Роман Богословский. Трубач у врат зари. Алена Алексеева
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 3, 2024

№ 2, 2024

№ 1, 2024
№ 12, 2023

№ 11, 2023

№ 10, 2023
№ 9, 2023

№ 8, 2023

№ 7, 2023
№ 6, 2023

№ 5, 2023

№ 4, 2023

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии



Прилепин плюс Пелевин плюс липецкий чернозем

Роман Богословский. Трубач у врат зари. Роман. — М.: Дикси Пресс (Романы от Дикси), 2016.


Этот роман стоит прочитать не только потому, что во всем романе-воспоминании нет ни одного глагола «быть», и не только потому, что в нем много информации о Липецке и Лебедяни 90-х, и не только потому, что в нем описан мир подростков-неформалов. Самое главное, из-за чего стоит читать этот роман, — язык.

Поэзия в прозе. Проза в поэзии. При этом поэзия современная, в меру приправленная красивостями, и точными, как выстрелы, метафорами. Язык музыкальный и ритмичный. И образы, от которых человек читающий, несомненно, получит удовольствие. И, конечно, юмор, здоровая ирония писателя, живущего в эпоху постмодернизма: «Мягкая и теплая, словно непрожаренная котлета из столовой музучилища, навалилась тоска».

Повествование увлекает за собой, тянет, ведет и вдруг — обрубает грубым словом на самом нежном месте, а потом опять, снова, по нарастанию: «Играть с ней в гляделки мы начали пару месяцев назад. На улице еще вьюжило, и она носила длинные свитера бежевого или светло-зеленого цвета.

Золотистые волосы шли к бежевому, к зеленому шли серые глаза.

Даже сквозь толстую шерсть я без труда выхватывал очертания грудей. Казалось, что свитер надет на голое тело — так они выпирали, груди. Дойки стояли, словно обидевшись друг на друга, повернувшись вздернутыми носиками в разные стороны — так я их представлял».

Лирика сменяется грубостью, а привычные романтические образы разбиваются о бетонный серый город: «В каком веке последний раз ты вставал так рано?

Трубач у врат зари.

Поймал сонную еще мысль: забыл, как заря выглядит. Да ничего особенного, лишь мусорные баки за окном другого цвета и непривычно размыт горизонт».

Роман на автобиографической основе о юноше из маленького провинциального Лебединска. Ничего хорошего не предвещает заря трубачу. Парень за год освоил пять лет по классу трубы, чтобы поступить в музыкальное училище в Лисицке на духовое отделение. Но, по правде говоря, он предпочел бы играть хеви-металл в гаражах своих друзей. Он — маленький человек в маленьком городе, с самого начала не принадлежащий себе: «Когда пошел в девятый класс, мать решила, что хватит мне играть в группе всякую ерунду с друзьями и пора заняться «настоящей» музыкой».

Олег Кастидзе — так зовут главного героя — благодаря стараниям матери и, конечно, собственному таланту поступает в «храм искусств», успешно отыграв на экзамене «Детский концерт» Щелкова. Но, обнадежив всех, Олег дальше не сдвинется, через два года на отчетном концерте он выступит с тем же самым «Детским концертом» и провалится. А что за эти два года? Духовные поиски и метания, оргии, наркотики, алкоголь, беспорядочный секс и музыка.

Музыке посвящено отдельное место. Часто ощущения героя описываются музыкальными терминами, повествование насыщено музыкальными метафорами, а в конце книги Роман поместил плей-лист Олега Кастидзе, в котором причудливо перемешаны Шнитке и «Гражданская оборона», Metallica и «Сектор газа» с пометкой от автора: «Рекомендуется скачать, послушать подряд и не сойти с ума». Как, видимо, сошел с ума герой романа Олег, под конец учебного года проигрывая лишь одно: «до-ре-ми-до-ре-до», что на музыкальном сленге означает: «да иди ты на…».

Довольно удачная тема с «до-ре-ми-до-ре-до» доходит до предела в своем накале под конец романа и постоянно варьируется. На очередной вариации этой темы хочется поторопить автора с развязкой — мы все поняли, господин писатель, давайте дальше. Но дальше — открытый финал. Отделившаяся на отчетном концерте — провале — от тела душа Олега видит парня с трубой на балконе многоэтажки. Воспоминание? Вознесение? Смерть? Реинкарнация? Надежда?

Хорошо сделанный роман — вот как хочется охарактеризовать «Трубача…». За каждым словом чувствуется реальность: прожитая и осмысленная. И хотя Богословский в своих интервью уверяет, что все описанное в книге (кроме вознесения) имело место быть в реальности, и что он сам не знал, что из таких бесполезных лет его жизни можно сделать качественный материал, ценность романа не в автобиографической точности или исторической правдивости. Ценность — в выпуклости образов, живости и точности метафор, тонко настроенной оптике автора. Здесь хорошо прописаны образы неформалов — ма­ющейся молодежи. В первую очередь центральный герой — Олег — парень без вектора, легко вписывающийся в тусовки, без яркого «да» или «нет», тихий бунтарь, лишь своими длинными волосами и узкими джинсами бросающий вызов обществу. Очарования и разочарования, которые стихийно захватывают подростка, — легко приходят и легко отступают. Олег не встречает поддержки, опоры или настоящей любви — он мается, мечется, неприкаянный, типичный подросток 90-х, когда идеалы, в которые верили родители, — рухнули, а новых еще не придумали. Единственный доверительный взрослый — бабушка, которая ничего не спрашивает, не стыдит, не учит, а просто любит внука. Но в авторском повествовании нет ни сочувствия к Олегу, ни менторского тона — Роман отстраненно, последовательно перебирает образы и лица. И мир «взрослых» с его деланым надзором и мир подростков с его напускным безразличием — все это просто и точно описывается автором.

Одна из самых сильных сцен в книге — беседа со священником. Мать Ларика, приятеля Олега, приглашает в дом отца Артемия, чтобы тот поговорил с ее сыном о «сатанинской» музыке, которую тот слушает. Олег оказывается в этот момент в гостях у Ларика и тоже попадает на беседу. «Вот такие люди должны делать хорошую тяжелую музыку, а они становятся священниками», — думает сначала про священнослужителя Олег, а потом оказывается, что именно такие люди и делают музыку этой жизни. Неслучайно автор проводит параллель между подростком и священником: «Отец Артем взглянул на Ларика. Ларик медленно поднял голову и посмотрел в глаза батюшке. Я молча наблюдал за ними. Черные хвосты их, перетянутые резинками, одинаково расползлись по плечам, часть волос выбивалась наружу. Их брови, чуть поднятые словно в удивлении, отражали друг друга. Их губы, скулы, ресницы, кадыки, носы, их жизни… Отражаемое и отражение с разницей в двадцать лет»…

Вопреки ожиданиям матери Ларика, священник не собирается грозить пальцем и сулить адское пламя за прослушивание тяжелой музыки. Сначала отец Артемий раскладывает по полочкам историю музыки, отмечая детскость и нелепость так называемого сатанизма — а по факту просто рекламных ходов. Парни поражены его познаниями в тяжелой музыке и слушают, раскрыв рты. И тут отец Артемий методично, шаг за шагом разбирая роль искусства и значение родителей в воспитании детей, докапывается до настоящего дьявола: «настоящее зло и прячется в этих хихиканьях, недосказанностях, в том, когда люди считают одних хуже себя, других — глупее, третьих — страшнее. Я вот иду такой красивый, весь увешанный цепями, и футболка у меня вся в черепах и рогатых мордах! И я против вас, ведь вы в кроссовках, спортивных штанах и лысые. Или хоть в рясе — все одно: вы — не наши. Я пойду, выпью с друзьями водки, и вместе мы посмеемся над вами. Я выкрикиваю лозунги своих кумиров, поэтому я умнее, я знаю истину, и она, истина эта, хохочет над вами. А то, что лозунг этот сочинен дядей в костюме и галстуке с кожаным портфелем под мышкой, так об этом же никто не знает — правильно? Представляете, сколь много в этом лжи и глупости? Но кто же объяснит все это детям, Юлия? Вы много интересовались рок-музыкой, много пытались помочь своему сыну? Вы вникали, что это за явление, каковы его истоки? Всегда легче пригласить священника, который погрозит пальчиком — да? Ведь надо вникнуть в культуру, которую потребляет собственный сын, чтобы помочь ему отделить зерна от плевел, блестки и крашеные шевелюры от настоящей музыки. Поймите: дьявол прячется в разрыве между нами и нашими детьми, в отрыве от диалога на равных, в псевдолюбви, в нежелании идти до конца с собственным ребенком».

Если бы роман был плох, то после этого разговора-кульминации Олег должен был бы полностью измениться. И душой, и телом. Как минимум тут же отрефлексировать и пересмотреть все свои идеалы, найти «путь истинный». Но роман, как уже отмечалось выше, сделан хорошо и точно списан с натуры, поэтому разговор проходит мимо — почти мимо — ушей главного героя.

Еще стоит отметить сцены наркоманских «трипов» Олега, написанные в лучших традициях постмодернизма. Особенно хорош момент, где Кастидзе попадает в свое будущее, видит беременную жену, детей и текст романа на мониторе. Книга «Трубач у врат зари» черпнула у «новых реалистов» прямолинейность и тщательную описательность и немного абсурда у постмодернистов: Прилепин плюс Пелевин на провинциальном черноземе. Но голос Богословского здесь, конечно, есть. И по сравнению с дебютной книгой Романа «Театр морд» — в «Трубаче…» авторский голос звучит более четко и звонко, набирает обороты, раскрывается личность писателя. И, конечно, вырисовывается собственный язык — язык Романа Богословского.


Алена Алексеева



Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru