— Виктор Тополянский. Десятая муза. Ольга Балла
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 3, 2024

№ 2, 2024

№ 1, 2024
№ 12, 2023

№ 11, 2023

№ 10, 2023
№ 9, 2023

№ 8, 2023

№ 7, 2023
№ 6, 2023

№ 5, 2023

№ 4, 2023

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии



Печальнейшая из муз


Виктор Тополянский. Десятая муза. — М.: Издательский дом ТОНЧУ, 2019.


Что может объединять младшую дочь Льва Толстого со знаменитым хирургом Сергеем Федоровым, поэтов Александра Блока и Николая Гумилева — с членами медицинского Пироговского общества, подмосковных врачей и сотрудников краеведческих музеев начала 1930-х годов — с директором Научно-исследовательского института скорой помощи им. Н.В. Склифосовского конца того же десятилетия Макса Вольберга, главного хирурга этого института Сергея Юдина — с дирижером Московского областного театра оперетты Александром Хмелевичем? Увы, ответ проще и печальнее, чем может показаться: «Каждого из них, — говорит автор, — не обошла своим вниманием наиболее предприимчивая муза криминального XX столетия — муза доноса, провокации и всеобъемлющей лжи».

Врач, историк-архивист и публицист Виктор Тополянский в своей книге пишет историю особенного явления трагической русской истории минувшего века: узаконенного беззакония.

Нет, он ничуть не склонен измышлять культурологические и историософские гипотезы, — он предоставляет фактам говорить самим за себя. Именно поэтому его книга — вполне сдержанная в отношении теоретических конструкций и построенная исключительно на конкретном материале: факты, цифры, даты, документы, — дает много оснований для размышления, наглядно показывая, как поражена была в советское время сама плоть общества, сама ткань человеческих отношений и какими путями эта зараза распространялась. И ценностные акценты здесь расставлены с предельной четкостью.

Есть все основания думать, что материала по советской ценностной, этиче­ской, эмоциональной истории наработано у Тополянского гораздо больше, чем уместилось в представляемый сборник, — о чем свидетельствуют хотя бы многочисленные его публикации в периодике, связанные с различными сюжетами этой истории1 : об установлении советской власти2 , о сотворении советского гимна3 , о происхождении праздника, называемого сегодня Днем защитника отечества4 , о красном терроре 1918 года5  и о голоде года 1921-го6 … — по истории, обобщающе говоря, взаимоотношений правды и лжи, чести и бесчестья, жестокости и человечности. (Вполне бы набралось еще на целую книгу — о болевых точках нашей памяти минувшего века.) Здесь же перед нами — лишь одна из ветвей этой истории: судьбы людей, пострадавших от доносов или погубленных ими.

Понятно, что перечень жертв «десятой музы», о которых рассказано в книге Тополянского, — далеко не исчерпывающий, что автор рассказывает здесь только о тех, чьи судьбы ему удалось подробно восстановить по архивным материалам. Чтобы хоть сколько-то приблизиться к полноте картины, он поместил в книгу, помимо развернутых биографических очерков, в качестве приложений пять списков: «Профессора, высланные в европейские страны», «Неблагонадежные врачи, высланные в отдаленные районы страны», «Врачи неблагонадежные, но не сосланные»; «Список арестованных сотрудников краеведческих музеев Подмосковья» и «Список арестованных сотрудников медицинских учреждений Подмосковья». О каждом упомянутом он составил хотя бы небольшую биографическую справку.

(Кстати, в книгу вошло не все, написанное Тополянским о роли «десятой музы» в советской жизни: читатели «Знамени» помнят его очерк «Крамола в открытой печати»7 , посвященный доносу на вышедший в 1968 году сборник  переводов зарубежного юмора «Физики продолжают шутить» и его издателей.)

Понятно и то, что история подлости и зависти, родных старших сестер музы доноса, могла бы быть рассказана на любом материале, — есть все основания видеть в них антропологические константы; тем не менее как-то очень похоже на то, что советская почва для их произрастания возделывалась с исключительной тщательностью. Это и показывает нам автор.

«Вербуя себе сторонников и последователей, миссионеры коммунистического вероучения предоставляли им “откровенное право на бесчестие”; поощряли взаимную слежку и доносы (“благонадежный народ” шпионит друг за другом взапуски); потакали необоснованным претензиям, играя на мелком тщеславии. Но самое большое впечатление на неокрепшие умы производила, по Достоевскому, декларация, гласившая, что преступление отныне не помешательство, а здравый смысл или по крайней мере “благородный протест”. После такой перестановки акцентов нужны были одно–два поколения разврата — “разврата неслыханного, подленького, когда человек обращается в гадкую, трусливую, жестокую, себялюбивую мразь”, — и обязательно “свежая кровушка” для укрепления рядов единомышленников и воспитания стойкой привычки у прочего населения».

Вообще-то Тополянский говорит не об институтах, не о государстве и его органах. Он говорит исключительно о людях. И составившие книгу очерки — еще и подробные — насколько оказывается возможным — портреты пострадавших от несправедливости (а заодно и тех, чьими стараниями они пострадали). Без малейшей, впрочем, идеализации жертв: читатель не раз заметит, что автор и тут столь же пристально-внимателен, сколь и объективен (хорошие примеры тому — очерк о профессоре Юдине, личности, без сомнения, яркой, но ох какой неоднозначной8 , а также история Юлии Бер, которая «сочла своим гражданским долгом обратить внимание органов государственной безопасности» на взгляды и поведение Александра Хмелевича — дирижера театра, в котором работала, а в результате сама была арестована по его делу как якобы участница созданной им группы. «Обвинение Бер, — свидетельствует сообщение первого заместителя Генерального прокурора П.В. Баранова секретарю ЦК КПСС Шаталину, — было основано, главным образом, на показаниях Хмелевича, осужденного по одному делу с ней»).

Историк по формальному роду своих сегодняшних занятий, Тополянский — в первую очередь этик: по типу взгляда, по способу отношения к жизни, — и психолог по направлению внимания: его интересуют мотивы участников восстановленных им историй и то, как они потом жили с этим опытом. И история медицины, которая была его главным делом всю жизнь, для него, по существу, — история этическая: свидетельство этому — и даже манифест этого — опубликованные почти три года назад в нашем журнале его воспоминания о своем вхождении в медицину9 . — Говоря о человеке в социуме, Тополянский всегда, и в этой книге тоже, говорит о ценностном выборе, о его корнях: не то чтобы судит, — хотя, повторяю, все акценты расставлены отчетливо, — но прослеживает и дает увидеть читателю, как они устроены. Да, обстоятельства были созданы чудовищные. Однако главное все-таки состояло в том, что люди с ними делали.

Читатель не устанет изумляться (хотя что, казалось бы, удивительного?) тому, что внимание «десятой музы» затронуло не только ярких, независимых, неудобных личностей, несогласных с властью, ее идеологией и действиями (какими, без сомнения, были, скажем, такие герои книги, как Александра Львовна Толстая и Николай Степанович Гумилев — последовательный и принципиальный противник того, что делалось в новой России). То есть вполне очевидно, что такие люди оказывались под ударом первыми. «Особое беспокойство у карательных органов, — пишет автор, — вызывали соотечественники, способные думать самостоятельно и неординарно. Как инструктировал в 1922 году председатель ГПУ Дзержинский своего заместителя Уншлихта, “на каждого интеллигента должно быть дело”». Однако, как показывает в книге Тополянский, защищенностью не могли похвастаться ни тихо делавшие свою работу сотрудники краеведческих музеев, ни скромные медработники, ни даже правоверные сталинисты, совершенно разделявшие официальные советские ценности и, пуще того, обласканные властью, как директор Института скорой помощи Макс Вольберг («Свою карьеру он строил аккуратно и осмотрительно, не допуская непростительных огрехов. Начальству не перечил, а к подчиненным относился с умеренной строгостью и формальной доброжелательностью. Повседневные служебные обязанности исполнял с превеликим усердием, и в марте 1935 года Президиум Московского Совета наградил его красочной грамотой, персональным легковым автомобилем и премией в размере двух тысяч рублей») и даже пользовавшиеся безусловным международным признанием — как главный хирург Института имени Склифосовского Сергей Юдин (который, будучи в заключении, плодотворно сотрудничал с карательными органами). Во всем этом настолько не было ничего чрезвычайного, что глава о судьбе Вольберга (к счастью, выжившего и дожившего до реабилитации) так и называется: «Обыкновенная история».

И еще — очень, очень много сказано здесь этими фактами, цифрами и документами о природе человека, о сложности и проблематичности этой природы. Внутри рассказанных автором чудовищных историй удивительным образом находилось место благородству и самоотверженной верности, которые — таким ли уж парадоксальным образом? — оказывались адресованными людям, далеким от этической безупречности: таким было служение вначале самому Юдину, а затем его памяти любившей его медсестры Марии Голиковой. «Современники и потомки, — пишет Тополянский, — увенчали доверенное лицо Абакумова и Рюмина (хирурга Кирилла Симоняна. — О.Б.) трогательными легендами, а настоящую женщину Марию Петровну Голикову постарались вытеснить из памяти, хотя свой нелегкий жизненный путь она прошла за Юдиным без оглядки и с достоинством, присущим скорее женам декабристов, а не обыкновенной медицинской сестре периода советского неолита».

Современница столетия, о котором идет речь в книге, Марина Цветаева знала, помимо девяти известных муз и злосчастной десятой, и еще одну — «музу плача, прекраснейшую из муз». Автор старался выстроить свое повествование максимально бесстрастно, — и ему это вполне удалось. Но мы-то догадываемся, что вместе с Клио пером его водила именно она.


Ольга Балла


1  https://magazines.gorky.media/authors/t/viktor-topolyanskij

2 https://magazines.gorky.media/continent/2011/148/kak-ustanavlivalas-sovetskaya-vlast.html

3  https://magazines.gorky.media/continent/2007/134/gimnokosmogoniya.html

4  https://magazines.gorky.media/continent/2004/122/prazdnik-kotoryj-ne-v-ladu-sam-s-soboj.html

5 https://magazines.gorky.media/continent/2000/103/krasnyj-terror-vosem-mesyaczev-1918-goda.html

6  https://magazines.gorky.media/continent/2006/130/god-1921-j-pokaranie-golodom.html

7 Знамя.  № 9,  2018.

8 Материал В.Д. Тополянского о Юдине, кстати, публиковался в нашем журнале: Лубянский консультант из врачебной корпорации // Знамя.  № 4,  2018.

9 Позарастали стежки-дорожки… // Знамя.  № 7,  2017.



Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru