Пожалуй, ни об одном писателе, прожившем столь короткую жизнь, не написано такого количества мемуаров, как о Есенине. Целые книги воспоминаний о поэте оставили А. А. Есенина, И. Н. Розанов, А. Б. Мариенгоф, В. И. Эрлих, И. И. Шнейдер, Н. К. Вержбицкий, М. Д. Ройзман, Н. Д. Вольпин и др. Среди авторов воспоминаний и дневниковых записей о поэте, вошедших в сборники 1965 и 1975 годов (под ред. Ю. Л. Прокушева), а также в двухтомники “С. А. Есенин в воспоминаниях современников” (сост. А. А. Козловский. М., 1986), “Русское зарубежье о Есенине” (М., 1993) и 4-й том издания “Сергей Есенин в стихах и жизни” (сост. двух последних — Н. И. Шубникова-Гусева), — родные и близкие поэта, а также М. Горький, В. В. Маяковский, М. И. Цветаева, С. М. Городецкий, С. Т. Коненков, Н. Г. Полетаев, А. К. Воронский, В. И. Качалов, Андрей Белый, В. А. Пяст, Н. Н. Асеев, Т. Ю. Табидзе, Г. Н. Леонидзе, И. Г. Эренбург, И. В. Евдокимов, Н. Н. Захаров-Мэнский, А. П. Чапыгин, Скиталец, А. Б. Кусиков, Г. В. Иванов, В. Ф. Ходасевич, З. Н. Гиппиус, Г. Д. Гребенщиков, Р. М. Акульшин, Г. В. Алексеев, Ю. П. Анненков, Г. В. Адамович, Н. А. Оцуп, Е. Г. Лундберг, И. В. Одоевцева, Д. Д. Бурлюк, Юрий Морфесси, Н. В. Плевицкая, Р. Б. Гуль, М. А. Осоргин, Франц Элленс и многие другие.
Тем более значимым событием явится, надеемся, публикация новых неизвестных воспоминаний о Есенине — и тех, которые по-своему выписывают образ поэта, какими являются воспоминания Е. Я. Стырской, и тех, которые лишь добавляют к нему отдельные детали и штрихи. “Немыслимое многолюдство”, в котором жил Есенин, пополняют не упоминаемые ранее в мемуарных материалах имена: литератора зарубежья Алексея Плюшкова (Угрюмова), а также поэта Владимира Нарбута, журналиста Д. И. Эрде и других.
Автор очерка “Сергей Есенин” Угрюмов Алексей Иванович (настоящая фамилия Плюшков, 1897—?) — писатель, эмигрировал из американской зоны оккупации в 1946 году в США. Дебютировал в 1912 году в детском журнале П. С. Соловьевой (псевд. Allegro) “Тропинка”. Является автором более 75 рассказов, двух романов, двух книг стихов и серии очерков о русских писателях.
В России Алексей Угрюмов неизвестен. Зато его ближайшие предки — люди известные. Они прославлены близостью к двум величайшим писателям ХХ века — один к Горькому, а другой к Блоку.
Отец, И. П. Плюшков (1860—1899) в 1884—1891 годах работал врачом-ординатором в клинике при Казанском университете и впоследствии стал доктором медицинских наук. Но знаменитым его сделал лишь один случай его ординаторской практики. В декабре 1887 года в Казани он освидетельствовал Максима Горького, тогда еще А. М. Пешкова, после попытки самоубийства. Будущему писателю было всего 19 лет, и ему хорошо запомнился “человек с веселым и приятным лицом” и “смешной фамилией”. Много позже, в начале 1912 года, на Капри Горький описал ординатора Плюшкова в автобиографическом рассказе “Случай из жизни Макара”. 13 апреля 1933 года Горький писал Груздеву: “Пулю вырезал мне из-под кожи спины ординатор Плюшков тотчас же, как только меня привезли в больницу” (Архив А. М. Горького. Переписка А. М. Горького с И. А. Груздевым, М., 1966, с. 318).
Дядя Алексея Угрюмова — Евгений Павлович Иванов (1879—1942) — литератор, участник символистских кружков и изданий, самый близкий друг Блока. Их дружба и переписка начались в годы расхождения А. Блока с А. Белым и С. Соловьевым. Уже в одном из первых писем к Е. П. Иванову 15 июня 1904 года А. Блок признался: “Я могу говорить Вам намеками, небрежно и не обо всем, не в системе, зная совершенно твердо, что Вы поймете”. Блок делился со своим другом идеями, душевными переживаниями, дорожил его мнением. И очень уважал и любил его как человека. 28 июня 1904 года Блок писал Е. П. Иванову: “Я люблю Ваше лицо — оно прекрасно и пронзительно. Оно, как Ваша душа, — на волоске от объятий — последних, самых цепких, неразмыкаемых, кристальной чистоты.
Если бы я встретил Вас на несколько лет раньше, я прочел бы сквозь Ваше лицо то, что угадывал в своих лицах Леонардо да Винчи”. “Мы, видно, глубоко родственны по духу”, — заметил Е. П. Иванов в письме к Блоку от 7 сентября 1908 года. И хотя результаты их творческих исканий порой расходились, особенно в последние годы, душевная близость сохранилась до самой смерти Блока. Алексей Угрюмов рассказал об их встречах в статье “Блок, Иванов и их окружение”.
Неудивительно, что племянник Е. П. Иванова Алексей Плюшков (Угрюмов) познакомился с Блоком. И еще гимназистом в Петербурге — с Есениным. Очерк Алексея Угрюмова написан много лет спустя, но врезавшееся в память блоковское определение Есенина-поэта и рассказ об одном из его ранних петербургских выступлений являются очень ценными. Ведь оценка Есенина, данная Блоком, по содержанию соответствует другим известным высказываниям Блока о Есенине. Вместе с тем она является довольно своеобразной по форме и добавляет новые штрихи в историю взаимоотношений Блока и Есенина.
Воспоминания Угрюмова очень коротки и скупы. Они являются частью очерка “Сергей Есенин”, в котором автор рассказывает в основном о своей поэме “Есенин”. Но нам драгоценна каждая деталь жизни и творчества этих великих русских поэтов.
Текст публикуется по авторизованной машинописи, хранящейся в Бахметьевском архиве Гарвардского университета, Нью-Йорк, США, с минимальной стилистической правкой. Датируется по содержанию. Публикуется впервые.
Имя автора воспоминаний “Поэт и танцовщица” — Елизаветы Яковлевны Стырской (1898—1947), или Лики Стырской, как ее называли в кругу поэтов, сейчас тоже мало кто знает. А в 20-е годы она входила в круг “прославленных и юных” друзей Есенина. И известность ей принесла единственная нашумевшая книжечка эротических стихов “Мутное вино”, которая вышла в Москве тиражом 300 нумерованных экземпляров. В нее вошло всего 11 стихотворений, которые звучали одой любовной опьяняющей страсти. Эта “книжка-бокал” уже давно стала раритетом и теперь факсимильно переиздана в Челябинске в 1997 году Обществом любителей российской словесности, Издательской артелью “Алексей Казаков со товарищи”. Тираж такой же изысканный и редкий — всего 100 нумерованных экземпляров.
В первом же, своего рода программном стихотворении Елизавета Стырская прославляет “сладостный и острый” цыганский жар любовного чувства:
Долог путь от строк к надменной славе,
Краток путь от строчек до софы.
С пьяным сердцем и с веселым нравом
Легче пасть в объятия строфы.
Пышных кос горячие перины.
Мне от страсти даже днем темно.
Пью из губ любимого мужчины
Темной неги мутное вино.
Запах тела сладостный и острый.
В голове, в глазах и в сердце муть.
Почему дрожат так жарко ноздри
Женщины, упавшей к вам на грудь?
Близкий друг Есенина и Стырской, поэтесса и переводчица Надежда Вольпин вспоминала “поэтессу из Одессы, жену Эмиля Кроткого” (Эммануила Яковлевича Германа, 1892—1963; сатирика, поэта-эпиграммиста): “Лика, Елизавета... Она была известной московской поэтессой. Этакий шар на цыпочках. Нет ни талии, ни шеи. Поворачивалась всем телом. Стихи не слабые, но и не сильные. Помню ее сборник “Мутное вино”, стихи из него знаю наизусть до сих пор. Эти стихи не о любви, не о чувстве любви, на мой взгляд, они о процессе любви... Стихи Лика читала нараспев со своеобразной интонацией:
Я куру чужие папиросы
И в делах не мыслю ни аза.
У меня растро-опанные косы,
Хытрые цыганские глаза...
У нее и писателя Эмиля Кроткого, ее мужа, было одинаковое отчество. Про них так и говорили: “Пришли Кроткие...”
Друг Есенина Анатолий Мариенгоф в романе “Мой век, мои друзья и подруги...” также вспоминал о Кротких в присущей ему язвительно-насмешливой манере: “Росточка они оба были самого незначительного. Одинаковые. Ровненькие! Только он — в чем душа держится, а она — толстенькая. Описывать их возможно словами уменьшительными, которые я не люблю. Но тут уж ничего не поделаешь. <...>
Эмиль Кроткий являлся блестящим эпиграммистом в пушкинской манере.
К примеру:
Он, убоясь последствий вредных,
Переменил на прозу стих, —
Вольтер для глупых, Франс для бедных
И Эренбург для остальных.
Стырская и Э. Я. Герман встречались с Есениным в Харькове, куда поэт выехал вместе с А. Б. Мариенгофом (а также с А. М. Сахаровым) 23 марта 1920 года. Э. Я. Герман работал тогда заведующим литературным отделом УкРоста и был хорошо знаком с руководителем Всеукраинского бюро Российского Телеграфного Агентства Д. И. Эрде (Ракштейном). При поддержке Эрде Стырская организовала выступление имажинистов в клубе УкРоста.
С тех пор Кроткие входили в круг ближайшего окружения Есенина. Поэт называл их ласково “Мишками” и “Кроткими”. Эмиль Кроткий вспоминал: “Он <Есенин> любил давать прозвища и меня с женой окрестил, по моему домашнему имени, “Мишками” (воспоминания Э. Я. Германа “Из книги о Есенине” опубликованы в сборнике “С. А. Есенин. Материалы к биографии”. Сост. и коммент. Н. И. Гусевой, С. И. Субботина и С. В. Шумихина. М., 1992, с. 169). Шутливое прозвище Кротких увековечено в дарственной надписи Есенина на книге “Пугачев” (М.: Имажинисты, 1922; вышла в свет в декабре 1921): “Милым Мишкам. Сергей. 1921”. Сохранилось две фотографии: на одной Есенин снят вдвоем с Ликой Стырской, на другой — Есенин в группе с А. Б. Гатовым, А. Б. Мариенгофом, Ф. А. Шерешевской, А. М. Сахаровым, Э. Я. Германом и Е. Я. Стырской весной 1920 года в Харькове (снимок сделан А. П. Чапыгиным).
3 октября 1921 года Кроткие присутствовали на приеме в студии художника-имажиниста Георгия Якулова, где произошла первая встреча Айседоры Дункан и Сергея Есенина, а в начале мая 1922 года были гостями на их свадьбе на Пречистенке. Бракосочетание Есенина и Дункан состоялось 2 мая 1922 года в Москве, а 10 мая молодожены первым международным авиарейсом вылетели из Москвы в Кенигсберг, а оттуда поездом в Берлин. Есенин не забывал Кротких во время своего зарубежного путешествия (с 10 мая 1922 по 3 августа 1923 г.). В письме Анатолию Мариенгофу из Нью-Йорка от 12 ноября 1922 года поэт писал: “Каждый день, каждый час, и ложась спать, и вставая, я говорю: сейчас Мариенгоф в магазине, сейчас пришел домой, вот приехал Гришка (Колобов), вот Кроткие, вот Сашка, и т. д. и т. д. В голове у меня одна Москва и Москва.
Даже стыдно, что так по-чеховски”. А в письме из Парижа весной 1923 года также посылал привет “Эмилям Кротким” и другим своим друзьям и пояснял: “Извини, голубчик, это вся моя Москва”.
После зарубежного путешествия Есенина Лика Стырская встречалась с ним реже.
Воспоминания Елизаветы Стырской рассказывают прежде всего о любви Есенина и известной американской танцовщицы Айседоры Дункан (1877—1927), “прославленной тысячами эстетов Европы” (М. Горький). О сложных отношениях этих великих людей писали многие мемуаристы, в том числе Максим Горький, Наталья Крандиевская-Толстая, Илья Шнейдер, Анатолий Мариенгоф, Юрий Анненков, Вениамин Левин, Ирма Дункан и А. Р. Макдугалл, Мери Дести, Фредрика Блейер и многие другие. И все же Елизавета Стырская добавляет немало новых красок к уже известной картине, ведь она была довольно близко знакома не только с Есениным, но и с Дункан.
Мемуары Стырской подчас субъективны, как, впрочем, и любые другие мемуары. Они подчеркивают ту дистанцию, которую сохранял Есенин, общаясь с московской богемой, и в то же время содержат немало новых подробностей, особенно о выступлении Есенина в клубе УкРоста в Харькове. Другое известное выступление Есенина с чтением стихов вместе с В. Хлебниковым и А. Мариенгофом в Харьковском городском театре 19 апреля 1920 года было хорошо известно по воспоминаниям современников. Стырская особенно внимательна к истории любви Есенина и Дункан. И это неудивительно, ведь эти воспоминания писала женщина и к тому же поэтесса, сочинявшая эротические стихи.
Воспоминания Стырской были опубликованы во время ее пребывания в Берлине в берлинской газете “Die Welt am Abend” c 13 декабря 1928 по 2 января 1929 года в 14 номерах. На русском языке публикуются впервые. Печатаются в переводе по газетному тексту. Из 14 учтены 12 номеров газеты, хранящиеся в Есенинском фонде Государственного литературного музея (Москва). Остальные два номера в библиотеках Москвы обнаружить не удалось. Сокращения в тексте касаются беллетризованных и вторичных сведений, например, описания встречи Горького и Есенина в Берлине, переписанных из воспоминаний Горького, и др.
