|
НАБЛЮДАТЕЛЬ
спектакль
Его нет дома, или Стихи после концлагеря
Меня нет дома. Спектакль Театра «Эрмитаж» (Москва). 2019.
Спектакль о Хармсе «Меня нет дома», премьера которого состоялась в московском Театре «Эрмитаж» в конце ушедшего года, — заключительный аккорд своеобразного триптиха, первая «створка» которого была открыта зрителю в далеком 1982-м постановкой Михаила Левитина «Хармс! Чармс! Шардам! или Школа клоунов». Второй «створкой» стал в 2000 году новый спектакль по Хармсу «Белая овца». И вот, наконец, каденция в 2019-м…
«Меня нет дома» — по-хармсовски странное, небанальное, хотя местами и слегка раздражающее зрителя, хармсодейство: рождение, творчество, любовь, смерть поэта… дурацкий портрет Льва Толстого на стене: писателя, перед которым НКВДшники, уводящие писателя Хармса в воронок, снимают шляпу… Водевиль, канкан, танцы, эрос — и тут же: жесточайшее solo, трагедия. Наложение арии Петра из баховских «Страстей по Матфею» на пошлую песенку о так называемой счастливой эс-эс-эрской жизньке, не стоившей ровным счетом ничего. Шутки ниже пояса тоже присутствуют.
Разумеется, смотреть этот спектакль придут лишь те, кто Даниила Ивановича любит и ценит: «случайных прохожих» тут быть не может, — а если и окажутся, то быстро выйдут из зала, не усидев на стуле и до половины первого акта.
Терпение и еще раз терпение: режиссер Михаил Левитин довольно долго будет его испытывать в экспозиции (а хотелось бы добавить динамики), но если в определенный момент у зрителя произойдет «щелчок», если регистры восприятия переключатся в нужном направлении, — постановка отзовется на пресловутом уровне Анахаты и уже не отпустит.
Как там?..
Птичка с маленькой головкой
Выше облака летить…
Человек идет с винтовкой
Птичку пулей застрелить.
Знал ли он в 1933-м, когда писал это, что слова окажутся пророческими?.. Он-Птица, летевший «выше облака» всего 36 лет? Быть может. Скорее всего.
Начало пьесы «Меня нет дома» было, возможно, сумбурным, но вскоре материал «пошел»: и закружил, и завертел, и… снова захотелось перечитать тексты Хармса. Впервые я прочла его «Случаи» в шестнадцать — и поразилась: с тех пор тень этого человека всегда где-то рядом — ну, а современный «абсурд вместо жизни», если перефразировать небезызвестную ремарку советских функционеров, парадоксально созвучен его сочинениям, написанным во времена красного террора.
Второе отделение спектакля местами очень мощное: то, что было сказано о блокадном Ленинграде, весь этот монолог жены писателя, — бьет наотмашь. И даже если все мы знаем, что было тогда, то напоминать об этом кошмаре необходимо: тема «художник и власть» актуальна по сей день.
Есть в спектакле и по-настоящему убийственная сцена, когда Марина Малич рассказывает о том, как шла по заснеженной Неве (сугробы выше головы — и одна узкая протоптанная дорожка…), на другой конец города, в психбольницу, где заточен был ее Даня, и как несла ему передачу — кусочек сахара, ну да, не смешно. Как встретила двух мальчишек, умоляющих о помощи (еда!), — но помочь (сахаром тем!) не смогла...
Марина говорит о необычайной, буквально «нечеловеческой красоте» Ленинграда в тот день — яркое солнце, переливающийся всеми цветами радуги снег: от его блеска кружится голова, как кружится она и от голода… (актриса разбрасывает по сцене кусочки сверкающей фольги…). Когда же Марина добирается до психбольницы, охранник сообщает ей о том, что муж ее умер, и выбрасывает передачу — тот самый живительный сахар — в окно…
В спектакле использованы как детские стихи Даниила Хармса, так и его тексты для взрослых — в частности, «Упадение» из гениальных «Случаев». Актрисы — обеих персонажек, напомним, зовут идами марковнами, — апофеоз равнодушия, гимн серости серых. Кстати, Хармс говорил, что «…в грязном падении человеку остается только одно: не оглядываясь, падать. Важно только делать это с интересом и энергично»…
Игра контрастов в финале, великолепная музыка «Травиаты», чудесное оживление Дани… и снова — водевиль, канкан, клоунада после трагедии. Так, возможно, пишут стихи после концлагеря.
Наталья Рубанова
|
