Об авторе | Вячеслав Иванович Шаповалов родился 28 октября 1947 года во Фрунзе, — русский поэт, переводчик тюркской и европейской поэзии, литературовед, теоретик перевода. Народный поэт Киргизии, лауреат Государственной премии Киргизии (2000) и Русской премии (2012), заслуженный деятель культуры, профессор, доктор филологии. Директор научного центра «Перевод» в Киргизско-Российском Славянском университете. Автор двенадцати книг стихотворений. Предыдущая публикация — в № 12, 2013 год. Живет в Бишкеке (бывшем Фрунзе, Киргизия).

Вячеслав Шаповалов

Чужой в стране чужих

Под Рождественской звездой

В пропахшей мазутом и смертью горячей грязи —
предчувствие жизни, предвестие высшей стези,
перст Божий вдали — зуботычина Божья вблизи.
Господь, — огрызнёшься, — хоть Ты-то меня не грузи!
А, собственно, что ты хотел, где за общим столом
профессорских кафедр советских царит костолом,
щенок, остолоп, рифмознатец, провидец, шаман? —
вот мир этот,
русский шалман да вселенский обман.

В утраченном времени прятаться —
дедов пример:
рядком конокрад, казнокрад, маловер, старовер.
Во фраке сермяжном ты пикою не потрясал
в компании всяких изгадивших кремль партизан,
живых не едал… Но жестоко — заслуги зачти! —
в белках покрасневших седые чернеют зрачки,
и жилы жжёт злобная кровь:
веселы и сильны
сыны раскулаченной некогда, зябкой семьи.

Ты рвался из стаи, а вышел в её вожаки,
хотя и не спрашивал: «Кто тут за кем, мужики?» —
и к нищим сердцам безнадежно мостил берега,
хотя и стоял над разорванной глоткой врага,
и благословлял, отстраняя холодный огонь,
не пряча лица, неразумную чью-то ладонь —
коль правда проста,
словно хлеб и вино на столе.
За это боятся тебя и Отчизну во мгле.

Морозной луной за окном переулок облит,
молитвою бабушка тёмное детство продлит:

«Всё сбудется, — скажет, — привыкнешь, испей молока,
а крови успеешь отведать — судьба далека».
Как больно, как чисто проносятся в небе года,
вот-вот что-то с нами случится — и вздрогнет звезда,
в саманном домишке,
у дикой страны на краю
Спаситель родится — и душу попросит твою.

Ни шатко ни валко — бери мою душу, Господь,
и жизни не жалко, хоть жадности не обороть,
кто думать обучен, пусть думает думу за нас! —
но ты понимаешь однажды в отчаянный час:
мы были всегда в этом тёплом дрожащем мирке
рассветным лучом, оберегом на ветхом шнурке,
витком ДНК на кладбищенской старой кирке,
двуперстым, трёхпалым крестом
на замёрзшем курке.

Пришло Рождество — уж впотьмах прирастает народ,
и разума вспышка вселенский сожжёт водород,
ночные пространства и пустошей зимний бурьян:
нас ветер несёт, всем судьба нам — на остров Буян.
И там, где горит, продираясь сквозь камень, слюда,
и сорные стебли шипят, словно змеи: сюда! —
и ржавая даль, пополам с голограммой, седа,
ты вдруг понимаешь сквозь морок:
мы будем всегда.

* * *

ночью врубается звонче иных бензопил
и спальню трясёт как счётчик когда подключат «козла»
всё что спящий недовспомнил и недозабыл
пока средь добра и зла нищая жизнь возросла

тело уходит во тьму в уголь в песок в подзол
с ним исчезают ключи от всех потайных углов
память уносит в себе победы свои и позор
душа остаётся ждать когда же доставят гроб

надобно проследить как роют могильный ров
как на подушки выкладывают ордена
как осиротев молодеет вдруг отчий кров
где однажды заплакал сын где милая обняла

надо бы проследить весь тягостный ритуал
если уж вообще будет кому хоронить
дров наломал баловал любил губил ревновал
вот и сложился реестр общих слёз хоровых

и когда всё кончится и разойдётся толпа
отяжелев ногами от лютых налипших глин
влажная бросит вслед горсточку тепла
осень окрестных гор и скудных чужих долин

чужой в стране чужих средь родных осин
наследство да вот кому — средь ночи не осенит
архив с пометкой спалить смокинг что не носил
кем-то забытый шарф с надписью клуб зенит