Ю. Никитин. Как стать писателем и заработать свой миллион. — М.: Кузнечик, 1999. — 144 с.
В последнее время в России жить стало если не лучше, то, во всяком случае, веселее. Даже не столько веселее, сколько смешнее. В веселом московском издательстве “Кузнечик” вышла смешная книжка Юрия Никитина.
“Первое, что необходимо будущему писателю — это несокрушимая уверенность, самоуверенность, вплоть до наглости.”
Как делать стихи, нас уже учили. Никитин задался более глобальной задачей — как стать писателем, с характерной добавкой зарабатывания миллиона. Оно и понятно — что такое писатель, знает далеко не каждый, а вот магическое слово “миллион” понятно всем. (Вроде той рекламы: “Порнография и анекдоты на сайте отсутствуют” — понятно, что трое из десяти клюнут на первые два слова). Никитин делает свою коммерцию. Непризнанные гении отдадут двадцатку за книгу, чтобы стать, а доморощенные коммерсанты попадутся на удочку миллиона. Как раньше каждая кухарка, в принципе, могла управиться с государством, так теперь любой при желании (и при наличии у него книги Никитина) вполне способен завалить рынок своими “бестселлерами”. “Мои книги расходятся проще: один купил по случаю, прочел, понравилось, говорит соседям и коллегам: книга — класс! Купи — не пожалеешь!”
В верхней части обложки — компьютерные навороты с роботами, уродами, мутантами и надписью “Корчма”. Видно, что автор знаком с компьютером: к месту и не к месту повторяются одни и те же “смайлики”, на форзаце даже даны количественные параметры книги (146 591 знаков, 26 243 слов, 2572 строк, 486 абзацев) — это, наверное, чтобы не обманули с гонораром. Да и корректура, судя по всему, тоже была доверена машине — ошибки не грамматического, а логического характера (за связь слов в предложении компьютер не отвечает) — так появляется такое — “стать писателей может всякий”, “без мордобоев и динамике”, “но водном случае из ста стоит прислушаться”, “самое интереснее” и т.д.
Книга построена как учебник (уж если не жизни, то бизнеса) — наиболее важные, с точки зрения автора, мысли набраны более крупным шрифтом, суперважные — жирным. Остались почему-то неиспользованными жирный курсив и выделение в рамочку правил для заучивания. Можно было бы еще продумать систему упражнений, контрольных тестов и домашних заданий.
Так как пособия начального курса обычно рассчитаны на не очень подготовленных и образованных людей, то и написаны они должны быть простым и ясным языком, переводящим некие сложные понятия для общего употребления. Язык пособия Ю. Никитина максимально приближен к уличному. “Читать умеет всяк, а значитца и писать” (страницей ранее автор ратует за грамотность, умоляя нас писать слово “сабака” через “о”). С читателем Никитин на дружеской ноге — “на фиг я перед вами буду расшаркиваться”, “никому ваши мысли на хрен не нужны”. Никитин всячески пытается небрежно жонглировать словами — “а потом о всяких прибамбасах: языке, способах его чистки, обработке”, “В зависимости от того, куда всобачите слово, меняется смысл.” А какие изящные ругательства придуманы им: “Структуральнейший лингвист, мать его!” За нарочито хамоватым и безапелляционным тоном этого учебника прячется презрительная усмешка по отношению к читающему, самоуверенность и непогрешимость “имеющего право” поучать. Ну, не все привыкли еще разговаривать на жаргоне.
У Никитина очень тонкий подход к читателю. “Расскажите ему про вкус темного пива, упомяните про толстых баб на жаре, затем сворачивайте на свою идею, как спасти мир... И если все сделаете с литературной точки зрения тонко, то есть правильно расставите черненькие значки по бумаге, то этот слесарь примет ваши идеи как свои...”
Есть у Никитина одна крайне болезненная тема — это профессора, академики, вообще люди с высшим образованием. “Ведь я, всюду подчеркивая, что в седьмом классе сидел два года, а из восьмого выгнали за драки и хулиганство, тем самым точно так же молча даю понять, что я — талантище, и все, что написал и придумал — моя заслуга, а не всяких там профессоров, что ежегодно выпускают обширные стада баранов с бумажками о высшем образовании.”
Никитин предлагает свою точку зрения на литературу. Чтобы была “масса прекрасных книг”, нужно научить людей “правильно расставить буквы”. Как это сделать, знают профессионалы (автор имеет в виду себя). Что же понимается под “массой прекрасных книг”?
“Утверждал и утверждаю: научить писать хорошие книги можно каждого. Еще проще — бестселлеры, которые приносят немалые деньги”. Вообще-то, такого рода “прекрасная” литература обычно называется “бульварной” или “макулатурной”, имея в виду даже не содержание, а способ употребления.
“Литература, как и спорт, как наука, преподавание и прочее — не держится на двух-трех вершинных именах. Писателей, как ученых или музыкантов, нужны тысячи. И каждый сеет “разумное, доброе, вечное” в меру своих сил и способностей. Не каждый читатель способен усвоить сложные истины в изложении Толстого или Достоевского. Но зато сможет к ним приобщиться в наивном пересказе Пети Васкина.” Так вот они откуда — наивные пересказы “Войны и мира”, “Преступления и наказания” для двоечников — пети васкины зарабатывают свои миллионы.
Да вот беда — васкиных много, а миллионов мало, и непонятно, какое отношение такие “мастера спорта” имеют к литературе и что взойдет из такого посеянного ? Наверняка похлеще “клевого Днепра при клевой погоде”.
Замечательно то, что автор сам проговаривается, заявляя: “Этих пищущих надо защищать как от мерзавцев, так и от хороших людей, которые совершенно искренне говорят: слушай сюда, потому что все остальные — дураки”, — забывая отметить, чем же он сам отличается от таких людей, ведь интонация его книги точно такая же — “слушай сюда”.
Автор не только учит “литприемам”, но и в ненавязчивой форме рекламирует себя. “А потом, уже будучи членом Союза Писателей СССР, лауреатом украинских премий, когда прошел по конкурсу на элитные Высшие Литературные Курсы при Литературном Институте...”. “Принимались туда по большому конкурсу только самые талантливые и обязательно молодые члены Союза Писателей СССР, лауреаты литературных премий, возраст до 35 лет, о которых уже точно известно, что все — крупные алмазы...”
Автор — счастливый человек. Все у него ясно и разложено по полочкам, сомневаться он не привык. Конечно, “благороднее и чище” зарабатывать на “литературе”, чем на водке и сигаретах. Тем более что научиться всего-то ничего — “правильно расставить кодовые знаки на бумаге”. Да вот беда, создается впечатление, что Никитин не очень ответственно подошел к “расстановке букв” в своей книге и противоречит своим же правилам. Начнет говорить об одном — скажем, о базовых данных, необходимых писателю, да вдруг перекинется на “особенности этой книги”. Будущий писатель в недоумении — где же перечислены базовые данные, может, у него их и нет, и читать дальше бессмысленно, лучше сразу идти арбузами торговать?
Зачастую автор то ли не помнит, о чем он говорил страницу назад, то ли, наоборот, пытается напоминать наиболее важные мысли и идеи несколько раз. Так, о важности формы ушей эльфов, нимф и всяческих фей упоминается раза три, о похотливых гениталиях и “хорошо сбалансированном мече” — столько же. Дается название приема, его описание и способы использования, а через пять страниц опять истолковывается тот же прием почти теми же словами. И так несколько раз.
Текст очень постмодернистский. Пелевин — просто отдыхает на фоне Никитина. Может, это и есть настоящий деконструктивизм — разрушение всех основ, независимо от того, являются они основами на самом деле или же эти свойства придуманы автором. Никитин сетует на изобилие ширпотреба на книжных прилавках и тут же дает советы, как увеличить это количество макулатуры. Мало того, в своей книге он использует те штампы, которые отрицал три страницы назад, рекомендует пользоваться отрицаемыми им приемами и создает точно такую же, отрицаемую им литературу. (Как тут не вспомнить митьковский закон отрицания отрицания.)
Впрочем, местами книга занимательная и интересная. Автор открывает новые правила русского языка, достаточно милые и неожиданные.
“...только дикарь знает всего три времени: прошедшее, настоящее и будущее, а человек даже средний знает в русском языке их двадцать девять (к примеру, прошедшее разовое: курил, ходил, любил, и прошедшее повторяющееся — куривал, хаживал, любливал, прошедшее начинательное — и ну пыхтеть, и надуваться...” Жалко, что таких изобретений в книге мало.
В конце концов, каждому нужно как-то жить. Никитин свой миллион пока еще не заработал (хотя издал более 30 книг, и только в одном 1999 году выпустил 4 романа, готовы еще три). А мечты... “...а к Новому Году сдам ... еще что-то (не считая этой книжицы. Если и этого не хватит, чтобы купить квартиру: однокомнатную, самую дешевенькую, в новостройках, то уж и не знаю...”). Где-то система дала сбой. Так что не верьте про миллионы и торгуйте лучше бананами.