Редькин, сантехник, прими похвалу мою, братец!
Шёл ты по жизни, не храбрствуя, но и не пятясь.
Два всего класса — а вот не пропал на Руси.
Жизненный путь твой с его суматохой нещадной
Славно увенчан роскошною дачкой дощатой.
Выдь в райский сад свой и яблочков нам натруси!
Милый очаг твой, в небесные вписанный сферы,
С запахом войлока и с дребезжаньем фанеры,
Всё-таки путника манит сердечным огнём.
Двери раскроешь — и сразу же всё станет ясно:
Хоть на столе и отсутствуют пышные яства, —
В тёмном подвале не сякнет бочонок с вином.
Славен хозяин не видом, не ладом, не ликом,
А худобою в плечах и раздумьем великим,
Сетью морщин и рубцами от классовых драк.
— Гости родные! На общий разор не сердитесь,
Дружной ватагой за стол, коль так вышло, садитесь, —
Всё-таки дача, родимые, а не барак!
Поднят бочонок из погреба... — Первую чарку
За твою дачку, за райский твой сад, за овчарку!
Радость сдержать в этом разе душе — невсутерпь!
Сколько протопал ты вёрст по житейской дороге,
Сколько узлов покидал за чужие пороги,
Всех тех землянок, видать, не забудешь по смерть!
И хошь в стакан мой, налитый для первой разминки,
Прям с потолка на изящной своей паутинке
Ножкой мохнатой запрыгнул нахальный мизгирь, —
Так я скажу, не дивясь очевидному хламу:
Домик твой тесный подобен роскошному храму,
Где на столе рассиялась бутыль, как псалтырь!
Предков помянем... Твой дед смыт волной окаянской,
То ли японской какой, то ли тьмутараканской,
Батя в Карпатах крестьянскою кровью истёк,
Старший братаня загинул навеки под Вязьмой,
Младший сгорел в один год от болезни заразной,
Дарью-сестрицу пронзил электрический ток.
Сколько во всю твою жизнь понабилося лиха.
Редькин родной! Хоть уже и не вяжешь ты лыка,
Всё же дослушай душевный мой тост до конца.
Жалко жену твою, жертву нужды и похмелья,
Так и не дo’жила, бедная, до новоселья,
У своего и на миг не замлела крыльца!
Чада твои в круговерти пропали метельной,
Кто от ножа присмирел, кто — от дозы смертельной,
Всех раскидало — кто был и кто не был в уме.
Редькин! За тех, кого нетути с нами сегодня!
Мукой твоею прославится станция Сходня,
Памятник будет тебе на высоком холме.
Если ж и холм не удержится в мире проклятом,
Имя твоё, несмотря на бушующий атом,
К Богу дойдёт, обязательно, Редькин, дойдёт.
Слава тебе! Слава нашей России бесщасной,
Войлоком заткнутой, бедной, фанерной, щелястой, —
Как от вина, обалдевшей от звёздных высот!
В жите перепёлки
В жите перепёлки жать зазывают
(из народной песни)
Наши ночи долги — вдоль Оки да Волги
Ходят, ходят толки
Всё про то, как волки съели на просёлке
Мужика в мурмолке.
Гибельные слухи — это всё с сивухи,
С маковой макухи.
Это всё Марухи — злые шопотухи,
Злые бормотухи.
С волока на волок — ни родных иголок,
Ни грудных наколок.
И притих посёлок — нету для прополок
Прежних комсомолок.
Всё одни старухи, прежние стряпухи,
А теперь горюхи.
Ни кусочка в брюхе, ни колечка в ухе.
Лишь коты да мухи.
А в ларьке у нас-то — чудище зубасто.
Вот такая каста!
А в карманах — ясно — ветер свищет часто.
Умирай — и баста!
Но зато — где ёлки, на любом просёлке,
Вдоль Оки да Волги:
«В жите перепёлки, в жите перепёлки,
В жите перепёлки...»
