Олег Кинский
Романовы, которых мы потеряли:
Монархическая идея на XXII ММКФ
XXII Московский международный кинофестиваль был, как и прошлый,
важной пропагандистской акцией. Пожалуй, даже в еще большей степени. Как и
тогда, его открывал премьер-министр, но теперь закрытие удостоил своим посещением
сам президент (причем оба произнесли речи о значении фестиваля и вообще кино
для России).
В этом плане весьма знаменательно, что на его открытии состоялась мировая
премьера фильма Глеба Панфилова «Романовы — венценосная семья». Причем этим
дело не ограничилось: к премьере были разосланы приглашения представителям
семейства Романовых (Николаю Николаевичу и Николаю Романовичу Романовым, а
также принцу Майклу Кентскому); президент фестиваля Никита Михалков произнес
панегирическую речь о фильме и его авторе, а Панфилову вручили приз за вклад
в мировой кинематограф.
Какими бы ни были художественные достоинства этого фильма, для открытия он
был выбран из-за своей темы. Вроде бы не выходя сейчас на первый план в современной
политике и в спорах идеологов, в сфере массовых коммуникаций она тем не менее
является одной из ключевых, активно разрабатываемых и даже активно потребляемых.
Достаточно назвать недавние телевизионные «документальные» сериалы и монологи
Э. Радзинского, освещение в прессе вопроса о канонизации Николая II и многочисленные
книги (в том числе того же Радзинского) о последнем русском царе. Да и Н.
Михалков внес свою лепту в пропаганду монархизма — как выступлениями в его
защиту, так и последним своим фильмом «Сибирский цирюльник» (где сыграл к
тому же роль императора Александра III).
И вот результат — хотя реставраторских настроений в обществе нет (монархические
организации малочисленны и маловлиятельны), однако в историческом плане престиж
царской власти растет. Интересно, что, отвечая на вопрос «Кого из политиков,
возглавлявших наше государство в ХХ веке, вы бы назвали самым выдающимся?»,
респонденты вывели Николая II на четвертое место (после Сталина, Ленина и
Андропова), а у молодежи (в возрасте 18–24 лет) он возглавил список (наряду
с Лениным)*.
Значения, которые связываются с царской властью, у разных групп и слоев разные.
Если для «патриотических» идеологов это прежде всего власть православная,
более того — русская, выдвигающая интересы русских на первый план и противостоящая
западным влияниям, а для Н. Михалкова (претендующего на древность своего дворянского
рода) и членов ряда монархических организаций это прежде всего власть дворянская,
связанная с этим сословием, то для подавляющего большинства населения монархическая
власть сейчас — это просто крепкая и справедливая власть, обеспечивающая процветание
своего народа (то, что это образ идеализированный, сформированный фильмом
С. Говорухина «Россия, которую мы потеряли» и близкими по духу телепередачами,
книгами и статьями в прессе, для нашего обсуждения абсолютно неважно). Для
многих монархическая идея вообще потеряла свою политическую актуальность,
она почти до конца очищена от историко-политических реалий, остались лишь
знаки — моральные (человеческая, благородная) и эстетические (красивая).
Как же вписывается в этот контекст новая лента Панфилова? Неужели за сравнительно
короткий промежуток времени он поменял своих кумиров, и место прозревающей
революционерки Власовой заняли погибающие Романовы? Попробуем ответить на
эти вопросы.
Фильм Панфилова сделан в подчеркнуто документальной манере, манифестируемой
титрами с обозначением места и времени действия, предваряющими каждый эпизод.
Вот как «документальность» фильма акцентировалась в фестивальном пресс-релизе,
в основе которого — предоставленные авторами фильма материалы: «Идея сделать
фильм о трагедии царского семейства посетила Глеба Панфилова давно. Точнее
в 1988 году, когда мэтр работал над фильмом «Мать», ему попались на глаза
документы, связанные с делом Романовых. С тех пор идея сделать картину о семье,
облеченной политической властью, непрестанно развивалась, подпитываясь посещениями
архивов и изучением документов. Пока два года спустя совместными усилиями
совершенно другое семейство: Глеб Панфилов, Инна Чурикова и Иван Панфилов
— не написали сценарий будущего фильма. Доподлинно известно, что точность,
с которой авторы подошли к материалу, достойна музея: кабинет Николая II,
восстановленный в прямом смысле слова по лоскуткам трудолюбивыми художниками
специально для фильма, после окончания съемок был передан музею Екатерининского
дворца». В фильме нет ни внутрикадровой динамики, ни напряжения, задаваемого
ритмом монтажа, напротив, нас ждут длинные планы, статуарные сцены, своего
рода «картинки» из исторического альбома. Нам предлагают не «историю» (в значении
связного сюжетного повествования), а «хронику», «летопись» последних месяцев
императорской семьи, но летопись не столько государственной, сколько частной
жизни**.
Играют актеры профессионально, но без блеска; ничего особенно зрелищного,
«аттракционного» в эпизодах нет, и длинный (почти три часа экранного времени)
фильм довольно монотонен, местами скучен.
По сути дела, политическая сторона остается за рамками фильма — в нем не сказано
ничего хорошего ни о социальном устройстве общества, где в качестве правителя
выступает царь, ни о самом Николае II как правителе; более того, тут он слаб,
нерешителен, не отличается умом и т.д.
Романовскую семью Панфилов подает как средних, обыденных, нормальных людей
(Александр Галибин, исполняющий роль Николая II, очень искусно играет эту
бесцветность, неинтересность). Царское семейство представлено нам как интеллигентная
семья (точнее, как семья интеллигентов) — они, будучи вполне заурядными людьми,
обладая определенными бытовыми недостатками, в то же время не лишены порядочности,
благородства, чувствительности (как любой человек), а в силу этого — человечны.
Досуг царской семьи (а показ его занимает львиную долю экранного времени)
чисто интеллигентский, можно даже сказать обывательский — чтение, разного
рода игры, пение романсов, катание на салазках со снежных горок и т.д. (отказ
от светской жизни и светского времяпрепровождения обусловлен уже тем фактом,
что царская семья вырвана из своего быта и своего окружения, более того, вообще
изолирована, но тем не менее мы видим, что интеллигентские формы проведения
досуга хорошо ей знакомы). Если, по известной поговорке, «короля играет свита»,
то в этом фильме царскую семью играет вся репрессивная система советской власти
(вплоть до Ленина). На этом полюсе фильма мы видим подлецов, лгунов, карьеристов,
убийц — в общем, выродков рода человеческого. На таком фоне Николай и его
семья выглядят как люди замечательные и чуть ли не идеальные.
Может показаться, что это давно известный прием идеологического оправдания
и возвышения. На этом же фестивале в одной из ретроспектив был показан немой
украинский фильм «Два дня» (1927, реж. Г. Стабовой). Там был применен тот
же ход, хотя и с обратной целью. Рисуя эпизод из Гражданской войны в небольшом
городке, создатели фильма представили красноармейцев без всякой идеализации,
ничего не сказав об их целях, но при сравнении со звероподобными, подлыми
и коварными офицерами Белой армии историческая правда большевиков становилась
несомненной.
Вроде бы так же все сделано и в фильме Панфилова. Так, да не совсем. В прямолинейно
пропагандистском фильме Стабового изображаемые события были важны сами по
себе, а у Панфилова, несмотря на претензии на документальность, это метафора.
Показывая царскую семью, режиссер, по сути дела, изображает русскую, точнее,
советскую интеллигенцию (конечно, как ее представляли и представляют себе
сами интеллигенты, то есть как культурных, образованных, порядочных людей
с интеллектуальными интересами). Режиссер делает все, чтобы зритель отождествил
себя с царской семьей, даже финальную сцену расстрела снимает с точки зрения
жертв, так что убийцы стреляют прямо в зрителей — прием, обычно не практикуемый
из-за сильного травматического воздействия на психику зрителей. Как царскую
семью тогда, так и интеллигенцию сейчас (в панфиловской, да и не только его
трактовке) уничтожают чуждые силы. Как и царская семья, интеллигенция страдает
и мучается. Страдания эти абсолютно незаслуженны, никакой вины ни на Романовых,
ни на интеллигенции нет. Вместо того чтобы анализировать причины краха советской
интеллигенции, ее неготовность к действиям в новой политической и культурной
ситуации, авторы фильма пытаются вынести причину вовне, снять с интеллигенции
ответственность и представить ее чисто страдающей стороной.
Как быстро меняется культурный пейзаж! Еще десяток лет назад в «Агонии» Э.
Климова интеллигенция могла говорить о царской власти только негативно и сатирически,
эта власть ничего, кроме отвращения, не вызывала, и вот уже оказывается возможным
идентифицироваться с ней, а власть большевистская предстает тут, напротив,
в коротких, нередко гротескных вставках, стилистически уместных в «Агонии»,
но выпадающих из хроникальной стилистики «Романовых». Впрочем, это характерно
для интеллигенции — представлять советскую власть в качестве своей душительницы;
ново как раз отождествление себя с монархической властью.
Конечно, фильм Панфилова достаточно сложен и многозначен, и вычитываемые мною
смыслы сосуществуют в нем со многими другими; будучи далеко не шедевром, это
все же крепкая профессиональная работа. Но при всех своих специфических особенностях
фильм этот следует духу времени, господствующим в массовом сознании тенденциям.
Поэтому государство и политика оказываются, по сути дела, за его рамками.
Более того, сфера частной жизни дана тут со знаком плюс, а политическая —
со знаком минус. И я не исключаю, что англичанин или швед увидит в фильме
только мелодраму, лишенную всяких политико-идеологических обертонов.
На первый план в «Романовых» выходят семья и кровно-родственные отношения.
И дело тут не в традициях биографического фильма. Западная костюмно-историческая
драма ставит в центр повествования не семью, а любовь, что явно не одно и
то же, а советский биографический фильм был как раз чрезмерно политизирован,
а изображение частной жизни редуцировал до предела.
Дело в том, что сейчас наше общество дистанцируется от политики и стремится
представлять и осмыслять социальные и политические процессы с семейной и родовой
точек зрения. Например (обращаюсь к сфере кино, поскольку именно о нем идет
речь в этих заметках), в сверхпопулярном сейчас «Брате», и особенно «Брате-2»,
в качестве первейшей ценности выступает не близость по взглядам, убеждениям,
чувствам, а именно родство — как кровное (вынесенное даже в название), так
и символически приравниваемое к нему — братство военное (афганское, чеченское),
и даже национальное (герой с риском для жизни «возрождает» и увозит из Америки
русскую проститутку, хотя без колебания «мочит» лиц других национальностей,
если это нужно ему для достижения своих целей).
Таков фильм Панфилова. Но дело не только в нем. Самое интересное — как подобная
работа включается в общий контекст, как подается обществу. Ведь при анализе
идеологических процессов и общественных нравов наибольший интерес представляют
не громкие акции, не резкие перемены фронта (как, например, в случае, когда
автор «Архипелага ГУЛАГ» публично хвалит выпестованного КГБ Путина), а мелкие
«подвижники», неожиданные сцепки, казалось бы, разных идей и мотивов. Вот
и в нашем случае созданный с достаточно сложными целями фильм, скрытая исповедь
современной интеллигенции, «встраивается» в иной идеологический дискурс. Н.
Михалков, адепт «красивого» и «благородного» монархизма, в «Сибирском цирюльнике»
и в издаваемых его студией «ТРИТЭ» сборниках «Российский архив» воспевающий
русских царей, использует его для пропаганды монархизма и сильной верховной
власти, открывая им кинофестиваль. Путин, наконец, и его команда используют
фестиваль (в том числе и фильм Панфилова) для укрепления собственной власти
путем ее легитимации через выстраивание преемственных связей с прошлым — советским
(наследуя традиции ММКФ) и дореволюционным (восхваляя русских монархов), а
также подавая себя как государственных меценатов, опекающих искусство и способствующих
его расцвету.
И хотя на фестивальных экранах демонстрировалось немало ярких и интересных
фильмов (от реставрированной классической «Алчности» Э. фон Штрогейма до модных
нашумевших лент Нагисы Осимы и Цзяна Вэня), думаю, воздействие их на общественное
сознание и общественное мнение будет невелико. Даже закрывавший фестиваль
шоковый американский блокбастер «Идеальный шторм» давно уже отшумел. Социально-политический
эффект «Романовых» гораздо сильнее, и от них еще долго будут идти круги по
воде.
___________________________
* Мы приводим данные репрезентативного опроса
населения России, проведенного ВЦИОМ в январе 2000 г. См.: Дубин Б. Конец
века // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены.
2000. № 4. с. 16.
** Это не означает, что многие сцены и эпизоды фильма не несут символической
нагрузки. Напротив, несут, правда, иногда (что явно не входило в замысел авторов)
они могут читаться и с иным знаком. Так, например, эпизод, когда один из солдат
охраны дает свою кровь для переливания заболевшей великой княжне, может быть
прочитан как свидетельство «кровной» связи монархии с народом, готовности
народа отдать все для блага своих властителей. Но в иной смысловой перспективе
это можно рассматривать как иллюстрацию того, что царь и его семья «сосут
народную кровушку» и являются в полном смысле слова «кровопийцами».
