— Владимир Эфроимсон. По Цельсию и по Фаренгейту. Геннадий Русаков
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 3, 2024

№ 2, 2024

№ 1, 2024
№ 12, 2023

№ 11, 2023

№ 10, 2023
№ 9, 2023

№ 8, 2023

№ 7, 2023
№ 6, 2023

№ 5, 2023

№ 4, 2023

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии



Проснуться где-то в Тёплом Стане

Владимир Эфроимсон. По Цельсию и по Фаренгейту. — М.: Водолей, 2018.


У этой книги удачное название. Оно сразу говорит читателю, о чём пойдёт речь: автор её двадцать с лишним лет живёт в Америке, преуспел в жизни, осуществил «американскую мечту» — дом, машина, дети прошли через колледжи и уже самостоятельны… Это третья книга Эфроимсона. Неожиданная.

В первую очередь тем, что, не зная судьбы и места жительства автора, её можно принять за книгу московского стихотворца. Она полна российских реалий, россий­ской хандры и душевного раздрая, в ней стихи про «Бабье лето» и упоминается, что «соловьи кричали над речкой Суходрев». В предисловии Игорь Иртеньев сразу же отмечает эту особенность книги, не останавливаясь на ней. А мне она очень интересна.

Там есть Ялта, Ленинград, Окуджава, она полна названий московских улиц — Арбат, Солянка, Ордынка, Сокольники, Плющиха, Петровка, Маросейка, Неглинка, Зацепа, Таганка… Там уже на 10-й странице ходят «вразвалочку деревья, как солдаты-дембеля».


              …Проснуться где-то в Тёплом Стане

               Или у Яузских ворот.

               И знать лишь то, что день настанет.

               А остальное — как пойдёт.


В стихах дует «русый ветер Курска и Твери».

Ну, а Америка? Конечно, есть и Америка: на 60-й странице упомянуты «предместья Сан-Франциско, на 66-й — «жаровня ночного Нью-Йорка», на 70-й снимают «Кино на Таймс-Сквер» и заявлено, что «здесь Нью-Йорк живёт»… И всё. Хотя нет: на 59-й странице автор нелицеприятно отзывается о своей новой стране: «Да плевать, что накрылась Америка — говорят, ещё есть Бангладеш!» В общем, очень похоже на нелюбознательного туриста, который считает, что «удел приезжих разевать хлебало» и не намерен следовать их примеру, а гордо вернётся к себе в Мытищи…

Не верьте этому: Эфроимсон любит Америку, знает её и ему комфортно в ней, он не собирается возвращаться в Россию. Но всё равно пишет стихи, где её очень много, где она неотступно возникает то одним словом, то строчкой.

Что произошло? Семья Эфроимсона вылетела из России в числе первых «отпущенцев» и приземлилась в Нью-Йорке. Не было ни Вены, ни Рима, ни Израиля — то есть странствий по чужим странам, временного проживания и неуверенности в будущем. Вроде бы всё нормально. Но это — «вроде бы»… Потому что и в третьей своей книге Эфроимсон опять и опять возвращается к осмыслению пережитого им шока — утраты России. Ведь хотел вырваться из неё, забыть, отряхнуть, как говорится, прах её с ног… И всё это было: вырвался, отряхнул, назвал её «обезумевшей бабой», обустроил свою новую жизнь, добился достатка и профессионального признания… А вот «не отряхивается» прошлое, не хочет уходить Россия, не отпускает… И пишутся московские стихи, и «бродит с тоскою в районе Арбата любимый в народе поэт Окуджава». И одно из стихотворений своим названием ставит диагноз происходящего с автором: «Отрыв от земли».

Поэт перебирает свои московские воспоминания, как выросший ребёнок перебирает свои детские игрушки:


               Пахла суббота понедельником.

               Пахло свидание как развод.

               Сокольники — банным пропревшим веником…

               Запах к запаху — и снова не тот.


                              («Вспоминаемый конец прошлого века»)



               Цвета выцветшего хаки

               Пляшет пьяненький бульвар:

               Солнце, девушки, собаки —

               Одурманивший угар.

               …А пока хмельное зелье

               Пьёт без просыпу земля…

               И в развалочку деревья,

               Как солдаты-дембеля.


                               («Бабье лето»)


Вкусно написано! Хотя зачем Эфроимсону «дембеля» в Америке? А ведь пишет же!

Потому что для него «Россия» — это молодость, чтение стихов до утра в набитой друзьями комнатушке, любовная смута, Арсений Александрович, которого мы с Эфроимсоном так любили и за гробом которого шли среди провожающих нашего Наставника в последний путь.

Странная эта штука — память! Ведь давно уехал, расплевался с Россией на пред­отлётной бетонке Шереметьева, поклялся: обратно — ни ногой! И держит слово. Даже есть в книге, в её самой последней части, на 140-й странице, насмешливая «Песенка про ностальгию».


Геннадий Русаков



Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru