ПЕРЕУЧЕТ

Инна Булкина

Переучет переучета: Рейтинги Журнального зала

Это не совсем привычный «переучет», это «переучет переучета», перебор позиций, уже однажды учтенных и подсчитанных. Короче говоря, речь пойдет о последних «Рейтингах Журнального зала», — об относительно новом проекте, цель которого, по словам его автора, составителя этих рейтингов Василия Костырко, «познакомить посетителей с наиболее популярными новинками сайта». Нам предлагают продукт (результат) двойного отбора: сначала некие тексты отобрали «самые квалифицированные редакторские коллективы», а затем — «наиболее активные и продвинутые читатели (сценаристы, режиссеры, издатели, университетские преподаватели и т.п.)». Я, честно говоря, не очень понимаю, как автор и составитель проводит эту свою читательскую «социометрию», — по идее, счетчики GoogleАnalytics и YandexМетрика таких сведений не предоставляют (не обучены). Мне (уж если ставить какие-то социологические диагнозы) средний читатель Журнального зала до этого момента виделся интеллигентным, не очень молодым провинциалом (провинциалкой), бюджетником, учителем-учительницей-библиотекаршей «и т.п.», иными словами, человеком, который много лет выписывал толстые журналы, потом стал брать их в библиотеке, теперь, наконец, читает в сети, потому что привычка — замена счастию. Впрочем, есть еще люди, которые приходят в Журнальный зал по ссылкам из соцсетей, — наверное, интересно посмотреть реальную статистику про верных подписчиков и случайных прохожих. Но мы не знаем и нам не говорят.

Как бы то ни было, большого смысла в рейтингах календарных нет, коль скоро журналы выкладываются в сеть в разном режиме, одни — с большим опозданием, другие — с опережением, «Новый мир» — через полгода после выхода бумажного номера. В общем, это такая очень условная арифметика. И все же она делает свое дело, т.е., как любой отобранный список, привлекает внимание, добавляет очки и — сама по себе — становится инструментом продвижения.

Итак, сейчас — в начале 2018 года — передо мной страничка под названием «Последний рейтинг», и это рейтинг декабря 2017-го. И есть еще годовые рейтинги, и все это в той или иной степени не лишено смысла, но опять же — последний номер «Нового мира» в «Журнальном зале» — июльский. Короче говоря, тут «Знамя» соревнуется с «Октябрем», но время от времени побеждает «Волга». С чем мы ее от всей души поздравляем!

И мы все равно эти рейтинги посмотрим — годовой и «последний», ведь интересно же: какая-никакая интрига в (скучно) размеренном течении периодических изданий. На первой позиции, разумеется, проза, и здесь в рейтинге под названием «последний» лидирует «домохозяйка и блогер», чрезвычайно плодовитый автор издательства «АСТ» (1–2 книги в год), «самая искренняя и нежная легенда Рунета» Марта Кетро.

Марта Кетро. Дора становится взрослой — «Октябрь», № 11, 2017

Инна Позднышева, однажды решившая писать под анаграмматическим псевдонимом (Марта Кетро — Карта Метро), подобно Славе Сэ, пришла в бумажную литературу из сети. Это нынче многих славных путь, и, по большому счету, сеть — именно социальная сеть, блоги, а не самодеятельные авторские платформы вроде «Стихов.ру» или «Прозы.ру», стали незаменимым подспорьем сначала издательствам, а теперь и толстым журналам. В самом деле: автора не нужно искать, его не нужно «раскручивать», — вот он, готовый и «сделанный», с узнаваемым корпусом текстов, с репутацией и армией поклонников. И если это автор «ниши», а Марта Кетро — классическая «ниша», самая стабильная и коммерчески успешная, то, что называется «ироническая женская проза», — заполучившее такого автора издательство может себя поздравить с удачным приобретением. С журналами другая история. До сих пор эта функция — поиска и открытия новых авторов, а в традиционные времена, в «журнальную эпоху», — и раскрутки новых авторов, — как раз таки числилась за толстым журналом, проходила по его ведомству, и, когда б не сеть, наверное, журналы и дальше существовали бы, не знаю, в насколько счастливой, но в более или менее стабильной связке с издательствами. Но железный (или силиконовый) век все расставил по местам, и журналу досталось, кажется, последнее место: отныне он, точно так же как издательства, выстроился в очередь за «популярными блогерами». Проблема лишь в том, что до сих пор журналы все же «держали лицо», различали «мух и котлеты» — иными словами, не заступали в ту самую успешную и коммерческую «нишу», которую еще называют «жанр». Но все изменилось, и почему-то не удивляет, что первым на этом поприще оказался «Октябрь». Трудно сказать, принесет ли это отчаянным и отчаявшимся журналам долгожданное «щастье», или только сомнительный бонус в «Рейтингах Журнального зала»? И приведет ли та же Марта Кетро свою многотысячную сетевую аудиторию под ветхие своды Журнального зала. Боюсь, что нет. Боюсь, что все останутся при своих. (Да, кстати, признаюсь, первый комментарий, который появился под моим фейсбучным постом о Марте Кетро — лидере «Рейтинга Журнального зала», звучал буквально так: «Обожаю Марту Керто (sic! — И.Б.). А что такое Журнальный зал?»)

И все же, коль скоро это «Переучет», я должна сказать собственно о прозе, а не о репутации автора. Так вот, это, в самом деле, легкая проза о девушке, которая ищет любви, и там несложные коллизии, — что-то среднее между притчевыми историями Жоржи Амаду (от которых «есть пошли» столь любимые в народе латиноамериканские сериалы) и «экземплами» успешных семейных психологов-коучей, уместными и привычными в женском глянце.

Марина Вишневецкая. Вечная жизнь Лизы К. — «Знамя», №№ 11–12, 2017

И вот что замечательно: проза, которая занимает вторую позицию в этом рейтинге, в литературном смысле может показаться продолжением и культурным «усложнением» «женского жанра». (Интересно, каков статистический «отрыв» между первой и второй позициями рейтинга, между популярным блогером Мартой Кетро и постоянным автором журнала «Знамя» и соответственно Журнального зала Мариной Вишневецкой? Мы не знаем, и нам не говорят.)

Ксения Драгунская. Родословная. — «Октябрь», № 11, 2017

А это третья позиция «последнего рейтинга», но если б спросили у меня, а не у «наиболее активных и продвинутых читателей (сценаристов, режиссеров, издателей и университетских преподавателей)», я бы все переиграла, и Ксения Драгунская с коротким рассказом об одном бестолковом семействе, проживающем в тесной квартире, была бы первой. Это никак не «ироническая женская проза», и даже не детская (тоже чрезвычайно успешная издательская «ниша»), это то, что называется «глазами ребенка», род литературной эксцентрики. К слову, в большинстве своем «лидеры рейтинга» — авторы «детского» спецвыпуска «Октября». Интересно, что подсказывает составителю рейтингов его «социометрия»: каков средний возраст «наиболее активных и продвинутых читателей», всех этих «сценаристов, режиссеров, издателей и университетских преподавателей»?

В поэтических позициях «последнего рейтинга» все еще «страньше». Там лидируют довольно среднего качества «детские стихи» про котов, скелетов и тараканов.

Дмитрий Сиротинин. Что касается кота? — «Октябрь», № 11, 2017

Да, это такие детские, старательные и не очень умелые стихи про скелета, которого не пускали на балет, про снеговика, который лепил человека, про кота, «который на все бросается, что его касается» (очень мило, как все про котиков), наконец, про большого таракана, которого мы — вслед за «детским героем» — должны долго и внимательно рассматривать:

        Молча я смотрел. Не обижал,
                Но в гостях любезно не держал…
                Вроде распрощались, но, увы,
                Морда не идет из головы.

Вообще эксцентрика такого — «детского» рода требует известной литературной искушенности, чтоб не сказать, — виртуозности, а тут отовсюду нитки торчат. И наша рейтинговая интрига в том, что эти стихи обогнали, в самом деле, виртуозные «Объекты» Владимира Гандельсмана. И опять же интересно — на сколько? Какова количественно измеряемая разница между читателями искушенными и читателями «продвинутыми»?

Владимир Гандельсман. Объекты. — «Волга», № 11, 2017

Это, в самом деле, «объекты» — результат местами очень отстраненной словесной игры, всегда виртуозной, как в «Анатомии», когда нужно последовательно «развинтить» все тропы и цитаты, чтобы получить искомую «картинку».

         В паху гостиницы струится писсаро —
                дождь вертикальных линий световых
                тем ярче, чем темнее ночи дых,
                там горлышками вверх устроен бар,
                и льдом переливается нутро
                бокала, и бросает в жар
                большую барышню в луче проезжих фар,
                откупори женитьбу Фигаро… и т.д.

В конце там, соответственно, «Бомарше кого-то отравил», но нужно дочитать до конца.

Но есть в этой подборке столь же виртуозная и, кажется, не требующая умопомрачительной дешифровки «Смерть Кочеткова», где смерть становится тем самым процессом отстранения, превращения героя в объект, первого лица — в третье:

         Цвет неба, как песок,
                смотри в закат, кто хочет,
                что из виска в висок
                мне метроном грохочет,
                когда превысит боль
                всё, что превысить может,
                налей мне алкоголь,
                мой день дожат и дожит,
                он без сознания
                и мёртвой ниткой вышит,
                и не смотри, что я,
                как пёс, дрожит и дышит…

И здесь, наверное, имеет смысл вспомнить о «годовом рейтинге», где впереди всех оказалась еще одна поэтическая публикация саратовской «Волги»:

Владимир Друк. Алеф-бет: формы, числа и номинации. — «Волга», №№ 3–4, 2017

Это цикл из 22 стихотворений, озаглавленных буквами еврейского алфавита, и это не совсем тот Владимир Друк, которого мы знаем и любим, — не остроумный «игрок в слова», скорее, начинающий философ-каббалист с умственными верлибрами. Они могут показаться пустовато-многозначительными, как часто бывает с верлибрами, но там есть внутренний сюжет, и на самом деле это трудное чтение, требующее некоего сосредоточения мысли, и если не знакомства, то, по крайней мере, представления о книге Зоар и мидраше… В общем, появление именно этого цикла на первой позиции рейтинга похоже на столь любимое еврейскими мистиками чудо. В конце концов, окажись там давние стихи Друка вроде «Объявляю Марусю безъядерной зоной! / Объявляю ее эрогенной зоной! / Объявляю себя сверхдержавой! / Объявляю на этом собранье закрытым!», — вопросов бы не было.

А то, что вслед за Друком там, на второй позиции — Игорь Губерман, почему-то не удивляет. Как и то, что «наиболее продвинутые читатели» Журнального зала предпочли ходульные «гарики» новым и отнюдь не ходульным стихотворениям заслуженного «ирониста» Игоря Иртеньева, не говоря уже о «задвинутых» в середину, а то и вовсе в самый конец Мих. Айзенберге и Бахыте Кенжееве.

И прежде чем говорить о победившей в «годовом рейтинге» прозе, опять же зададимся вопросом об осмысленности этих растянутых во времени арифметических игр: можем ли мы радоваться тому простому факту, что Тимур Кибиров с несколькими главами нового «исторического романа» об «отцах и детях» опередил здесь Марту Кетро, вышедшую на ковер 12 месяцев спустя? Насколько это честный бой, способны ли эти цифры (и какие, кстати) сказать нам что-то о «продвинутых читателях»? Или Кибиров, как в том анекдоте, должен сознаться: «Да я, Петька, старше!». И тем не менее мы просто порадуемся этому факту, — не как продукту сомнительного «отбора», но как поводу лишний раз напомнить и написать об этой прозе. Итак:

Тимур Кибиров. Генерал и его семья. Исторический роман. Книга первая. — «Знамя», № 1, 2017

Это первая книга второго кибировского романа (если полагать «Ладу и Радость» романом, а не идиллией и «мечтой доброго сердца»). Название его способно ввести в заблуждение и дает лукавую отсылку «не туда»: это не семейная сага и не военная проза. Это роман-центон о книжной девушке, которая взрослеет и разочаровывается в своем незадачливом избраннике. И точно так же как в другом романе о такой же книжной девушке, автор здесь идет рука об руку со своими героями, без конца оговариваясь, отвлекаясь от повествования, вступая в привычную уже цитатную игру с читателем. Материя его та же, что и в кибировских поэмах: советский мир, возникающий из «перелицованной» русской литературы. «…Опять цитата на цитате едет и реминисценцией погоняет, и презренная пародия бесчестит литературные памятники и мемориальные комплексы, — с этим и подавно придется смириться, старого учить, что мертвого лечить».

И вторая позиция «годового рейтинга» — абсолютно бесспорная во всех смыслах:

Денис Драгунский. Соседская девочка. — «Октябрь», №№ 9–10, 2017

Классическая short story, где на малом пространстве разворачивается драма с очень простым и банальным (так кажется) сюжетом и непростыми психологическими коллизиями. То, что мы называем «нарушением читательского ожидания», происходит здесь несколько раз, а развязка все равно непредсказуема, и появление в сюжете «соседской девочки», совершенно немотивированное и, казалось бы, лишнее, оказывается именно той необходимой деталью, которая придает логику и смысл этой истории о «женской логике». Итак, сюжет об адюльтере и разводе, впереди маячит свадьба, по крайней мере, героиня ждет именно этого, и сначала читателю кажется, что он уже догадался, что подсказка уже была: этим героям нравятся такие разные стихи, что вместе им не быть никак. Потом все тот же «искушенный читатель» радуется своей проницательности, — кажется, в самом деле, чаемый развод не состоится, и героиня, как это часто бывает в такого рода сюжетах, останется одна и ни с чем. И все же «проницательный читатель» обманывается, хотя героиня все равно остается одна и ни с чем. А «соседская девочка»… А что соседская девочка? — сюжетная ретардация и оправдание всего этого тонкого и сложного устройства, которое позволяет не объяснять и не договаривать. Коль скоро именно эта недоговоренность и нестойкие сюжетные связи помогают нам что-то понять в короткой прозе о коротких и нестойких связях людей, которым нравятся разные стихи.