Печаль садовника. Стихи. Светлана Кекова
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 11, 2024

№ 10, 2024

№ 9, 2024
№ 8, 2024

№ 7, 2024

№ 6, 2024
№ 5, 2024

№ 4, 2024

№ 3, 2024
№ 2, 2024

№ 1, 2024

№ 12, 2023

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


Об авторе | Светлана Васильевна Кекова — автор тринадцати поэтических сборников и нескольких литературоведческих книг, в том числе посвящённых творчеству Николая Заболоцкого и Арсения Тарковского. Стихи переведены на европейские языки. Лауреат литературных премий. Доктор филологических наук, профессор кафедры гуманитарных дисциплин Саратовской государственной консерватории. Предыдущая публикация в «Знамени» — «Тихая жизнь» (№ 6, 2018). Живёт в Саратове.




Светлана Кекова

Печаль садовника


* * *

Я живу в каморке, а в той, соседней,

проживает тихо поэт последний.


Ночью вирши пишет, а днём кемарит.

То в бутылку лезет, то чай заварит.


Слово скажет жаркое, как объятье,

словно купит дочке отрез на платье.


Дочка сварит папе кисель из клюквы,

принесёт цветы ему полевые,


на отца посмотрит — увидит буквы,

только буквы, жалкие и кривые…



* * *

                       памяти Равила Халимовича  Измайлова


В небе облако белее,

чем январский снег.

Вдоль  каштановой аллеи

ходит человек.


Созерцая листьев алость,

дышит их огнём…

Детство, юность, зрелость, старость —

всё смешалось в нём.


Листья, словно снег, заносят

мёртвую траву.

В золотую эту осень

человек у Бога спросит:

— Так ли я живу?


Пусть листва раскинет полог:

гол я как сокол.

Хлеб мой горек, путь мой долог,

жребий мой тяжёл.


Но Господь ему ответил

в шелесте листвы:

— Хлеб твой сладок, путь твой светел,

помыслы чисты.


И звезды ты станешь ярче,

над землёй летя.

Ничего не бойся, старче,

юноша, дитя.


И легли сквозные тени,

как призыв благой,

и умолкло шелестенье

листьев под ногой,


и они, горя и тлея,

сбились в пёстрый ком

там,  в каштановой аллее,

в парке городском.



Голубь


Как на свете жить и быть счастливым

           я не понимаю — хоть убей…

…Перья с перламутровым отливом

           очень украшают голубей.


Счастье что — ничтожная копейка,

           брось её на землю и забудь…

…Птицы перламутровая шейка,

           красный клювик, радужная грудь…



Тополиный пух


Я брожу в саду, где в какой-то миг

отошёл садовник от дел своих,

и печаль садовника глубока,

как волна душистого табака.


Молодой сирени костёр потух,

но летит уже тополиный пух,

он мерцает медленно надо мной

как возникший в воздухе мир иной.


И видны там ангельские следы,

и садовник там, и его труды,

и печаль садовника глубока

как из пуха белого облака.



* * *

                                               …яко семя тли во мне есть…

                                               Из молитв на сон грядущим


                                               страдают и ждут.

                                                               Поль Клодель


Смотри: в любом из нас сокрыто семя тли.

Улитка дня ползёт, высовывая рожки.

И слизывает смерть людей с лица земли —

людей с лица земли — как будто с блюда крошки.


А в небе самолёт гудит, как майский жук,

и весь подлунный мир нездешним светом залит.

Как трудно постигать науку из наук —

что хитрый змей меня вот-вот в пяту ужалит.


Меж небом и землёй подвешен паучок.


От Пятницы Страстной до Фоминой Недели

лежит в густой траве атласный башмачок

и слушает Клодель поодаль птичьи трели.


Подай Клоделю хлеб, налей ему вина,

не бойся пересечь опасную границу,

и, книгу дочитав, переверни страницу:

уверился Фома, что смерть побеждена.



* * *

Странная встреча длится,

длится который год…

Ангел парит, как птица.

у Золотых Ворот.


Средь суеты и крика

Иоаким приник

к Анне — и оба лика

слиты в единый Лик.


Алой одежды складки

вижу я в странном сне:

в стройном они порядке,

словно волна к волне


льнут до сих пор друг к другу,

светят сквозь смерть и кровь,

словно взяла за руку

Анну сама Любовь.



* * *

Спят фараоны в просторных могилах,

чахнет над златом бессмертный Кощей,

но человек в этом мире не в силах

встретить и вынести пламя вещей.


Так говорил Исаак Сириянин,

злыми шипами пустыни изранен.

Слушали странные речи его

вещи прозрачные мира сего —

гнев огнедышащий, злоба безвидная,

быстропарящая птица бесстыдная —

мысль человека,

и зверя тоска,

и одиночество в царстве песка.



* * *

Чем пустыня сердца сегодня тебе близка?

Исчезает тихо песчинка среди песка,


исчезает капля в пустыне морской воды,

исчезают в мире благие твои труды.


Растворясь во времени, в соль превратилась боль,

и в шкафу на полочке куколкой стала моль.


а её душа пребывает в иных мирах —

там она парит, разодетая в пух и прах.


Рядом с нею ангел, он держит огромный меч,

и простая моль рядом с ним обретает речь,


и стекает капля, как алая кровь, с креста,

и лежит песчинка на правой руке Христа.



* * *

Опять становятся знакомыми

все вещи в комнате моей —

окно, и полочка с иконами,

и книга с грифом «Водолей».


И от «Евгения Онегина»,

мне не дававшего уснуть, —

до «Николая Переслегина» —

увы — нелёгкий пройден путь.




Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru