Выставка в галерее журнала “Знамя”

ноябрь, 2005 год

 

Владимир Дмитриевич Алейников

 

Владимир Дмитриевич Алейников родился 28 января 1946 года в Перми. Детство и школьные годы провел на Украине, в Кривом Роге. С 1964 года живет в Москве. Окончил отделение истории и теории искусств истфака МГУ.

 

В 1965 году организовал содружество СМОГ, получившее широчайшую известность. При советской власти стихи на родине не печатались. Работал в школе, в многотиражной газете, в экспедициях, дворником и т.д. Печатался на Западе. Много занимался переводами поэзии народов СССР.

 

В перестройку вышли три изуродованных сборника стихов — “Предвечерье”, “Выбор слова”, “Родина речи”.

 

В эпоху свободного книгопечатания вышли большие книги стихов — “Путешествия памяти Рембо” (1), “Путешествия памяти Рембо” (2), “Возвращения”, “Отзвуки праздников”, “Ночное окно в окне”, “Звезда островитян”, “Скифские хроники”, “Здесь и повсюду” (1), “Здесь и повсюду” (2).

 

Стихи публиковались в журналах “Знамя”, “Новый мир”, “Огонек”, “Континент”, “Волга” и других, в альманахах, в различных периодических изданиях. Проза печаталась в журнале “НЛО”. Книга прозы “Пир” напечатана в журнале “Знамя” № 3, 2005 г.

 

Добрая половина стихов и почти вся проза (серия книг “Отзывчивая среда” и другие произведения) до сих пор не изданы.

 

Вл. Алейников живет в Коктебеле и в Москве.

 

 

Фаина Гримберг.

Выставка работ В. Алейникова и его "Пир"

 

“Как молоды мы были…”

 

Выставка работ Владимира Алейникова в редакции журнала “Знамя”

и его “Пир”.

 

Пришло время воспоминаний. Портреты известных, более или менее, лиц производят впечатление легкости, умелости, домашности…

 

Коричнево-зеленоватая гамма этих “летучих листков”, развешанных в узком редакционном коридоре, в кабинетах, над письменными столами — изображенные существа кажутся странно нежными и словно бы вынырнувшими из какого-то приятного и совсем нестрашного болота! Выставка гармонирует с воспоминаниями автора, опубликованными в “Знамени” (2005, № 3)… Да, пришло время воспоминаний. “Мы с Довлатовым шли вдвоем…” Жили они “с риском”? Были они безоглядно вызывающи? Сегодня все они, поэты, художники 60-х, а также 70-х, 80-х, дожившие и до девяностых (иные), кажутся погруженными в уютную трясину памяти того пресловутого “коллективного бессознательного”. Те, кто постарше, еще помнят, а те, кто помоложе, просто-напросто не знают!.. И “летучие листки” Алейникова вполне могут показаться этакой материализацией воспоминаний…

 

Алейников назвал свои воспоминания емким словом “Пир” — богемное застолье, тот самый “пир духа”… Но нарисованные поэты вовсе не выглядят завсегдатаями чердаков и потребителями алкоголя!..

 

Их Парижем была Москва. В конце концов все дороги в СССР вели туда…

 

Текст Алейникова возможно, конечно и покритиковать. Не отличается ли его сочинение некоторой ложной глубокомысленностью? Не слишком ли напыщен диалог автора и Довлатова о времени?.. Да, время, время той, уже давней (давней!), богемы. Материально ли оно? Вынырнувшие из легкой болотной гаммы лица на рисунках Алейникова словно бы тихо подтверждают: да, вообще-то, материально…

 

Довлатов и Зверев — в тексте “Пира” — еще не музейные герои, еще живые люди, которые не прочь поболтать друг с другом… Губанов, Венечка Ерофеев, Холин, Сапгир… Бутылка вина, и еще бутылка, и еще бутылка… Нашли свое место на рисунках старого приятеля… Но порою все равно возникает ощущение, будто они так и повисли в некотором безвременье, не сделавшись классиками, но и не обретя забвения…

 

Текст “Пира” …Веня, Толя, Сережа… Попытки выстраивать диалоги, то ли произнесенные когда-то, то ли выдуманные Алейниковым не так давно… А какая, в сущности, разница!..

 

На рисунках — задумчивый Ерофеев, усатый Довлатов, печальный очкастый Холин, обиженный Губанов… А рядом с ними повисли странные изображения женщин — болотные русалки, симпатичные кикиморы…

 

Описанная в “Пире” внешность, сдобренная сочными деталями и характеристическими черточками, аукается с легкими абрисами на “летучих листках… Но где же все?.. Ушли… “Никого!”… И где же, где же все они? Разумеется, в груди, в сердце сверстника и друга… “Так огонь и пеплу и золе небывалым служит оправданьем — и горят, горят по всей земле свечи октября над мирозданьем”… И летучие листки глядят глазами ушедших…