НАБЛЮДАТЕЛЬ

рецензии

Обретение связности

Повседневная жизнь в годы Великой Отечественной войны: Историко- антропологический словарь. Составитель С.Б. Борисов. — Шадринск: Издательство Шадринского пединститута, 2015.

Эта уникальная книга о Великой Отечественной войне, заявленная как историко-антропологический словарь, — плод пятилетнего труда ее составителя, доктора    культурологии, ведущего научного сотрудника Шадринского государственного педагогического института Сергея Борисовича Борисова.

«Все дальше в прошлое уходит война… Практически обо всех ее сферах и аспектах… было написано в разное время, в разных жанрах… Сотни тысяч, а возможно, миллионы газетных, журнальных и книжных текстов, будучи единожды опубликованы, никогда более не переиздавались. Уникальная, более нигде не встречающаяся информация, «мелькнув» парой строчек среди сотен страниц, так и не включалась в отрефлексированное системное историческое знание», — указывает в предисловии составитель.

Значимая информация о повседневной жизни во время войны, таким образом, оставалась забытой и невостребованной. Составитель словаря задался целью вернуть почти растворившуюся во времени память, для чего «собрал, сгруппировал и разложил по алфавиту рассыпанную по сотням источников информацию о «приземленной», повседневно-бытовой стороне войны — как собственно боевой, так и мирно-тыловой».

Книга состоит из двух частей: «Повседневная жизнь на фронте» и «Повседневная жизнь в тылу», в каждой из которых в алфавитном порядке раскрываются значения понятий, выражений, аббревиатур, пословиц, названий стран, городов и мест, события, имена, тексты, лозунги, легенды времен войны и даже уклады жизни на фронте и в тылу, так или иначе связанные с восприятием войны «обычным человеком» того времени, очевидцем. Словом, все, что составляло и наполняло повседневность военных лет.

Для этой цели составителем используется весь имеющийся в его распоряжении материал, впечатляющий разносторонностью и объемом: вниманию читателя предлагаются выдержки из газет, журналов, листовок, агиток того времени, цитаты из документальных и художественных произведений известных и незнакомых авторов, отрывки из воспоминаний, выписки из официальных документов (распоряжений, протоколов, материалов дел и т.п.), тексты песен, фольклор, отрывки из устных воспоминаний...

Отбор материала производится субъективно, рука составителя и направление его исследовательского интереса ощущаются на протяжении всего текста книги, которую сложно назвать классическим словарем, скорее, это «сводное» издание, тщательно и увлеченно составленная авторская подборка фрагментарной информации, которая может быть востребована как специалистами, так и рядовыми читателями.

Составитель уделяет большое внимание фиксации и сохранению значений слов, вышедших из употребления и навсегда осевших на архивных полках памяти.

Среди них много разговорных: «Ванька-взводный» — лейтенант, командир взвода, «гвоздики» — дешевые низкосортные папиросы, «шурочка» — штрафная рота, «вздыхаленка» — «дыши глубже, вот и вся еда»...

Заботливо прибраны не известные уже молодым «вещмешок», «землянка», «карточки», «обмотки», «наркомовские сто грамм» и другие слова и выражения, когда-то являвшиеся неотъемлемой частью повседневности.

Однако при всей безусловной важности фиксации значений стержень книги и ее основная ценность — сохранение ускользающих смыслов. Все тише звучат голоса свидетелей, мы сегодня часто находимся во власти устойчивых образов, которые книга дополняет, изменяет, а порой и разрушает.

«Идти в атаку, вести в атаку, подниматься в атаку. Когда мой отец, Александр Иванович Кузнецов, вспоминал войну, он всегда говорил с неохотой и каким-то надрывом. Запомнился мне эпизод о том, как пошли они в штыковую атаку. “Кругом взрывы, стрельба, — рассказывал отец. — Нас командир поднял в штыковую, и так было страшно. Кто-то ругался, кто-то кричал «мама», кто-то плакал. После этой атаки я стал седым”. (Кузнецова, 2005)».

«“Скажи, — спросил он, — вот когда солдат идет в атаку, в штыки, неужели он все время думает, что он защищает Родину?”…Все серьезные вопросы они теперь задают, не глядя в глаза. “В атаку не идут, а в основном ползут и прикрывают морду лопаткой”» (Анчаров, 1965, 6)».

«Женщины на войне. О 20–23-летней девушке-зенитчице: “На фронт Александру Доценко призвали в 1942 году. «Мне в ту пору уже двадцатый годок пошел. Меня ведь не спрашивали: хочу или нет я на войну… Страх присутствовал всегда, потому что всегда стояли под смертью. Но самое важное, что хочу сказать, интересного на войне ничего нет, как и нет там никакой романтики… Когда воюешь, некогда особо следить за собой, хотя, конечно, девушки старались. Но мы фактически одевались в ту же форму, что и ребята: огромные белые мужские рубахи с большими рукавами, которые закатывали, чтобы не торчали из-под манжет. По уставу положена одна гимнастерка и юбка, и, что самое смешное, двое трусиков, мужских, без всяких резинок. Девочкам даже брюк не давали, и мы в чулках ходили и летом, и зимой…»”».

Сочетание живых судеб, вырванных из небытия имен, приземленной, житейской правды в непривычной, негероической интерпретации заставляет по-новому взглянуть на отполированный образ войны. Некоторые статьи словаря содержат неоднозначные, «неудобные» и даже скандальные интерпретации.

Например, в статье «ЗАБЭЗЭ» предлагается такое значение: «…в боевой разговорной практике: медаль “За боевые заслуги”. Медалька звалась “забэзэ”. Ее давали тем, кого отметить не за что, а хотелось (ППЖ — походно-полевых жен и т.п.)». Правда, уже в другой статье, «За боевые заслуги», дается и другое, «благородное» толкование, но до этой статьи иной читатель может и не дойти…

Складывается впечатление, что порой составитель намеренно выбирает неожиданные варианты значений: «Коменданты немецкие в населенных пунктах СССР: О селе в Псковской области в 1943 г.: Комендантом гарнизона стал капитан с немецкой фамилией — что-то вроде Миллера. Этого человека отличали порядочность и, как ни странно звучит применительно к оккупанту, человеколюбие. Он неоднократно предупреждал жителей о готовящихся облавах, о предстоящих поборах, о грядущем приезде эсэсовцев. К Миллеру шли жаловаться на солдат или полицаев и находили защиту. Как сейчас помню… перед башней особняка стоят навытяжку два немецких солдата. На них смотрит Миллер и что-то говорит. Солдаты то бегут, то падают, то ползут по-пластунски… и так до полного изнеможения. “Они, — мать называет немцев по именам, — вчера в Свистогузове у бабы Варушки поросенка украли”».

С одной стороны — прекрасная иллюстрация несостоятельности однобокого, выхолощенного подхода, возможности другого взгляда даже на фигуру врага, ведь и на «той стороне» встречались люди. Однако свидетельство это здесь предлагается в качестве единственного толкования понятия, привычно и обоснованно вызывающего образы жестокости, насилия, смерти.

Опрокидывание смыслов — прием, безусловно, важный для объективного восприятия военного периода, для снятия застывших масок. Однако он неизбежно вызовет сопротивление у внушительной части читателей, обвинение составителя в «осквернении памяти о войне» и прочие негативные отклики.

Все, о чем мы читаем здесь, — действительно часть нашего общего прошлого, коллективной памяти. Порой неприятная, неудобная и даже постыдная. Возможно, форму изложения материала в таких случаях стоит лучше продумывать с учетом фактора эмоционального восприятия, который может помешать читателю увидеть ценность всестороннего подхода.

Тематическое многоголосье книги необычайно разнообразно: здесь мы находим информацию не только о сражениях, родах войск, оружии, полководцах, наградах. Внимание уделяется важным мелочам повседневности: условиям жизни, одежде, болезням, способам гигиены, досугу, песням военных лет, пародиям на них и даже эмоциональному фону: в словаре, например, имеются статьи «Упоение боем, восторг», «Любовь», «Проявление жалости к мирному населению», «Неуставные отношения, угрозы», «Конфликты детей и немцев» и многие другие.

Отдельно выделяется тема питания в годы войны. Словарь содержит множество статей о еде, в числе которых «Картошка», «Соль», «Крапивный борщ», «Смолка», «Овсяная шелуха»; на контрасте — «Мороженое», «Крабы» (пирамиды из банок в пустых магазинах), даже «Шампанское» (в 1942 году в Москве состоялся запуск завода шампанских вин, в этом году в стране было выпущено 12 млн бутылок шампанского…). И это тоже — о войне…

Чтение многих статей книги вызывает живой эмоциональный отклик, рождаются образы поверх прямых значений. Так произошло со статьей «Голуби», свидетельствующей о том, как немцы уничтожали почтовых голубей, на которых держалась связь с партизанскими отрядами, и со статьей «Огонь»: в войну исчезли спички, и люди передавали огонь от соседа к соседу, так сохраняя его.

Не покидает ощущение подлинного, живого слова и полифонического звучания текста, хотя и формально и разбитого на совершенно неожиданные порой статьи, но при этом цельного, обладающего собственным ритмом и силой воздействия.

Кажется, в книге учтены все или почти все мельчайшие подробности повседневной жизни на фронте и в тылу, но нет в ней отдельной статьи «Война», и это, видимо, концептуально. Потому что все обозначенные, найденные, а порой и спасенные смыслы и значения — это и есть подлинное лицо войны.

Сегодня в чести «мифологическое», «причесанное» восприятие войны, активно конструируется «правильная» историческая память. «Трудные моменты» военного и послевоенного времени, как правило, не обсуждаются. Именно в таких условиях как никогда актуальной становится необходимость обретения связного исторического нарратива о Великой Отечественной войне, чему немало может поспособствовать труд С.Б. Борисова.

                                                                                                                                                  Анастасия Лойтер