* * *
Опять мне это мелколесье,
Снежок, струящийся в окне,
И серенькое поднебесье
Напоминают о войне.
Как будто я ещё в начале,
И мне опять это дано, —
Такой пронзительной печали
Я не испытывал давно.
Воспоминание о даче
Накрыли на стол для пинг-понга
За домом в вечернем саду.
Колбаску нарезали тонко,
Ещё притащили еду.
Какие роскошные яства! —
Консервы, картошка и лук.
(В преддверье возможного пьянства
Озноб, потирание рук.)
А зелень пахучая, с грядки
Едва поступила она,
С гостями приезжими в прятки
Сыграла, почти не видна.
В окрестных таинственных рощах
Совсем уже стало темно…
И брали стаканы на ощупь,
И пили сухое вино.
Последние известия
Картинка новых уже времён:
Мельканье пригородного леса
И возвращающийся ОМОН
Из Грозного или из Гудермеса.
Сквозь ожидание без конца
Перрон, где чувства никто не прячет,
И в кадре женские два лица —
Одно смеётся, другое плачет.
* * *
Остаётся полчаса.
Для судьбы не так уж мало.
Рёв турбины. Полоса.
Роща в залежах тумана.
Выработали ресурс.
Предназначены к списанью.
Но опять легли на курс
В раннем небе над Рязанью.
* * *
Так в августе ночью бывает всегда! —
Пока над громадностью ели,
Сорвавшись, внезапно сгорела звезда,
Своё загадать не успели.
Вот так, вероятно, и жизнь промелькнёт
Среди золотого угара,
Истает, как крохотный тот самолёт,
Пропавший с экрана радара.
Старик
Дети-внуки — по делам,
Ранним утром — знай, мол, наших!
Он на месте, старый хлам,
Наугад в окошко машет.
Городской осенний свет.
Дня пустынная громада.
Телевизора, газет —
Ничего ему не надо.
Он сидит, ещё живой,
Сердцем преданно растаяв,
Верный пёс сторожевой.
Ждущий к вечеру хозяев.
Ранения
Раненая рука
Не поднимала шашку,
Позже наверняка
Не удержала чашку.
Раненая нога
Ночью шагать хотела,
Так как была слуга
Вымуштрованного тела.
Острого языка
Позатупилось жало —
Раненая башка
Плохо соображала.
Прощание с другом
Умение общаться за столом,
Вновь подтверждая выучку былую,
Где рюмки не коло’м, а соколо’м,
И жизнь ещё гудит напропалую.
Из дома что-то вытащило нас.
Уже в закат окрашивались дали.
Мы думали: вернёмся через час,
Но сил своих, увы, не рассчитали.
Мы были только чуть навеселе,
Когда ладонью выбив пробку с ходу,
Оставили бутылку на столе…
А водка выдохлась и превратилась
в воду.
Начало войны
Когда в упор ударила беда,
И завопила дальняя дорога, —
Наверно, многим именно тогда
Казалось, что война сильнее Бога.
Людские судьбы сразу же она
Перелопатила и перетасовала.
Любимые исчезли имена
В холодной роще вечного привала.
И каждый догадаться не успел
В дыму, в плену или в окопной жиже, —
Кому какой предвиделся удел,
Кому и что планировалось свыше.
Гибель парашютиста
Разбивается парашютист,
И лежит его бедное тело.
А ведь был настоящий артист
Своего поднебесного дела.
В чём же кроется главное зло?
Ведь не раз выручала умелость!
Слишком долго и скучно везло,
Так, что даже удача приелась.
В результате былая любовь
Нервы заново не щекотала,
И опасность, возникшая вновь,
Для него уже значила мало.
Разрыв
М.Л.
Никак не ждал такого
И не был начеку —
Жена ушла рисково
К его ученику.
И вот в дыму разрыва
Он посмотрел вокруг:
Струился день тоскливо,
Валилось всё из рук.
Зато густела свита
Приятелей теперь,
И женщины открыто
Входили в эту дверь.
Привыкнуть к новой доле
Не смог он и потом,
И говорил о доме:
— Незащищённый дом.
Неузнавание
Не вспомню враз
Сквозь временны’е расстоянья
Ни глаз, ни фраз —
И угадать не в состоянье.
— Не узнаёшь? —
И вздрагивают губы эти,
Почуя ложь
В моём уклончивом ответе.
Ну что ж, ну что ж,
Ведь жизнь по сути на излёте…
— Не узнаёшь? —
И помолчав: — Не узнаёте?
* * *
В стёклах отражена,
Прежняя жизнь двоится.
Длинная тишина
Дома после больницы.
Схлынул недавний зной.
Что-то душа забыла.
Кажется, не со мной
Всё, что случилось, было.
Как далеко уже
Меркнущие зарницы…
Как хорошо душе
Дома после больницы.
* * *
Шли когда-то парочкой,
Смеялись на ходу.
А сегодня с палочкой
По берегу иду.
Над озёрной рамою
Кружит кленовый лист.
Я иду, прихрамываю,
А день осенний мглист.
Рухнувшее зодчество
Разрушенных аллей…
Снова одиночество
Заметней и острей.
Первое полное издание «Мастера и Маргариты»
Как жадно вместе кинулись читать! —
Всего минута минула едва ли,
А проглотить страниц успели пять
И книгу друг у друга вырывали.
Тут телефон ударил в свой черёд,
И к аппарату попросили мужа.
Жена ушла тем временем вперёд,
Он только ахнул, это обнаружа.
Что делать? Хоть страницы вырывай!
Нет, книгу вы, конечно, не порвёте.
(А за окном полуночный трамвай
Позванивал на дальнем повороте.)
Муж уступил законные права
И отступил, но до утра цепляла
Пустая мысль, что нужно было два
Иметь на всякий случай экземпляра.
* * *
Десяток немыслимых лет
Прошёл с того страшного года.
На что мне плацкартный билет —
Моя ветеранская льгота?
Не ведал, что вдруг окажусь
В настолько заброшенной зоне.
Не думал, что так задержусь
На этом пустынном перроне.
Движение осени
Уже сжимает сердце золотая
Вторая половина сентября,
Чеканная, а может быть, литая,
Своей печальной прелестью даря.
Ещё есть время до переворота,
Октябрьский не предвидится разбой,
Но начала осенняя природа
Разбрасываться жёлтою листвой.
…Потом я шёл знакомыми местами,
Где липы, смутно помня о былом,
Обрушивались целыми пластами,
Задетые нечаянным крылом.
Воспоминание о Казимире Малевиче
Я жил в Немчиновке, когда там жил Малевич.
К нему туда Харджиев приезжал.
Когда ты за кого-нибудь болеешь,
Тебя знобит, тебя кидает в жар.
Но дело вовсе даже и не в этом.
Струился за оградой дачный дым.
Мне было семь. Малевич был неведом,
Как мне, так и родителям моим.
Ни чёрного, ни красного квадрата,
Естественно, не знали мы тогда.
Но почему душа сегодня рада,
Что жил с ним рядом в детские года?
Я помню пруд и лодку голубую.
Мальчишки часто наперегонки,
Нырнув с мостков, усердно плыли к бую
(Там были настоящие буйки).
А Лидия Василиевна Чага
(Жена Харджиева) значительно поздней
Зверушек двух, в знак дружеского шага,
Для внучки изготовила моей.
Роза
Голый и этим
Волнующий сад.
Что мы заметим,
Порой невпопад?
Юношу мучая —
Только сорви! —
Рдеет дремучая
Роза любви.
Щёлкнув щеколдой,
Он в доме давно,
Бледный и гордый,
Он смотрит в окно,
Явственно чувствуя
По’рой любой
Это присутствие
Рядом с собой.
Чичиков и Бонапарт
Чичиков похож на Бонапарта —
Тоже с дерзкой думой на челе.
Русская раскатанная карта
Перед тем и этим на столе.
Впрочем, не какая-то двухвёрстка,
А простор, где каждый — словно гость…
Деревушек встреченная горстка,
Будто фишек брошенная горсть.
И лицом, пожалуй, и фигурой
Оба схожи, часто невпопад.
А в двойной усмешке этой хмурой,
Может быть, Калягин виноват.
Воспоминание о разъезде
Узкоколейка-одноколейка.
Неяркий день. Тополей аллейка.
Две чахлых грядки. Пустая лейка.
Тот паровозик смешной — «кукушка».
Берёзы брезжущая макушка
Да отплывающая опушка.
Флажок. Летящая косо галка.
Лоскут линялого полушалка.
…Но и себя почему-то жалко.
Письмо из Котласа
Не про туннель и свет в конце туннеля,
А друг подробность сообщил одну,
Что вновь мороз, и вот уже неделя,
Как ходят все по льду через Двину.
