НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Тюремная свобода оттепели

Никита Кривошеин. Подвиг переводчика: воспоминания. — Leipzig: ISIA Media Verlag, 2024.

Новая книга воспоминаний видного деятеля русской эмиграции во Франции, переводчика Никиты Игоревича Кривошеина, выпущенная к 90-летию автора, состоит из его мемуарных статей, публицистических заметок, интервью 2013–2024 годов, переработанных специально для этого издания, которое дополняет предыдущий том его мемуаров «Дважды Француз Советского Союза» (2014). Представитель даровитого рода Кривошеиных (в частности, его дед был министром земледелия при Николае II; отец — участником движения Сопротивления во Франции; дядя — архиепископом Брюссельским и Бельгийским), Никита Кривошеин и сам по себе личность необычайно талантливая, глубокая и уникальная, обладающая редким даром видеть и чувствовать то, как Бог незримо присутствует в истории и в жизни человека.

Родившийся в 1934 году в Париже в семье вынужденных эмигрантов первой волны, Н.И. Кривошеин оказался вместе с родителями, истовыми русскими патриотами, в 1947 году в сталинском СССР, где ему пришлось пройти через многие суровые испытания и лишения, включая отправку в ГУЛАГ по политической статье (в 1949 году арестовали его отца, а в 1957 году и его самого), полунищенское существование, отношение как к врагу народа. В 1970 году Никите Игоревичу посчастливилось вернуться во Францию и сделать блестящую карьеру переводчика-син­хрониста в ООН, Юнеско и проч. (за годы своей жизни он переводил живую речь Н.С. Хрущева, М.С. Горбачева, Б.Н. Ельцина, Ф. Миттерана, Ж. Ширака, Б. Клинтона, Н. Саркози и др.).

В книге содержатся очень живые и нетривиальные, зачастую приправленные иронией размышления автора о событиях жизни его семьи на фоне исторических потрясений в России (СССР) с начала XX века и до настоящего времени. Но наиболее впечатляюще автор рассказывает о своих злоключениях в 1940–1960-е годы в СССР, которые были нескончаемой борьбой за право сохранить собственное достоинство и веру в Бога вопреки колоссальному давлению тоталитарного государства.

Кривошеин вспоминает о том, как после Парижа его поразила в Москве начала 1950-х годов однородно черная толпа прохожих, и между людьми в этой толпе не было ни разговоров, ни обращений друг к другу, ни смеха. «Это молчание, висевшее в воздухе, было страшным, угрожающим, оно более чем правдиво отражало состояние людей, да и всю атмосферу в стране». В разгар дела врачей автор оказался в Ульяновске и там узнал о нескольких самоубийствах евреев-врачей, не выдержавших ощущения нависшей над ними угрозы.

Любопытны зарисовки процесса советского образования тех лет. Автору книги однажды снизили оценку за то, что он не смог ответить преподавательнице на вопрос о том, на какой именно странице (!) брошюры И.В. Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР» (1952) была размещена произнесенная ею цитата, хотя сам текст этой брошюры ему пришлось выучить практически наизусть. В другой раз ему и вовсе поставили двойку за то, что он написал слово «Бог» с заглавной буквы.

Лишенный свободы за публикацию в газете «Le Mond» неподписанной статьи о вторжении советских войск в Венгрию, Кривошеин встретил самых свободных людей именно в лагере. «По прибытии в лагерь, в общении с политзеками я осознал, что люди на воле в большинстве своем совершенно зашоренные, запуганные и ненормальные, а тут я попал в свой круг. Этому открытию я был безмерно рад!» В числе таких встреченных им свободных людей были советские солдаты, которых заставили участвовать в подавлении венгерского мятежа в 1956 году. «Одного из них звали Евгений Милин, очень простой деревенский парень, три или четыре класса образования. Он был стрелком в танке на улицах Будапешта. По внутренней связи командир дал ему координаты и скомандовал: “Огонь!” Он навел оружие и увидел, что стоит мирная очередь у булочной: “Товарищ лейтенант, это ошибка, там очередь”. — “Огонь!” Тогда он в ответ неласково отозвался о маме этого лейтенанта и… получил 10 лет».

Но были интересные встречи и на воле. К примеру, Кривошеин описывает совместный ужин с Анной Андреевной Ахматовой в 1952 году дома у поэта К.А. Лип­скерова. Поначалу собравшимися в основном обсуждались вопросы, связанные с поддержкой своих близких родственников, оказавшихся в ГУЛАГе, но «в какой-то момент всеми за столом почувствовалось, что сводить беседу только к этим сведениям вроде неловко. Наступила пауза перед подачей сладкого. У Анны Андреевны сменился тон, на более насмешливый. Обращаясь уже не только ко мне, она заметила: “Вот все мы здесь сидим, любим Достоевского и не любим Толстого. А я знаю, почему Лев Толстой смертельно завидовал Достоевскому — потому что тот на каторге побывал. Толстой бил себя в грудь и приговаривал: Хочу в тюрьму, в настоящую, чтоб со вшами была”».

Пропасть в мировоззрении между автором книги и охранителями коммунистической системы лучше всего показывает следующий обмен репликами при допросе Никиты Кривошеина на Лубянке в 1957 году: «Борис Петрович Пыренков, старший оперуполномоченный “второго главного управления”, <…> мне говорит: “Никита Игоревич, не думайте, что вы в руках у каких-то иезуитов”. Ответ нашелся мгновенно: “Я, простите, никак этого не думаю, потому что имел счастье год у отцов иезуитов учиться в католической школе в Париже, и вас с ними перепутать невозможно”».

В мемуарах Кривошеина фактически рассказывается об опыте советского диссидентства до его формирования как общеизвестного явления. Автор книги показывает темную сторону Оттепели с массовыми арестами и преследованием инакомыслящих: «После Будапешта, а еще в большей степени после VII Всемирного фестиваля молодежи и студентов, прошла волна арестов — и волна немалая. Точной статистики нет. Можно полагать, что взяли около 10 тысяч человек по всей стране. Потом пошли “повторники”, то есть люди, выпущенные по так называемой адэнауровской амнистии 1955 года, их снова сажали. <…> Внутренняя тюрьма КГБ была полна, в мордовские лагеря каждую неделю прибывали солидные этапы. Но это прошло неосвещенным, незамеченным. Потом стали говорить шестидесятники, но начинали вести отсчет от процесса Синявского (1965 года), от подписантства, от петиций. Но там уже была совсем другая публика».

Чрезвычайно интересны описания автором своих снов: некоторые из них были насквозь мистическими. Вообще, по убеждению автора, «не найти человека, хоть короткое время пожившего в тюремной камере, которому бы с малыми вариациями не снилось, что он оказался у себя дома и что ему к определенному часу нужно вернуться в камеру. Паника опоздать, не найти дороги, не быть пущенным внутрь, за ворота тюрьмы или лагеря!.. Вот настоящий кошмар!».

В этой удивительно светлой христианской книге очень многое читается между строк. Из нее, в частности, можно взять на вооружение чудодейственную молитву (про «царя Давыда и всю его кротость»), эффективно помогающую при прохождении жестких бюрократических инстанций; а еще эта книга учит видеть свет, который во тьме светит и который никакая тьма не способна окончательно поглотить.

Николай Подосокорский