За честь культуры фехтовальщик

Юбилей М.Б. Пиотровского состоялся в декабре 2014 года, а вот приуроченные к юбилею книги появились недавно. Одна — самого М.Б. Пиотровского, другая о нем.
«Мой Эрмитаж» — книга, в сущности, чисто познавательная. Собственно говоря, книг такого плана и под таким заголовком М.Б. Пиотровский написал несколько, а телевизионных лент с таким же названием подготовил, по его собственному признанию, двести пятьдесят серий, сто из которых придумал сам.
Книга состоит из описания «истории», «географии» и «содержания» Эрмитажа, то есть этапов его становления и сфер его представительства, истории и состава его коллекций, философии музея, рассказа о его знаменитых сотрудниках. Всего пятнадцать главок: «Кому принадлежал Эрмитаж», «Здания и фигуры», «Линия жизни», «Первая эвакуация», «Вторая эвакуация», «Третья эвакуация», «Большой Эрмитаж», «Лестницы и подъезды», «Собиратели», «Хранители», «Разговор культур» и т.д.
Большая культура становится живой и внятной, усваивается и присваивается только в человеческих пропорциях. Это когда занимательно, просто и живо рассказывается о редком, особенном и уникальном. Сил нет, как хочется пересказать все эти ошеломительные коротенькие истории, которые теперь никогда не забудутся. Оказывается, картина Джорджоне «Юдифь» прежде «была дверью шкафа, в чем нет ничего предосудительного», Иорданская лестница — не в честь Иордании, как бы ни радовался родному топониму король Хусейн, — а потому, что по ней процессия выходила прямо к Неве, во льду которой на Крещенье пробивалась купель — «иордань». Оказывается, есть в Эрмитаже и Советская лестница, названная в честь Государственного совета Российской империи; что академик Орбели отказывался увольнять сотрудников дворянского происхождения, мотивируя это собственным происхождением — его род ведет историю с Х и ХII веков, а не со «смешных» ХVIII и ХIХ; что война и блокада — это визгливый хруст битого стекла, покрывающего эрмитажные полы…
В идеале эту книгу надо дарить подросткам. Именно они, подростки, как никто другой, ценят мощную информацию, внятную иерархию смыслов, хорошо интонированный, спокойный голос повествователя, разговор именно что на равных. Книга написана не для того, чтобы рассказать об Эрмитаже, а для того, чтобы заразить Эрмитажем. На редкость целебная вещь. И очень красивая, сделанная в изысканном, истинно эрмитажном духе. Это отчасти и альбом, причем тоже авторского составления, то есть здесь помещены не эмблематичные шедевры, не титульные представительские вещи, а любимые: не «Мадонна Литта», но нежная девочка «Мадонна Бенуа»; если европейский романтизм, то «Мечтатель» К.Д. Фридриха, картины которого покупал Николай I для своих личных покоев; если Галерея 1812 года, то юный А.А. Тучков, — одно из самых красивых лиц русской армии… Но более всего здесь самого Эрмитажа: дивных эрмитажных залов, анфилад, лестниц, заоконных видов, сценок с посетителями и их, посетителей, диалогов с эрмитажными шедеврами, множество портретов сотрудников всех времен — словом, жизнь Дома.
Но все это событийная сторона повествования. По сути же, перед нами монолог о сущности культуры. До нашего сознания плавно, но упорно и непреклонно доводится мысль, что драгоценные сокровища Эрмитажа есть не только источник наслаждения для посетителей, но прежде всего это свидетельства истории культуры, что они сами по себе — предмет и язык диалога, который ведет современность с историей. Суть книги состоит в понимании истории и культуры не как догматов, а как мира живых человеческих взаимоотношений, мира грандиозного, неизменного и изменчивого, теплого и настоящего.
Энциклопедические знания автора и умение занимательно рассказывать здесь не самоцель. Ценность этой книги не в информации, а в личности пишущего, в том, какой нравственный и культурный феномен представляет собой сам автор, обладающий качеством, которое редко встречается у пишущих. На отсутствие этого качества обращал внимание А.П. Чехов, заметив как-то, что «у наших авторов трудно найти главный элемент творчества — чувство личной свободы».
Чувство личной свободы представляет собой доминанту личности М.Б. Пиотров¬ского, оно формирует и определяет характер его деятельности.
Это, скажем прямо, редчайшее качество директора Эрмитажа — лейтмотив книги Е. Яковлевой, в которой сущность, сердцевина личности схвачена безошибочно, безупречно, и повествование бьет в одну точку.
М.Б. Пиотровский стал интересен широкой публике и стремительно превращается в знаковую фигуру нашей культуры потому, что сделал выражение «Петербург — Эрмитаж» само собой разумеющимся, то есть превратил Эрмитаж применительно к городу Петербургу в ассоциацию первого порядка. Как он это сделал — вопрос знания, умения, таланта, в конце концов — вопрос из области прихотливых культурно-просветительских технологий. Важнее и интереснее, что позволило ему добиться такого эффекта. А позволило вот это самое качество — чувство личной свободы.
Книжка Е. Яковлевой — небольшая, легкая и какая-то быстрая (хотя и немного сумбурная) — именно об этом. Четыреста страниц поделены на почти полторы сотни небольших главок, самый частый подзаголовок которых «Рассказывает Михаил Пиотров¬ский». То есть, помимо обычных для такого жанра документов (дневников, исторических свидетельств и т.д.), в ней много прямого слова самого героя и разговоров с ним.
В книге два плана. Один — канва жизни героя. И сюжет этот, надо сказать, по-своему ошеломителен. Хотя, казалось бы, что необычного может быть в жизни человека, городского, интеллигентского происхождения и круга: хороший ученик хорошей советской школы, хороший студент восточного факультета ЛГУ, аспирант Института востоковедения, подзатянувший по меркам научного истеблишмента с диссертацией, потом научный сотрудник того же института… Постоянное, неизменное пребывание в Эрмитаже, в родовом гнезде, куда отец привел его годовалым и где ему разрешили (скорее, все-таки, в силу безграничного младенческого обаяния, чем из почтения к его отцу) ударить в какой-то древний барабан… Экспедиции, статьи, книги, докторская диссертация, потом кресло директора Эрмитажа, по обывательскому мнению, доставшееся прямиком от Б.Б. Пиотровского (хотя директорствовать М.Б. Пиотровский начал спустя несколько лет после того, как не стало Бориса Борисовича).
Тут главная интрига — не в событиях, а в личности героя, главного действующего лица. Из особенностей личности проистекает второй план: как человек выбирает свою дорогу, как формирует свой жизненный сюжет.
Мы уже привыкли, что представления о доблести, о подвигах, о славе неизменно сводятся к чему-то связанному с умением бежать и стрелять. Воспитанный, умный, трудолюбивый человек давно перестал быть интересен. А вот здесь — именно такой человек в его максимально полном воплощении, человек дела и твердых убеждений — «не пафосный герой» (выражение И. Бродского) и гибкий политик. Поразительное сочетание европейского менталитета и восточной мудрости, пришедшей вместе с профессионализмом.
«Я бы хотел стать очень хорошим арабистом», — когда-то в молодости определил М.Б. Пиотровский свою жизненную программу. Молодая женщина, к которой было обращено это признание, стала его женой.
Понимаем ли мы, что такое арабистика?..
Древний арабский Восток для нас — почти другая планета. Это мир, законсервированный, как казалось, одряхлевший, чуждый победившей цивилизации, — как может рвануть эта «консерва», никто в те годы и не предполагал... Арабистика дала Пиотров¬скому не только «умственное» знание, она дала, с одной стороны, кровное, «мозжечковое» ощущение этой красивой, древней культуры, а с другой — обостренную способность «чувствовать со стороны» собственную культуру как в общемировом пространстве, так и в историческом потоке. Арабистика дала представление об устройстве мировой культуры как единственной сущности общественного бытия.
К такому миропониманию, как оказывается, М.Б. Пиотровский готовился с юных лет. Он не только учился, хотя сейчас читать, как были устроены занятия на восточном факультете, — дух захватывает. Он занимался, скорее даже неосознанно, построением личности. В книге приведены удивительные путевые дневники Миши и Вани (Пиотровского и Стеблин-Каменского), студентов восточного факультета, проводивших летние каникулы (вдобавок к общестуденческим экспедициям) в познавательном бродяжничестве — по Средней Азии, Памиру, Северному Кавказу, русскому Северу. На попутках, подводах и другого рода перекладных, обязательно — без денег. Мишу вдобавок ко всему еще и укачивало. Эти путешествия сформировали психофизику и характер, выработали навыки выживания — физического и социального: от аутентичного поведения в чужой культуре до умения «просачиваться» куда угодно и как угодно, например, через санитарные кордоны в холерном 1970 году, в Поволжье и Крым или в приграничные районы Памира. Приключения научили выпутываться из любой ситуации и обращать ее на пользу дела.
Позже, уже арабистом-профессионалом, в Йемене вместе со своим учителем Петром Грязневичем они совершили двухсотпятидесятикилометровый переход по каменистому плоскогорью, чтобы подтвердить существование древнего торгового пути, упомянутого Клавдием Птолемеем, — дороги, о существовании которой не знали сами йеменцы. А уж полномасштабное проведение научной командировки в Багдаде, несмотря на отмену ее принимающей стороной, — почти детская игра.
Вот что такое арабистика.
Но был еще и фактор времени. Я твердо верю, что атмосфера времени формирует человека, особенно в юности. Конец 1950-х — начало 1960-х — короткий промежуток восстановления разрушенной нравственности общества. Появилось (или возродилось) уважение к знанию, выросло, сформировалось «непоротое поколение». То был эксперимент едва ли не селекционно-биологического характера, тем более что период благоприятствия быстро закончился. Второй, уже никем не предполагавшийся исторический момент открылся в 1990-е, и лучшим из воспитанных в 1960-е удалось реализовать свои таланты и знания.
Среди множества высказываний современников о Пиотровском, приведенных в книге Е. Яковлевой, есть одно любопытное замечание: «Перед нами тип интеллигента, который на равных разговаривает с властью». Автор биографии принимает цитированное утверждение как данность, а вот мне хочется возразить: ощущение «на равных» может взращивать в душе низший по званию, рангу или чину, чувствующий себя умнее начальства. Дело интеллигентного и творческого человека — пример М.Б. Пиотровского тому подтверждение — объяснять, вводить, вбивать, наконец, в сознание общества, что культура — залог существования государства, а не государство — залог существования культуры. И Пиотровский это делает.
Первый тираж книги, дорогой, подарочный, уже разошелся. Сейчас выпущен второй — в обложке, более демократичный, чуть меньшего формата и, кажется, еще уютнее.