Алена Злобина

Эрих Мария Ремарк. Три товарища. Постановка Галины Волчек. «Современник»

Почем нынче
мужская дружба?

Эрих Мария Ремарк. Три товарища. Постановка Галины Волчек. “Современник”, 1999.

Галина Волчек очень не любит критиков. В интервью и на пресс-конференциях она даже не раз высказывала уверенность, что все они (то есть мы) составили против ее театра заговор: только так, дескать, можно объяснить неизменную недоброжелательность газетно-журнальных откликов. Интересно было бы узнать, как конкретно главреж “Современника” представляет себе этот мрачный комплот. Собираемся ли мы на конспиративных явках, меняем ли пароли, обсуждаем ли стратегию и тактику борьбы? И, главное, какую цель преследуем? Если корыстную, то кто нам платит, а если идейную, то... Впрочем, довольно. Не может же быть, чтобы Галина Борисовна всерьез верила в эдакую фантасмагорию! Скорее стоит предположить, что мы имеем дело со своеобразным рекламным трюком: ведь слово “заговор” воздействует на массовое сознание почти гипнотически; соответственно, регулярное его употребление должно способствовать успеху театра.

А по части организации оного “Современник” в последнее время весьма преуспел. Отличный тому пример — шумная рекламная кампания, предшествовавшая премьере “Трех товарищей”. Благодаря ей публика узнала, что в массовке занято пятьдесят человек, не считая собаки; что самый модный московский дизайнер Павел Каплевич придумал для спектакля сто восемьдесят костюмов, которые и были пошиты в театральных мастерских (информация, заметим, не лишняя, поскольку большая часть этой обширной коллекции ничем не примечательна и вполне могла быть взята из подбора); что постановка в целом обошлась в $100 тысяч — сумма, по западным меркам, довольно скромная, но по российским — порядочная, а плюс к тому театр получил в подарок световую (или звуковую?) установку и гоночный автомобиль ручной сборки, каковой и принимает участие в представлении. Таким образом, в ход был пущен давно опробованный на Западе рекламный механизм, работающий не только и не столько на очевидных принципах — количество затраченных долларов как бы гарантирует качество зрелища и любимый массовой аудиторией “большой стиль”, — сколько благодаря скрытой пружине: зрителя заманивают запахом денег и престижа, который удостоверяют господа толстосумы, готовые вложиться в проект. В этом же контексте можно воспринять и сообщение о том, что заглавные герои — артисты А. Хованский, С. Юшкевич и С. Гирин, — прежде друг с другом почти не знакомые, были в целях сближения отправлены вместе отдыхать на Кипр за счет не помню какой турфирмы, из любви к искусству предоставившей “трем товарищам” бесплатные путевки; однако эта несущественная в валютном выражении подробность требует пристального рассмотрения с позиций искусства.

Потому что любой человек, хоть сколько-нибудь разбирающийся в законах театра, знает, что партнеры по спектаклю совершенно не обязаны общаться по жизни, и сценическая иллюзия дружеской близости создается отнюдь не совместным лежанием на теплом песочке, но профессиональными средствами — разбором ролей, “проращиванием” эмоций и т.п. Разумеется, Галине Волчек это известно тоже, однако рекламная политика для нее важнее профессии. Что понятно: ведь профессией-то она как раз не владеет. Будучи (в прошлом) хорошей актрисой, она за годы постановочной практики так и не научилась работать с актерами. Вот и приходится вместо репетиций устраивать им полноценный отдых — удачный “прием”, показывающий, что режиссеру пришла пора открыто переквалифицироваться в администраторы. Тем более что способности к этому — как ясно из вышеизложенного — у Галины Борисовны наличествуют, тогда как способность ставить спектакли...

Впрочем, справедливости ради надо признать, что актеры, с которыми она имеет дело, лучшего режиссера и не заслуживают. Глядя на них, поневоле вспоминаешь известный театральный анекдот: однажды молодой артист спросил у Лоуренса Оливье, как добиться успеха на сцене. “А играть вы не пробовали?” — поинтересовался мэтр. “Три товарища” явно не пробовали: все равно не получится; они просто ходят по сцене и громко произносят текст, а особо эмоциональные моменты акцентируют (разумеется, с подачи режиссера) физической активностью — так, главный герой в любовном экстазе проходится колесом, — но размашистость движений не может скрыть совершеннейшую внутреннюю “деревянность” исполнителей. В том же духе действуют и другие участники спектакля, за двумя исключениями.

Талантливый и мастеровитый Авангард Леонтьев, для которого эпизодическая роль Хассе — попросту легкая разминка, не столько играет, сколько делает вид, однако вид достойный. А обаятельная Чулпан Хаматова (Патриция) действительно играет — не то чтоб очень хорошо, но настолько лучше остальных и так очевидно вопреки общему вялому равнодушию, что вполне заслуживает рецензионных похвал и заголовков типа “Чулпан одна за всех”.

Что же касается собственно режиссуры, то сказать про нее особо нечего. Отметим лишь, что Волчек — вслед за Ремарком — стремилась представить развернутый социальный фон: недаром же спектаклю дан подзаголовок (или это определение жанра?) “Хроника городской жизни Германии рубежа 20-х — 30-х годов ХХ столетия”. Однако театральное представление — пусть даже длинное: 3 часа 30 минут — не может без потерь вместить в себя полнообъемный роман. В результате социальный фон сведен к пышным массовым сценам типа факельного шествия, играющим роль отбивок между эпизодами, действие превращено в конспект, картинки мелькают, как в клипе, и если не знать, что в сюжете к чему, то разобраться трудновато. Тем более что под конец режиссер впадает в непредсказуемую и ничем не обоснованную условность, не то символичность, так что смерть Патриции обозначена какой-то ниспадающей тряпочкой да одиноко сидящим плюшевым мишкой — подарком Роберта, с которым героиня не расставалась на протяжении всего второго акта... Да: надлежит также отметить невыносимую пошлость финала: три товарища и Пат на автомобиле ручной сборки возносятся в небеса; вообще за последние годы театры продемонстрировали нам такое количество нежданых финальных улетов, что при виде очередного хочется уже взяться за пистолет...

А в итоге мы остаемся с загадкой: почему эта постановка стала хитом сезона, почему народ рыдает и аплодирует стоя? Можно, конечно, воспользоваться классической формулой “публика дура” — причем это будет правдой; но можно предложить и более корректное объяснение: зрителям просто не хватает таких трогательных историй про безупречную любовь и крепкую мужскую дружбу. Современная драматургия не умеет говорить о высоких чувствах без иронии, классика все-таки слишком далека от нашей жизни — а впрочем, и старинные трагедии пользуются неизменным успехом, но их опять же немного: кроме “Ромео и Джульетты” да “Коварства и любви”, во всей Москве, пожалуй, ничего и не сыщешь. Таким образом, “Три товарища” помогают восполнить дефицит. Что же: флаг им в руки. В конце концов, спектакль Волчек не хуже мыльных опер, но, в отличие от них, дает зрителям повод приодеться и выйти в свет, себя показать и на других посмотреть — словом, создает праздник. А это — одна из задач театра.

Алена Злобина