Дарья Маркова

Русский роман для Европы

В издательстве “Флюид FreeFly”, затеявшем в этом году серию “Русский роман для Европы”, решили, что искать читателя книжицы, которая кому-нибудь да нужна, раз вышла, надо в цивилизованном западном мире. А то, вот досада, “Акунин и Маринина на Западе уже есть, но хочется чего-то другого”1. На данный момент серия невелика. К Марининой и Акунину, которыми занимаются другие издательства, она добавляет Михаила Башкирова и Олега Логвинова в соавторстве с Артемом Сенаторовым.

Итак, две книги новейшего жанра “роман на экспорт”: что везем? Или, если вспомнить об исконной роли и миссии Великой Русской Литературы (которую основатели серии, надо — не надо, поминают в аннотациях) нести весть, жечь глаголом, сеять разумное-доброе-вечное, — что несем?

А несем, надо признаться, изрядную ахинею с претензиями.

Судя по всему, претенциозности у издательства “Флюид” и в целом хоть отбавляй, впрочем, в тексте, опубликованном на сайте, оно выдает себя с головой каждым словом: “широчайший тематический и жанровый спектр”, “нестандартный”, “универсальный”, “высочайшее качество”, “уникальное оформление”, “нестареющие шедевры”, “увлекательное путешествие по параллельным мирам окружающей нас действительности, помноженное на высокое качество авторских текстов, переводов и дизайна”. Просто рекламный проспект, внезапно завершающийся ни к чему не привязанной подборкой толкований слова “флюид”.

Самое смешное, что на сайте — не в заголовках, правда, а в самом тексте, — равно как и на страницах изданных книг, издательство представляется как “Флюид FreeFlay”. Одна лишняя буква — и свободный полет превращается в пытку. Видимо, не менее свободную.

Но вернемся к серии.

Принцип подбора текстов вполне понятен: хлесткие названия той и другой книги обещают читателю “взгляд на Россию”. Казалось бы, действительно то, что нужно; кроме того, писатель и издатель нашли друг друга: подзаголовок романа о коте и стал названием новой серии.

Общность двух книг достаточно очевидна, только если “Аскетская Россия” — фельетон, раздутый до размеров небольшого романа (впрочем, это, говорят, том первый), то “Испытания кота” — фельетон в сплаве с рассказом о животных, претендующий на звание авантюрного романа. Иронии много и там и там; скажем, Сенаторов с Логвиновым обыгрывают ту самую ситуацию продажи бренда “русский гений” по всему миру. Последняя фраза романа: “Ты попадешь в книгу рекордов Гиннесса как самый продаваемый на Западе российский артист! Наконец я с гордостью могу озвучить эту гигантскую цифру. Вдумайся: на данный момент продано четыре тысячи семьсот двадцать три копии твоего альбома…”

Читателям этой юмористической утопии обещают “глубоко продуманную оригинальную вселенную, напоминающую современную Россию”, “альтернативную реальность, в которой, как в осколке разбитого хрустального шара, отражаются все причуды самой большой в мире страны”. Вся глубокая продуманность и альтернативность заключается в ернической смене букв в реальных фамилиях: владимир ильич членин, павриди... Все остальное — за счет мира-который-есть, но “этот мир придуман не нами”. И не Сенаторовым с Логвиновым.

Написан роман с элегантностью, зафиксированной в названии газеты, в которой находит работу главный герой (“ОблаЗОПА”), в эпиграфах из вымышленных текстов (например: “Скупой платит дважды, тупой платит трижды, Лох платит всегда!”) и в пародиях на рекламу вроде: “”Похудин” — “Я совсем охудевшая!””.

Население России в этом фельетоне делится на две категории: лохи и аскеты, то есть проходимцы, аферисты. Перед нами — история превращения лоха в аскета: молодой журналист, который, вместо того чтобы пиариться, честно учился, безуспешно пытается устроиться на работу и, попадая в конце концов в “ОблаЗОПУ” (до этого пройдя длинный ряд лохотронов), становится настоящим аскетом. Параллельно партия аскетов приходит к власти, потому что аскетизм — “наиболее совершенная организация государства и общества, следующая ступень после коммунизма”, которую “общество само должно быть готово принять”. Наше общество — готово.

Злободневно. Но — не художественная литература.

“Испытания любимого кота фюрера” — более масштабное полотно, которое, впрочем, неожиданно напоминает о “Королевской аналостанке” Сетон-Томпсона. Разве что в “Аналостанке” из золотой клетки рвется трущобная кошка, выданная за породистую, а здесь на волю, в трущобы и на природу, удирает из особняка элитный кот редчайшей породы, самый ценный кот в мире.

По счастью, канадский писатель не догадался сделать из истории трущобной киски ни авантюрный, ни политический роман, да еще написанный с апломбом кота Мурра, раздирающего записки капельмейстера на промокашки.

В отличие от “Аскетской России”, роман Башкирова анонсирован на целом ряде сайтов: “Наши питомцы”, “Забавные коты”, “Кошки города Оренбурга”, “Мурлыки.ру” и т.д., и т.п. Разве что “Прочтение” затесалось в эти стройные ряды и тоже выложило отрывок. Видимо, тогда роман тем, кто его представлял, полностью был недоступен — просто еще не вышел, иначе вряд ли кошатники стали бы его у себя рекламировать: примерно половину текста занимает красочное описание пыток и убийств котов и кошек, срежиссированных обществом котоненавистников — пародией на тайное общество, плетущее глобальный заговор.

Заговор как обязательную часть программы читателю тоже обещали в аннотациях и анонсах: “Этот роман — соединение традиции великой русской литературы с приемами современных западных бестселлеров. Гремучий сибирский коктейль: Байкал, золото, морозы, водка, медведи, коррупция, шаманы, глобальный заговор, сталинизм, нацизм и этапы, этапы, этапы...”. На экспорт, на экспорт! Мир, труд, дружба, шоколадка. А если с национальным колоритом: ушанка, матрешки, белые медведи… ох уж эти русские!

Собственно, все перечисленные в аннотации слова найти в романе можно — это фон истории путешествия кота, только коту до них совершенно нет дела. Вроде бы выигрышная точка зрения (хотя и затертый прием), но здесь нет взгляда “наивного марсианина”. Ему просто все равно, он другим занят: пропитанием, выживанием и кошками. Опять вроде бы выигрышная позиция: все мы в этой России заняты пропитанием, выживанием и противоположным полом, а история, география, политика — побоку. Но это уже — приписывание смысла, которого в самом романе-то и нет.

Все очень иллюстративно, доходчиво, иногда — в лекционном порядке: забрел кот на территорию музейного комплекса — расскажут о декабристах. Добрался до Иркутска — расскажут о городе. Мог бы получиться иронический путеводитель по Сибири, если бы не претензия на авантюрный и политический роман, лубок, кич и сказку одновременно.

Неживые плоские персонажи в качестве иллюстраций куда больше подошли бы путеводителю, нежели художественному произведению. Вот бизнесмен. Вот жена бизнесмена. Вот самый ценный в мире кот Аристократ. Не нужен кот. Нужен ребенок. Забеременела. Вот музей декабристов. Вот кошка — она, как декабристка, пошла за своим котом по Сибири. “Река Ангара делит город на две почти равные части”. “Город развивался, следуя традиции”. Пять сотен страниц разных фактов. Скучно, господа. Описания пыток котов и кошек, видимо, должны читателя развлечь.

Главная интрига, всплывающая только в финале, — совершенно газетная: русское достояние, фантастически огромный золотой самородок, назвали именем не просто немецкого кота, а тевтонского гулона — любимой породы фюрера. Какой скандал! Не только надуманный, но еще и несостоявшийся — раздуть его не удалось.

Цель у автора другая: показать экзотическую российскую глубинку: “Вы посмотрите: книги про афганскую деревню, индийские трущобы, африканские городишки становятся бестселлерами, а российская провинция будет похлеще любой Африки!”2. Докажем: Россия хлеще Африки. Причем автор путается в направлениях взгляда, и в том же интервью утверждает, что он “попытался сыграть от обратного и показать взгляд на Европу из Сибири”. В чем это проявляется, непонятно.

Путаница возникает и тогда, когда Башкирова спрашивают, откуда взялась идея романа: “Из сводок новостей”, — отвечает он. Казалось бы, да, конечно, отсюда и газетная коллизия: кот той породы, что так нравилась фюреру, самородок и проч. Но нет, смысловая сторона ни при чем: в новостях говорилось, что “в Москве прошел “круглый стол”, на котором и писатели, и критики сошлись в мнении, что современная русская книга не может стать бестселлером на Западе. Ну, я и решил попробовать исправить такое положение”. Дай, думает, напишу бестселлер для Европы. Паркуа па? Па-то паркуа? И в самом деле, какая разница, идея романа или идея написать роман?

Судя по записям в блоге, кот Аристократ претендует на звание дебютанта, по крайней мере, он откликается на слова Льва Данилкина3 о том, что 2012 год дает мало дебютов или мы не замечаем пока что-то важное: “Так вот я, мяу!”. Но дебютант из Башкирова никак не получится: первую повесть он опубликовал в середине 1980-х, а в 2003-м его роман “Осеннее усекновение” вошел в лонг-лист Букера.

Остается только предположить, что этот блог не имеет к Башкирову отношения, и кот гуляет сам по себе.

“Испытания любимого кота фюрера” и “Аскетская Россия” — прямой ответ на упомянутую заметку Льва Данилкина, который предположил, что то ли “в самом деле приток дилетантов иссяк и литература окончательно сделалась профессиональным занятием, то ли не справляются станции слежения — и мы просто не видим еще что-то важное”. “Станции слежения” действительно не справляются с потоком, причем уже давно, но приток дилетантов не иссяк, с чего бы?

Психологи говорят, что у хороших родителей ребенок не бывает “необходим для”, он не функция, он — сам по себе, какой бы то ни был. Функционализация отношений оказывается бесконечно вредна и для ребенка, и для родителей. Так и тут. Нет романа для Европы, для Америки, код региона такой-то, экспортная зона такая-то. Даже словосочетание “русский роман” уже довольно сомнительно. Вот одновременно ВГТРК, например, выпустил свою версию “Русского романа”: кабельный круглосуточный телеканал, который так и называется, а заполнен от и до отечественными мелодрамами. Разве что целевая аудитория — не европейский читатель, а российские телезрительницы. А так, в целом, очень похоже: непрофессионально, бойко, с претензией, “ради хохмы”.