НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Самый дальний гейт

Эрика Фатланд. Советистан. Одиссея по Центральной Азии. Туркменистан, Казахстан, Таджикистан, Киргизстан и Узбекистан глазами норвежского антрополога. — М.: РИПОЛ классик, 2018.

Травелоги, массовое засевание которыми наблюдается и у нас, на Западе, уже давно цветут пышным цветом. Как и у искушенного и пресыщенного путешественника, в чести уже страны не истоптанные, даже не экзотичные, а те, куда никто почти не ездит, о которых в массовом сознании — одна сплошная tabula rasa. Можно, например, вспомнить «Карту мира» Кристиана Крахта с его рассказами-посещениями Бутана и других государств, которые на карте не сразу и найдешь.

Впрочем, зачем ходить так далеко? Все страны Центральной Азии из книги молодого норвежского антрополога находятся отнюдь не в другой части света, но — бывали ли мы там, собираемся ли туда в ближайший отпуск? Что вообще нам известно об этом регионе? Terra incognita же, сокрытая за маревом мифов, фактоидов, представлений еще времен советской эпохи или нынешних пугал вроде «трудовой миграции»…

Между тем, регион не только близок и важен для нас, но и по-восточному ярок, неожидан, жесток и завораживающ. Взять хотя бы «Заххок» Владимира Медведева — «сыграв» в плане литературном, он, можно делать ставки, очень многим, как и автору этих строк, открыл глаза на то, что происходило в постсоветском Таджикистане¹ .

Начало книги (автор отправляется в Туркменистан через «самый дальний гейт» аэропорта) в этом смысле символично: подчеркивает неведомость и закрытость для путешественников этого региона — на краю земли, за пределами осознания и ожиданий. Предуведомление сообщает о сложностях транскрибирования фамилий и путающих переименованиях городов (Семипалатинск — Семей). Следующая подглавка содержит лирический аккорд о пылающем кратере Врата Ада — советские еще геологи хотели было разрабатывать тут газовое месторождение, не стали, подожгли газ, чтобы избавить жителей от запаха метана, но горит месторождение до сих пор, местные же власти так и не засыпали его, только снесли соседние деревни, чтобы туристы не могли увидеть бедность живущих там. Автор заворожена видом и — боится полицейских (примут за шпионку) и всех проезжающих в этом ultima thule. Здесь, конечно, каждая деталь семантически заряжена, как банки и кремы Чумака. Мажорный проигрыш в следующей подглавке призван снять излишнее напряжение: Эрика Фатланд²  еле находит самый дальний гейт в стамбульском аэропорту, вылетающие в Ашхабад пытаются вручить ей излишки своего багажа во избежание перевеса, а в самолете никто не сидит на своих местах и вообще не сидит в полете (стюардессы даже не пытаются навести порядок). Все это уже как минимум любопытно — если рассказами о Мальдивах или Ибице никого не удивишь, то путешествие в Узбекистан точно «наберет лайков».

Дальше, нужно иметь в виду, так и будет. Аспирантура, антропологические исследования, грант поминаются, но «Советистан» — не научная работа. Текст, конечно, претендует ею быть, тянется, но не дотягивает, а молодой исследовательнице интереснее, кажется, записывать свои живые впечатления. И это даже не хороший научпоп (не люблю, впрочем, это определение, автоматически предполагающее некоторую редукцию и упрощение), а — отличный пост. С картами (прилагаются), фотографиями (лишь упоминаются), байками, отвлечениями и копи-пейстом обширных цитат. Читать до конца, лайкать заслуженно, автор, как говорили в незапамятные времена Живого журнала, выходившего на олбанском языке, «пеши исчо!».

Отсюда травеложные дзуйхицу автора о том, что волнует лично ее. О еде, гостеприимно запихнутой в нее местными и вызывающей скорбь желудка. О водителях. О восточных спутниках мужского рода, постоянно шокирующих ее допросами, замужем ли она, почему муж отпустил путешествовать ее одну, почему нет детей, или о своей склонности к разрешенному исламом многоженству. Или рассказ о гостинице: «Вдоль зеленых стен мятного оттенка стояли две коричневые кровати. Они упирались в единственное окно, которое не закрывалось. В унитазе плавало довольно крупное насекомое, разновидность которого определить мне так и не удалось. Похоже, что оно пробыло там довольно долгое время. Я попыталась его смыть, но в ответ плохо изолированные трубы издали только громкое бульканье. Насекомое невозмутимо продолжало качаться в мелкой водной ряби. Ванная представляла собой нечто среднее между раковиной и душем, однако использовать ее в качестве ванной не представлялось никакой возможности — для этого она была слишком мала. Из заклеенного коричневой изолентой крана, вероятно, не пролилось ни капли еще со времен распада СССР».

Но это скорее макросъемка житейских побасенок-приколов, — во множестве представлены и ценнейшие панорамные снимки. Полигона для ядерных испытаний в Семипалатинске — дается, кстати, экскурс в историю не только ядерной гонки, испытаний, но и последствий для населения, постперестроечной российско-американо-казахской программы по ремедиации. Аральского моря — вдруг высохшего, но сейчас немного восстанавливаемого (пустыня в кристаллах соли — этот отсутствующий кадр буквально видишь). Бесконечных плакатов и золотых и мраморных статуй местных правителей на пустых (Ашхабад) или шумных (Казахстан) улицах. Озера в Кара-Куме. Снимки вообще имеют все шансы на победу в самых разных категориях — артхаусного конкурса (пустейшего полустанка в Киргизстане), «National Geographic», «Репортеров без границ», «Amnesty International» (когда киргизы в Оше резали узбеков, «в результате там было найдено восемь тел студенток со следами насилия, уродств от ножевых ранений и ожогов. У некоторых трупов были вырезаны животы, они были наполнены мусором и глазами»). Или просто кадров Бишкека: «За последние несколько лет между оставшихся с советских времен цементных построек то там, то здесь выросли турецкие торговые центры, неподалеку от которых солидные русские рестораны соревнуются с крутыми суши-барами».

Кадры, как и дороги, уходят вдаль, в перспективу. Потому что в «Советистане» вполне находится место и для антропологии, и для социологии, и для истории (даже монгольских нашествий — для российских читателей Василия Яна и Льва Гумилева это, возможно, и излишне, но читателю западному, может быть, и в помощь). Уж не говоря об очерке бытования страны в советское время, в яростную эпоху постсоветских катаклизмов и в нынешней политической ситуации. Рахмон, Туркменбаши, Назарбаев — в книге можно найти их ЖЗЛ в формате краткого резюме!

Вся эта пестрота изложения не утомляет глаз, но скрашивает захватывающее, подчас страшное, иногда (из вагона старого советского поезда несколько суток «показывают» однотипную пустыню) однообразное, как и сам объект изучения, повествование. Но субъективность здесь, скорее, двойного свойства. Не только яркого и симпатичного путешественника-блогера, но и ученого, разделяющего, увы, те конвенциональные парадигмы, не разделять которые — практически моветон. Потому что едва ли не самые большие цитаты из научных собратьев — о голодоморе, ГУЛАГе, переселении народов, Афганистане и всех других грехах советской да и российской (Чечня) власти. Модное ныне понятие «аннексия» обнаруживается в более чем исторических далях: «Сколько слоев нам удастся раскрыть? Мы могли бы вернуться назад, к Туркменбаши с его золочеными статуями, к эпохе Сталина и Советского Союза, а возможно, еще раньше, к русской аннексии, в те далекие времена, когда не было границ»…

На изложение же всевозможных инвектив оказала, боюсь, влияние восточная пышность слога: «Это правда, что воля туркменского народа священна, однако с ним никто и никогда не советовался. Во времена Советского Союза никто не интересовался мнением туркменов, а их политики видели свою задачу только в собственном обогащении. Новое поколение выросло со спутниковым телевидением и Интернетом, многие получили образование за границей. Сколько еще придется туркменскому народу терпеть угнетение и разбазаривание государственных средств ведущими политиками?». Тот факт, что большинство диктаторов региона — выходцы из советской элиты, сохранили менталитет партийных бонз, подчеркивается многократно. Но факты не перестали упрямиться, тем более, что Эрика Фатланд по-молодому честна, не лицемерит до конца в угоду идеологическому дискурсу и эти самые факты приводит. О том, что те же правители Советистана сейчас занимают антироссийскую позицию, борются не только с советским наследием, но и с русским языком. О том, что аннексировать что-либо в отсутствии границ и вообще государственности довольно сложно: «На самом же деле, когда русские появились здесь в XIX в., туркменской нации как таковой вообще не существовало, а на ее месте проживали слабо связанные между собой племена, пребывающие в состоянии постоянных междоусобиц».

«То был период великих страданий, не говоря уже о том, что социалистический эксперимент привел еще и к экологической катастрофе. Однако, несмотря на это, не все было так уж плохо при Советском Союзе. Большевики делали серьезную ставку на школы и образование, и им удалось практически ликвидировать неграмотность даже в тех регионах Советского Союза, где она была подавляющей, например, в Центральной Азии. Ими прилагались огромные усилия по строительству дорог и инфраструктуры, и, кроме того, перед ними стояла задача обеспечить всем советским гражданам свободный доступ к медицинскому обслуживанию, балету, опере, а также другим видам культуры и общественного благосостояния». Одним словом, между собой дискутируют даже части небольшого пассажа. Как и люди в самих этих странах. Как, можно надеяться, с появлением подобных книг и отечественный читатель выйдет из тенет имперско-колониальных мифов к свету объективного знания (да, стиль официальных лозунгов Советистана действительно заразен!).

Александр Чанцев

1  О некоторых тенденциях и книгах региона см. наш обзор: Чанцев А. Среднеазиатский вектор / / Новый мир. 2017. № 8 (http: / / www.nm1925.ru / Archive / Journal6_2017_8 / Content / Publication6_6700 / Default.aspx).

2 Фатланд обыгрывает и дискутирует корень «стан» — так и хочется отметить топонимный «ланд» в ее собственном имени…