Что хотел сказать автор? (О книгах Леонида Пантелеева и Аркадия Гайдара). Ольга Бугославская
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 3, 2024

№ 2, 2024

№ 1, 2024
№ 12, 2023

№ 11, 2023

№ 10, 2023
№ 9, 2023

№ 8, 2023

№ 7, 2023
№ 6, 2023

№ 5, 2023

№ 4, 2023

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


НАБЛЮДАТЕЛЬ

незабытые книги


Что хотел сказать автор?


В начальной школе дети еще ориентируются на мнение взрослого и доверяют ему, поэтому их сложно настроить на полемику с автором художественного произведения. Для них то, что «хотел сказать автор», — истина, которую нужно установить и принять к сведению. Однако такой подход далеко не всегда применим. В детской литературе встречаются иной раз воспитательные установки весьма сомнительного толка, которые как минимум требуют комментариев. Возьмем несколько простых примеров из ранней советской классики.

Одним из наиболее часто переиздаваемых советских писателей в последнее время стал Леонид Пантелеев. К числу самых известных его произведений относится рассказ 1941 года «Честное слово».

Взрослый человек, гуляя вечером в городском саду, видит там плачущего маленького мальчика. Выясняется, что малыш играл в войну с компанией не знакомых ему старших детей. В игре ему выпала роль часового. Мальчик пообещал стоять на карауле и никуда не отлучаться. После этого старшие «товарищи» ушли и забыли о нем, благополучно бросив одного в дальнем углу сада. Понимая это, бедный ребенок, тем не менее, продолжает стоять там, где его поставили, из-за данного честного слова. Взрослый полностью проникается проблемой, признает, что честное слово нарушать нельзя, и бросается искать настоящего военного, который мог бы дать мальчику приказ оставить вверенный ему пост.

Вывод: честное слово — дело святое. Нарушать его ни в коем случае нельзя. Даже если вы дали его по неопытности и простоте душевной откровенно безответственным прохвостам.

Сама описанная ситуация является, как принято говорить, чрезвычайно жизненной. Только во избежание «лакировки действительности» из него следует исключить заботливых взрослых, которые обязательно придут на помощь и спасут. Вероятнее всего, никто не придет. Держа свое слово, вы будете стоять на улице всю ночь. Поэтому, дорогие дети, мораль, которую можно извлечь из этого чрезвычайно поучительного произведения, состоит совсем в другом: всеми силами старайтесь избегать какой-либо зависимости от любого рода командиров. И сейчас, и особенно — в будущем. Претендентов на эту роль будет много, исключить их из своей жизни полностью, увы, невозможно, но хотя бы постарайтесь минимизировать ущерб. И учитесь разбираться в людях. Это самое главное. Не берите на себя обязательств перед теми, в ком вы не уверены. Знайте, что «честное слово» — крючок, на который разного рода провокаторы и манипуляторы ловят доверчивых и наивных людей. Имейте в виду, что сами они никогда не держат слова, не выполняют обещаний и не следуют договоренностям. Порядочные люди не пытаются навязывать окружающим свою волю с помощью разного рода клятв. Особенно клятв односторонних. Если кто-то у вас их требует, это очень плохой признак. Вас просто хотят подчинить. В общем, если вас бросили вечером на улице, — с легким сердцем идите домой. И никогда больше не имейте дела с теми, кто так поступает.

Перу Леонида Пантелеева принадлежит еще один чрезвычайно выразительный рассказ, который даже включен в учебник по «Литературному чтению» для начальной школы. Называется он «Трус». Мальчик пошел на море ловить рыбу. «А там был очень высокий, крутой скользкий берег. Мальчик начал спускаться, потом посмотрел вниз, увидел под собой огромные острые камни и испугался». Со стороны моря из лодки за мальчиком наблюдают колхозник-рыбак и его дочка. Они замечают, что мальчику страшно, и милая девочка начинает заливисто смеяться. Мальчик, понятное дело, сильно смущается. Теперь, кроме страха, он испытывает еще и стыд. И тут, как на грех, он роняет свою удочку в воду. Еще раз пробует спуститься, но опять безуспешно. Тогда в ситуацию наконец вмешивается папа девочки — колхозник-рыбак. Он дает дочке гениальный совет: чтобы заставить мальчика спрыгнуть с этого крутого берега, нужно за­брать его удочку. Мальчик, забыв об опасности, наверняка бросится за ней. Почему? Потому что он жадина. Почему он наверняка жадина? Потому что трус. Почему трус? Потому что не рискует спрыгнуть с очень высокого берега на очень острые камни. Логика железная, не подкопаешься.

Девочка в точности исполняет мудрые наставления отца и вдобавок еще и передает мальчику его слова про труса и жадину. Остается, как говорится, только руками развести. И сказать юным читателям в предисловии при переиздании: «Дорогие дети! Страх — нормальная человеческая реакция на опасность. Если вам не хочется прыгать с большой высоты на острые камни, это абсолютно нормально. Не прыгайте. Никто не имеет права обзывать вас за это трусом, слабаком и прочими обидными словами.

Если рядом с вами находится адекватный взрослый, который, оценив ситуацию, понимает, что опасность не столь велика и спрыгнуть можно, он обязательно поможет вам это сделать. Как? Для начала он постарается вас успокоить и ободрить. Потом покажет сам, как нужно спускаться. Затем вернется к вам, чтобы подстраховать. И, конечно, он никогда не позволит другим детям в этот момент над вами смеяться».

К сожалению, колхозник-рыбак из рассказа — носитель определенной традиции, в рамках которой основным инструментом воспитания является унижение. Эту традицию он успешно передает и мальчику, и своей дочери. Чему он их научил? Тому, что человека, попавшего в сложную ситуацию, можно и нужно высмеивать, обзывать и оскорблять. Что человеку можно приписывать дурные качества на совершенно пустом основании. Что для преодоления стрессовой ситуации ему нужен еще один стресс, более сильный, чем первый. Мальчик не может спрыгнуть? Пусть увидит, что у него хотят украсть какую-то вещь. Тогда прыгнет как миленький. Кубарем покатится за своей удочкой. Он же трус и жадина. А ты, девочка, теперь имеешь полное право его презирать. Смейся над ним громче. Дети! Никогда не применяйте ничего из этого богатого арсенала ни сейчас по отношению друг к другу, ни в будущем по отношению к собственным детям.

Другим советским автором, вновь обретшим популярность, является Аркадий Гайдар. В художественном мире его прозы важное место занимает семья. Семья советская, а значит — идеальная. Отцы в идеальных семьях заняты выполнением некой высокой государственной миссии. Они героически служат стране. Чаще всего в качестве воинов Красной армии — летчиков, танкистов, пограничников — но не только. В рассказе «Чук и Гек» отец — работающий в экстремальных условиях геолог.

Мамы, а также невесты и просто подруги — объекты рыцарского поклонения. Их спасают от врагов («Голубая чашка») и совершают ради них разного рода красивые поступки («Тимур и его команда»).

Дети — новое поколение героев, будущая смена. И сыновья, и дочери мечтают вырасти похожими на своих отцов.

Высшей и безусловной ценностью является Родина, служению которой и подчинена в конечном счете жизнь всей семьи как в настоящем, так и в перспективе.

Родина при этом очевидно находится под постоянной военной угрозой, о чем напоминают военные учения, тревожные вести с границы, бронепоезда, призывы в армию и прочее. Подспудное напряжение и ощущение близкой опасности не рассеиваются даже в произведениях с самым радостным финалом («Тимур и его команда», «Чук и Гек»).

Справедливости ради надо отметить, что на страницах большей части произведений Гайдара дети находятся под защитой и опекой взрослых. Совершить подвиг им предстоит, но все-таки не прямо сейчас, а когда повзрослеют. Однако есть и исключения.

«Сказка о военной тайне» (содержание напоминать не буду) доводит идею беском­промиссного служения Родине до конца: к немедленному самопожертвованию должны быть готовы все, включая детей. Если натиск врага сдерживать будет некому, то отцов и старших братьев на поле боя должны заменить «мальчиши-малыши», которым по возрасту положено еще «в палки играть да в скакалки скакать».

Взросление — основная тема детской литературы. Персонажи романов «Остров Сокровищ», «Пятнадцатилетний капитан», «Гарри Поттер и …» и многих других тоже берут на себя функции взрослых, подвергаясь разного рода опасностям и недетским испытаниям. В этом ничего нового, конечно, нет. В случае со «Сказкой о Мальчише-Кибальчише» пугает готовность автора привести детский персонаж к гибели, торжественно его похоронить и тем самым утвердить идею детского самопожертвования в качестве нормы.

«Сказка о военной тайне», к счастью, плохо написана. В отличие от других произведений Гайдара. И сюжет, и персонажи, и мотивы, и библейские аллюзии — всадники Апокалипсиса, Иуда, буржуины, «бочка варенья и корзина печенья» — откровенно нелепы и смешны, а потому в общем-то безвредны. Но сама попытка сделать из детской смерти и детской могилы какой-то возвышенный символический образ вызывает недоумение. Как правило, детский подвиг — плата за безответственность и несостоятельность тех, кто уже вырос. Гибель ребенка не должна вызывать у них ничего, кроме глубочайшего чувства вины.

В продолжение темы взросления. У Аркадия Гайдара есть рассказ, который описывает непосредственно сам обряд инициации. Называется он «Четвертый блиндаж». Дружили четверо ребят. Однажды трое из них, шести, семи и восьми лет от роду, проникли на объект, построенный для военных учений, вследствие чего попали под артиллерий­ский обстрел. Им, конечно, было страшно, но при этом они понимали, что с ними происходит нечто, похожее на священное таинство. Поэтому, убегая, они успели захватить осколок одного из разорвавшихся рядом снарядов, который станет для них своего рода реликвией. Вернувшись в свою деревню и встретив там своего четвертого приятеля по имени Исайка, дети остро ощущают возникший между ними барьер, который отделяет детей от взрослых: «Он (Исайка) не слышал еще ни разу орудийного залпа. Он не видел ни дыма, ни огня взрывающегося снаряда. Ему не приходилось закрывать тяжелую дверь блиндажа, как Кольке и Нюрке, и не приходилось бежать с тяжелым осколком в руках по изрытому воронками полю, как Ваське. И, переглянувшись, Васька, Колька и Нюрка рассмеялись над добрым толстым Исайкой весело и снисходительно, как взрослые люди смеются над ребенком».

Здесь комментарий может быть таким: «Дорогие дети! “Весело и снисходительно смеяться” ребенок, переживший обстрел, авианалет или что-то в этом роде, сможет еще очень не скоро. Пережитая травма останется с ним навсегда, и до конца жизни его будут преследовать ночные кошмары. Возможно, у кого-то из вас есть дедушки и бабушки, чье детство пришлось на военные годы. Возможно, кому-то из них доводилось слышать звук разрывающегося снаряда или бомбы. Спросите. Вам скажут, что это совсем не весело. Мой отец ходил в школу во время войны. Он рассказывал о том, как однажды кто-то из детей принес в школу гранату, которая разорвалась на школьном дворе. Погибли четырнадцать человек. Смешного, веселого или духоподъемного в этом не было ничего. Прочитайте когда-нибудь воспоминания очевидцев. Например, книгу Светланы Алексиевич “Последние свидетели”, посвященную как раз детям на войне. Посмотрите фильм Андрея Тарковского “Иваново детство”. Вы сможете представить, что испытывает ребенок или подросток, когда ему или людям рядом угрожает гибель, и поймете, насколько фальшив пафос рассказа “Четвертый блиндаж”».

Детство заканчивается в тот момент, когда ребенок начинает догадываться: не все взрослые умны, не все взрослые честны, не всем присущи смелость, чувство справедливости и стремление помочь ближнему. А значит, мир взрослых не так разумно и хорошо устроен, как недавно казалось. В детской литературе, разумеется, тоже отразились за­блуждения и ошибки зрелых людей. По возможности их нужно замечать и исправлять, а не транслировать дальше, перекладывая на плечи следующих поколений.


Ольга Бугославская



Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru