценность для НАТО России очень велика. Она станет основной военной силой блока. Стесняться этого не нужно, этим можно будет гордиться (если, конечно, “все у нас получится”). При этом Россия внутри НАТО сможет предотвращать авантюры типа югославской.

Путин прав, когда говорит, что Россия не будет стоять в общей очереди в НАТО. Он не договорил, что ее должны принять туда вне очереди. Именно в этом случае в существовании блока вновь появится смысл, утраченный с распадом СССР. Только приняв Россию в свои ряды, Североатлантический альянс вновь сможет претендовать на роль защитника демократии в мировом масштабе.

России место в НАТО тоже не помешает. Это автоматически снимет вопрос о том, не является ли этот блок нашим потенциальным противником. Кроме того, отпадает еще одна очень серьезная угроза безопасности нашей страны — китайская. Прагматичные пекинские власти, имеющие к нашей стране солидные (на 1,2 млн. кв. км) территориальные претензии, вполне способны на конфликт с ослабленной Россией, но никогда не пойдут на конфронтацию с союзом, включающим четыре ядерные державы. Следовательно, вопросы военного строительства для России будут решаться гораздо легче, чем сейчас. Кроме того, союз с Западом будет иметь колоссальное психологическое значение именно потому, что это выбор в пользу цивилизации, и, по-видимому, окончательно снимет вопрос о возможности реставрации в нашей стране тоталитаризма в какой бы то ни было форме.

Именно членство в НАТО (для начала в политической организации блока, до членства в военной организации придется пройти достаточно долгий путь) должно стать основной внешнеполитической целью России в ближайшее время. На официальном уровне об этом, по моему мнению, заявлять не следует. Нам надо, чтобы сами попросили, причем приняли без очереди. Кроме того, в награду за наше согласие вступить в блок было бы естественно ожидать, что Запад спишет России советские долги и отменит дискриминационные меры в экономике. Это чрезвычайно принципиальный вопрос, значение которого превосходит все, вместе взятые, договоры об ограничении и сокращении вооружений. В частности, Россия должна быть без всяких ограничений допущена на рынок оружия, в том числе и внутри самого НАТО.

Став членом НАТО, Россия, разумеется, заслужит презрение и ненависть разного рода “борцов за свободу”. (Однако они и сейчас ее не любят). При этом Россия должна будет сохранить особые отношения с некоторыми важнейшими странами Востока (в первую очередь — Ираном, Сирией и Индией), способствуя их интеграции в сообщество демократических стран. В отличие от США, наша страна способна учитывать национальные особенности этих государств, а не навязывать свои стандарты только путем давления или подкупа. С другой стороны, США считают своими союзниками те исламские страны, которые для нас сегодня таковыми не являются, — Саудовскую Аравию и Пакистан. Таким образом, НАТО, членом которого является Россия, может иметь нормальные отношения со всеми странами исламского мира. Не будет нормальных отношений только с террористическими организациями. И в противостоянии этим организациям роль России может оказаться очень высокой, если не решающей.

Как уже говорилось выше, Россия за свою историю достигла наибольших успехов в деле интеграции в свое общество этнически и конфессионально “чуждых” народов. Это стало особенно заметно сейчас, когда в странах Запада мусульман становится все больше и больше, при этом интегрироваться в западное общество они не намерены. Скорее, они намерены сами интегрировать Запад “в себя”.

Поэтому наша страна может стать еще одним (наряду с Турцией, Ираном и Саудовской Аравией) центром ислама — ислама, по-настоящему цивилизованного и европеизированного, представляющего реальную альтернативу консервативным и экстремистским формам этой религии. Особую роль здесь могут сыграть Татарстан и Башкирия. Европеизация этнических мусульман автоматически выбивает почву из-под ног террористов, поскольку их успех возможен только в случае поддержки со стороны хотя бы части местного населения (мы видим это на внутренних примерах — в Чечне террористы имеют поддержку, в Дагестане — не имеют). Таким образом, Россия не только обезопасит саму себя (с чисто военной точки зрения ни одна террористическая организация, как, впрочем, и ни одна мусульманская страна, не представляют для нас угрозы), но и подаст пример как Западу, так и Востоку. Поэтому будет лучше, если руководство страны, вместо чрезмерного увлечения православием, будет максимум внимания уделять отечественному исламу, в первую очередь — развитию религиозного образования — в противовес тем зарубежным учебным заведениям, из которых выходят талибы.

Таким образом, Россия имеет сейчас шанс стать не чьим-то вассалом и не мостом между кем-то и кем-то, а самостоятельным центром силы, имеющим решающий голос во всех мировых делах.

Этим планам, однако, будут очень сильно мешать ветераны холодной войны, — коих более чем достаточно в Москве, Вашингтоне, Лондоне, Брюсселе, — причем занимающие очень высокие военные и политические должности. Кроме того, на Западе вполне может возобладать мелочный, сиюминутный подход, когда кажется, что ближайшая проблема решена, в будущее заглядывать необязательно (а часто просто не по уму) и Россию снова можно начать “ставить на место”. Это тоже будет цивилизационный выбор, только уже не России, а Запада. Последствия такого выбора могут быть трагичны, причем для Запада не в меньшей (а может, и в большей) степени, чем для России.

Главное, что надо будет сделать российскому обществу, — устоять от соблазна вернуться к привычному варварству, то есть к госэкономике (либеральная экономика нужна не Западу, а нам самим, поскольку она значительно эффективнее государственной), и к свертыванию демократии (которая тоже нужна самим). Кроме того, нельзя броситься в объятия хуссейнов-каддафи-арафатов, или, что хуже того, Пекина (тогда старый советский анекдот об ожесточенных боях на финско-китайской границе лет через двадцать станет горькой реальностью). Нас волнуют собственные интересы, и действовать мы будем только исходя из них.

При таком развитии событий создание своего центра ислама становится еще более важным, чем в случае союза с Западом. Кроме того, нашим Вооруженным силам придется готовиться к “обороне по всем азимутам”, и строиться они должны таким образом, чтобы в условиях качественного и количественного превосходства противника иметь возможность нанести неприемлемый для него ущерб, причем противник должен знать об этом заранее (чтобы не было соблазнов).

Такой вариант очень обременителен экономически и чрезвычайно опасен политически. К нему, что очень важно, не готова политическая и военная элита страны, поэтому от нее не стоит ждать адекватной реакции. Можно не сомневаться, что все возможные в данной ситуации ошибки будут обязательно сделаны (это почти национальная традиция) и какая-нибудь из них станет роковой. Вряд ли утешением послужит то, что на этот раз не мы сами загоним себя в очередную катастрофу, а это сделают не обремененные излишним интеллектом западные “демократы” и что им в результате тоже придется несладко. В постсоветский период Россия как никогда близко за всю свою историю подошла к тому, чтобы стать нормальной страной, а не империей зла для собственных граждан. Очень обидно будет упустить такой шанс из-за глупости потенциальных союзников. Тем более что нового шанса почти наверняка не будет.