Константин Ваншенкин
Перкалевый купол
Укладка парашюта
Тогда для десанта
Ещё не придумали, нет,
Такого дизайна,
Как нынче: тельняшка, берет.
Одна лишь новинка
Была, отличавшая нас:
Отличная финка,
Способная радовать глаз.
Но вот ты пощупал, —
И твёрдой осталась рука, —
Перкалевый купол,
Густые его вороха.
Косишься украдкой
На небо, где дыма следы,
И занят укладкой
Своей неизбежной судьбы.
Свадьба. 1954
Не шумел барак.
В окнах гасла зорька.
Лишь один дурак
Добивался: — Горько!
Человека два —
Кто знаком с невестой,
Да и то едва.
И жених — не местный.
Видно, впрямь одни
На просторном свете.
Никакой родни —
Только гости эти
Засчитали, как
Первую попытку
Им законный брак
На живую нитку.
Временная жизнь
Вре’менная жизнь —
В печали, во мраке
(Иногда и в семье).
Временная жизнь —
В землянке, в бараке,
На войне, на земле...
Марусенька
Вечером летним, после дороги,
Мыла Марусенька белые ноги.
После заката, в тёплой запруде,
Мыла Марусенька белые груди.
По сторонам озираясь несмело,
Мыла Марусенька всё, что имела.
Не отличаясь скромностью высшей,
Месяц сиял над соломенной крышей.
* * *
После первых невинных утех
Потрясение взрослой любовью,
Ослепительным чувством, — из тех,
Что пронзают восторгом и болью.
Но впоследствии, чем ни живи,
Нет, не всё забывается быстро:
Тянет изредка к первой любви,
Как убийцу на место убийства.
А. Коваленков на семинаре
Это не лишено интереса —
Коваленков всю жизнь говорил:
Пионэры, Корэя, Одэсса, —
А других за любое корил.
Разговор был у мэтра короток.
Вижу — с чьей-то расправясь строкой,
Как он, пальцами сжав подбородок,
Улыбается жёсткой щекой.
* * *
Себя не чувствую стариком,
Что, согласитесь, довольно странно.
Займусь каким-нибудь пустяком
И, между прочим, опять без плана.
Мне нравится, как звенит трамвай,
Мне по сердцу, как звонит церквушка,
Как свежий режется каравай,
И как побулькивает чекушка.
Себя не чувствую стариком,
И вдруг в обыденном этом гаме
На миг продует, как сквозняком,
Жестоко прожитыми годами.
* * *
Журавли летят, трубя,
На зов природы.
Как я прожил без тебя
Все эти годы?
Вновь зима пришла, слепя,
Мир стужей полня.
Как я прожил без тебя? —
Почти не помню.
Леса
Стволы, прошедшие отбор
В боях растительной природы.
Березник, ельник или бор —
Вполне отдельные народы.
Осины или же дубы
Знать не желают друг о друге.
И там, и там свои грибы
В давно очерченной округе.
Но смешанный российский лес,
Одетый в утреннюю дымку! —
Здесь тоже розный интерес,
Однако многие в обнимку.
Перед зимой
Ещё не затопили.
Слегка знобит порой.
Тончайшей книжной пыли
Лежит на полках слой.
Дрожит снаружи прутик.
Вдали желтеет склон.
И этот бедный прудик
Пока не застеклён.
Ворона спит, насупясь.
Звук слышен за версту.
Отчётливая сухость
В природе и во рту.
Январское утро
Белые крыши квартала
С небом слились вдалеке.
Электробритва шептала
Что-то надменной щеке.
Запахом одеколона
Следом ударило в нос.
Ветер со снежного склона
Свежесть морозную внёс.
Жёсткость крахмальной сорочки.
День, наступивший всерьёз.
А вдоль дороги сорочьи
Рощи летящих берёз.
* * *
Три дня над крышей нет дымка,
И, согласитесь, это значит,
Что там, внутри, наверняка
Иной отсчёт событьям начат.
Наступит вечер, но одно
Окно останется при этом
Пустым, где мрачно и черно —
А ведь светилось ровным светом.
Придёт ноябрь и в аккурат
Припорошит снежком поленья.
А пыль покроет аппарат
Для измерения давленья.
