Рафаэль Мовсесян. Заметки об одном возвращении. Рафаэль Мовсесян
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 3, 2024

№ 2, 2024

№ 1, 2024
№ 12, 2023

№ 11, 2023

№ 10, 2023
№ 9, 2023

№ 8, 2023

№ 7, 2023
№ 6, 2023

№ 5, 2023

№ 4, 2023

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


Рафаэль Мовсесян

Заметки об одном возвращении

Об авторе | Рафаэль Мовсесян родился 8 апреля 1987 г

 

Об авторе | Рафаэль Мовсесян родился 8 апреля 1987 г. в Ереване в семье архитектора-строителя и инженера. В 2010 г. окончил Московский государственный лингвистиче-ский университет (иняз) по двум специальностям — юрист и переводчик. В 2014 г. окончил ВЛК при Литературном институте им. Горького. В 2015 г. поступил в аспирантуру Российско-Армянского (Славянского) университета (г. Ереван) по специальности «русская литература». Публиковался в журналах «Арион», «Волга», «Радуга» (г. Киев), «Литературная Армения» (г. Ереван) и др. Победитель Всероссийского поэтического конкурса им. Николая Рубцова (2009), финалист поэтического Гала-турнира «Пушкин в Британии» (Лондон, 2013). Живет в Ереване. Работает частным репетитором.

 

 

 

*

По своей сути возвращение является перемещением, точнее — движением в обратном направлении, к исходной точке. На протяжении жизни каждый человек совершает десятки тысяч возвращений — ежедневное возвращение домой, возвращение мыслями в прошлое, возвращение в какое-нибудь место, где уже когда-то бывал и так далее. Мои же заметки — о возвращении на Родину.

 

*

Я родился весной 1987 года в городе Ереване, в стране, которая через несколько лет прекратит свое существование. Менее чем через год начнется Карабахское движение. В непрекращающихся миллионных митингах, кажется, участвовал каждый без исключения. Мне был всего год, и я, поднимая зажатую в кулак руку, громко повторял вместе со всеми: «Миацум!»1. Должно быть, это стало одним из первых выученных мною слов. Сам я в силу возраста почти ничего не помню, однако свидетели рассказывают о невероятной силе и энергии народного единения, сметавшего на своем пути любое противодействие ЦК. Я часто слышу, как армянские священники называют то Движение Боговдохновенным, потому что по-другому объяснить явление такой мощи просто невозможно.

 

*

7 декабря 1988 года переломить армянский дух попыталась стихия. Землетрясение с эпицентром в городе Спитак унесло жизни более двадцати пяти тысяч человек. Подземные толчки ощущались даже в Ереване, где мы жили. Бабушка рассказывает, что в тот момент, когда затряслось здание, я с испуганными глазами уставился на нее, а она, взяв меня на руки, выбежала из дома.

Тысячи мужчин, среди которых был и мой отец, в тот же день уехали вытаскивать из-под завалов людей. Мать отправилась помогать в городскую больницу, куда без конца привозили пострадавших. Больше всего ей запомнился один мужчина, за которым она ухаживала. Он несколько дней лежал в бреду и все время что-то твердил о своем брате. Когда этот человек пришел в себя, моя мама находилась рядом. Он встал, надел больничные тапочки и, не одеваясь, направился к выходу.

— Куда вы?

— Искать своего брата, — ответил мужчина, не оборачиваясь.

 

Группа, в которой состоял мой отец, разбирала развалины двух строений, где так и не нашлось живых. Одним из зданий оказалась школа. «Они даже с места вскочить не успели», — рассказывал папа.

Когда он вернулся домой, мать не узнала его, постаревшего лет на двадцать. Отец сказал, что у них обязательно должен родиться еще один ребенок, и осенью 1989 года на свет появился мой младший брат.

 

Несмотря на землетрясение и его последствия, борьба моего народа за восстановление независимости и возвращение Карабаха продолжалась. В скором времени ежедневные демонстрации возобновились. Сердца людей были наполнены болью и гневом из-за сведений о резне в Сумгаите и Баку. Вскоре начнется война.

 

*

Зерно любви к отечеству было заложено во мне, очевидно, в тот день, когда я подошел к отцу и спросил о том, что такое Армения. Родитель, будучи сам большим патриотом, очень обрадовался вопросу трехлетнего сына. Он принялся долго рассказывать о Родине и любви к ней, а затем отправил меня в другую комнату подумать над услышанным. Через несколько минут я возвратился и спросил его:

— Папа, я не понял. Армения — красивая девушка или нет?

 

*

Я очень любил окно на балконе и вечерами подолгу глядел из него на разноцветные закаты, на Арарат. Почти задыхался от бесконечной нежности мира, и в такие моменты в животе появлялось какое-то странное вяжущее ощущение. Я думал и, казалось, многое понимал, хотя не смог бы выразить словами ни одной мысли. На самом же деле это было чем-то вроде мышления чувствами. Бабушка часто приносила на тарелке очищенное и разрезанное на дольки яблоко, и тогда я одновременно наслаждался и видом из окна, и вкусом.

 

*

Я часто слушал разговоры взрослых о том, что происходит в зоне боевых действий. Радовался вместе с ними всякий раз, когда приходили вести об успехах наших воинов. Однако до победы было еще далеко.

В домах и квартирах отсутствовали вода и электричество. Помню, как мы зажигали свечу и старались экономно ее расходовать. Затем из огарков мама изготовляла новую, меньшую по размеру свечку. Воду домой носили ведрами. Свет давали всего на два часа в сутки, причем в разное время. Мать сразу же вскакивала, бежала стирать и делать другую работу по дому. Однажды отец подарил мне и брату игровую приставку. Это было большой диковинкой в то время, поэтому всякий раз, когда включалось электричество, в нашу квартиру сбегались соседи, чтобы поиграть во что-нибудь вместе с нами или хотя бы просто посмотреть, как играют другие. И даже если электричество давали ночью, это никого смущало. Мы вскакивали с кроватей, включали приставку, а в дверь уже стучали наши добрые соседи. С ними же иногда по вечерам мы собирались у кого-нибудь дома и при свече играли в лото.

 

*

Мне хорошо запомнился рынок, куда мы ходили покупать фрукты и овощи. Однажды бабушка и я проходили мимо лавки с арбузами.

— Бабушка, давай купим, — попросил я по-армянски.

— Нет, Рафо джан. Мы ведь вчера арбуз кушали.

В этот момент продавец сорвался с места и подошел к нам. Он сказал, что его тоже зовут Рафаэль, и подарил нам большой арбуз. Мы вернулись домой и пешком дотащили купленные продукты на четырнадцатый этаж.

 

*

В квартире было одно священное для меня место. На стене висел плакат с репродукцией какой-то картины, все пространство которой занимали изображения сражающихся воинов. Я внимательно рассматривал лица живых и павших, не умея отличить армянских солдат от вражеских. Всякий раз с тревогой изучал детали изображения и сходил с ума от бессилия: там, внутри картины, сражаются и гибнут армяне, а я ничем не могу им помочь. И когда вечерами мальчик глядел из окна на гору, то порой он думал и об этих воинах. Может быть, они сражаются и гибнут за тебя, Арарат?

 

*

Каждый день перед сном я читал наизусть «Отче наш». Мама научила меня этой молитве не на современном армянском, а на грабаре, древнеармянском. Из-за этого долгие годы я не понимал смысла произносимого, думая лишь о том, что этими словами я молюсь Господу. Этого было достаточно.

 

*

В мае 1994 года война окончилась. Карабах обрел независимость. Летом того же года к отцу подошел мой брат и спросил:

— Пап, а когда мы вылечим мой глаз?

При рождении у него травмировался правый глаз, а производить лечение в Армении было невозможно. Мы отправились в Москву, и после операции оказалось, что вскоре нужна будет еще одна. В конечном итоге мой младший брат полностью выздоровел, а мы остались жить в России.

Самое первое, чем меня удивила новая страна, — это кока-кола. Отец купил несколько бутылок прямо в аэропорту. Я никогда до этого ее не пробовал.

Когда мы наконец доехали до квартиры, где должны были остановиться, мама позвонила в Армению. Я с нетерпением ждал своей очереди поговорить с бабушкой, и, услышав в телефонной трубке ее голос, спросил:

— Бабушка, Арарат из окна все еще виден?

— Да! — отвечала бабушка. — Виден, Рафо джан! Виден!

 

*

Началась новая жизнь. В сентябре я пошел в первый класс. Сейчас, прокручивая в памяти прошлое, я понимаю, что счастливое детство закончилось в тот момент, когда наш самолет вылетел из Еревана. Оказывается, что отсутствие электричества, воды и дорогих игрушек не делает ребенка несчастным. Где же теперь мое окно и близкие нашей семье люди?

Поначалу мы часто меняли место жительства и в конце концов обосновались в подмосковном городе Долгопрудный, где я окончил гуманитарную гимназию. Затем — учеба в Московском государственном лингвистическом университете, начало моей литературной деятельности, путешествия по России и Европе и работа юрисконсультом. Через год после окончания университета я окончательно убедился в том, что суды, чтение договоров и юридическая консультация — это не то, что приносит мне удовлетворение. Что-то нужно было менять. Литература манила меня, и я поддался ее соблазну: поступил в Universitа degli Studi di Torino и уехал учиться на факультете иностранных языков и литератур, а также писать стихи и прозу в итальянский город Турин. Это было восхитительное время одиночества и тишины. Я часами гулял по центру города и набережной реки По, той самой, в которую замертво упал пораженный молнией Зевса Фаэтон. Единственным моим развлечением стал футбол. Раз в неделю я ходил либо в бар, либо на стадион, чтобы посмотреть на игру любимой команды, за которую болею с десяти лет. Все остальное мое время занимали учеба, чтение, письмо, прогулки и размышления.

К сожалению, весной следующего года мне пришлось прервать обучение из-за семейных обстоятельств и вернуться в Россию, а летом я поступил на Высшие литературные курсы при Литературном институте им. Горького.

 

*

Все эти годы Армения жила во мне, она терпеливо ожидала, когда моя душа вновь обратится к ней. Я часто читал переведенные на русский язык книги армянских классиков, слушал армянскую музыку, интересовался тем, что происходит на Родине, однако Армения превратилась для меня скорее в предмет почитания и изучения, нежели в реально существующее место. Так вышло, что я почти пятнадцать лет не бывал там, но к окончанию первого года обучения в Литературном институте пришло время побывать на Родине. Я собирался многое посмотреть, поэтому стал готовиться к поездке — читать и перечитывать изданные на русском книги и учебники по истории Армении. Эффект полного погружения в мир моего народа отсек от меня реальность. Раз в полчаса я отрывался от чтения, вставал и, ругаясь, ходил взад-вперед по комнате. Я хватал себя за голову и не понимал, каким образом мой народ смог выжить в мясорубке Ближнего Востока. Где теперь все те государства и племена, с которыми мы вели бесконечные войны еще в дохристианскую эпоху?

 

*

Сказать, что я волновался перед тем как сесть в самолет в июле 2013 года, — это ничего не сказать. Думаю, я не осознавал до конца, что происходит на самом деле. Два с половиной часа полета занимал себя чтением Аристофана, чтобы хоть как-то отвлечься, а когда воздушное судно стало снижаться, прильнул к иллюминатору и вскоре увидел Арарат.

Согласно легенде прародитель армянского народа Айк около четырех с половиной тысяч лет назад (а именно 11 августа 2492 года до нашей эры) основал первое армянское государство вокруг озер Севан, Урмия и Ван. В самом центре страны располагался Арарат. С тех самых пор эта гора пишет многотомную историю армянского народа, являясь ее бессменным свидетелем. Сотни поколений армян глядели на Арарат и интуитивно стремились к нему, стремились быть с ним рядом. Сегодня этот символ Армении находится на турецкой территории, однако миллионы армян в мире верят, что возвращение Арарата домой — всего лишь вопрос времени.

 

*

Несколько дней я не рефлексировал. Казалось, мой мозг погрузился в состояние сна, однако при этом восприятие органов чувств обострилось до предела. Я вдыхал армянский воздух, ел армянский хлеб, пил армянскую воду, слушал армянскую речь, внимательно изучал черты лиц моих соплеменников, смотрел, как в детстве, из своего окна на Арарат, прикасался ладонями к камням и деревьям, гуляя по Еревану. Все изменилось, когда отец и я сели в маршрутное такси. Через несколько остановок в машине оказалась маленькая девочка со своим папой. Все сидячие места были заняты, и тогда мой отец без каких-либо слов посадил девочку на колени. Я вопросительно уставился сначала на него, потом на родителя ребенка. Оба думали о чем-то своем и не придали случившемуся никакого значения. И тогда я очнулся: это Армения.

Несколько недель мы с отцом путешествовали по стране, а затем я вернулся в Россию.

 

*

Какое-то время я не находил себе места и жил по инерции. А потом ко мне пришло понимание того, что я должен жить в Армении, быть там. Помимо всего прочего, в Ереване живет мой отец, вернувшийся из США. Я начал ощущать бессмысленность моего нахождения где бы то ни было помимо Родины. «Домой, домой», — шептал я себе.

Вот у меня есть земля, по которой ходили и на которую проливали кровь мои предки, есть хлеб, который ели мои предки, есть вода, которую пили мои предки. Зачем же я не там?

Тогда я стал думать, чем бы мог заниматься после переезда. По хорошо известным причинам в Армении царит тяжелейшая социально-экономическая ситуация. Люди тысячами уезжают из-за отсутствия работы. Так что же мне там делать? Моей целью стало приносить пользу своему народу. Но как? Перебрав огромное количество вариантов, я остановился на работе в Министерстве иностранных дел. Кроме прочего, держа в уме биографию Тютчева, я полагал, что это единственная государственная служба, которую можно успешно сочетать с литературной деятельностью.

Я позвонил отцу, и он очень обрадовался моему решению. Год пролетел быстро, и в начале лета 2014 года я сдал все экзамены и защитил диплом в Литературном институте. После защиты Алексей Константинович Антонов, один из преподавателей института, узнав, что я собираюсь вернуться в Армению, сказал буквально следующее: «Каждый нормальный Мовсесян должен хотеть просыпаться по утрам и видеть в своем окне Арарат». Учеба окончилась, и я начал готовиться к отъезду. Многие отговаривали, делая упор на финансово бесперспективный аспект моего начинания. Действительно, в России я достаточно неплохо зарабатывал преподаванием английского языка и русской литературы, а в Армении даже в случае успеха с поступлением на службу меня ожидала довольно-таки скромная зарплата. Но я не стал думать о деньгах, как и за несколько лет до этого, когда оставил должность юрисконсульта в крупной француз-ской компании и уехал учиться в Италию.

 

*

Вскоре после возвращения написалось стихотворение:

 

ветер, ветер эриваньский.
хлеб пекут на улице моей.
шар земной теперь такой армянский,
что не видно больше кораблей.

 

сушь одна. и я какой-то дикий
свой народ рассеянный ищу.
там, где слышу голоса и крики,
воздух черный пальцами крещу.

 

...будто бы я праведник какой-то.
..удто что-то Бог мне нашептал.
...будто бы моя теперь забота,
чтобы я народ свой собирал.

 

Однако затем я позабыл о литературе на долгие восемь месяцев. Все силы были брошены на подготовку к экзаменам в школу при МИДе. Это — единственный способ поступить на службу в министерство. По итогам экзаменов двадцать пять человек отбираются в школу, где они должны проучиться один год, после чего из выпускников школы десять-двенадцать человек принимаются на работу. Мне предстояло сдать два экзамена по международным отношениям — письменный и устный, каждый из экзаменов — на трех языках (армянском, русском и английском). Отсутствовали конкретные билеты с вопросами, списки литературы. Только фраза: «два экзамена по международным отношениям на трех языках». Также поступающих предупредили о том, что экзаменаторы могут задавать вопросы по истории Армении.

Писать и читать по-армянски я не умел. Кроме того, существует огромная бездна между литературным и разговорным армянским. Это касается и лексики, и даже в определенной степени логики построения предложений. Я хорошо понимал разговоры окружающих, сам умел говорить, однако в первый месяц после приезда, к примеру, совершенно не понимал речь дикторов новостей по армянскому телевидению. Предмет «международные отношения» я также никогда не изучал.

Итак, моими плюсами были знание русского и английского, а также — общий уровень образованности. Минусами — армянский язык и международные отношения.

 

*

В январе меня ожидал письменный экзамен, и я составил план подготовки на шесть месяцев: с июля по декабрь. Первым этапом было изучение армянского языка, вторым — теории международных отношений, третьим — чтение аналитических статей и новостей международной политики.

На Родине моей первой учительницей стала бывшая одноклассница отца. Три раза в неделю я ездил к ней на метро в другой конец города. Так как Ереван располагается не на равнине, то температура воздуха в черте столицы часто сильно разнится в зависимости от района. То место, где живет мой репетитор (улица Церетели), — настоящее пекло. Было очень необычно заходить в метро, оставляя позади воздух, разогретый до тридцати пяти градусов, а через полчаса выходить из стеклянных дверей и окунаться в сорокоградусную жару.

Первой буквой, которую я выучил, стала буква «А». Все начиналось с нуля. В этот момент я задумался о том, что потерял, уехав из России. Там у меня остались друзья, множество знакомых, доступ к волшебным московским книжным магазинам, очереди из учеников, желающих у меня заниматься. В России я говорил на языке, которым отлично владел, а здесь стесняюсь своей речи и пока еще даже не могу прочесть названия магазинов. Здесь я учу первую букву алфавита и читаю по слогам. Мне показалось, что может случиться некий кризис, однако ничего не произошло. Я принял эти мысли, не стал отгонять их от себя. В том не было никакой нужды, ведь в любом случае приобрел я в тысячу раз больше, чем потерял.

 

*

Я занимался по восемь-десять часов в день, а по воскресеньям отдыхал. Каждый мой день был расписан. По вечерам я ходил гулять по одному и тому же маршруту. Армения славится своей водой, и поэтому здесь есть огромное множество фонтанчиков, из которых прохожие пьют воду. Армяне называют подобные фонтанчики — пулпулак или литературно цайтахбюр. С самого детства я неравнодушен к этим пулпулакам и никогда не прохожу мимо. Во время прогулок, даже если пить не хотелось, я все равно подходил и делал несколько глотков. Какая же вкусная моя вода.

Я практически ни с кем не общался. Все эти месяцы думалось только об экзаменах. По воскресеньям я ездил в церковь села Джрвеж в пригороде Еревана, где иногда после службы на улице включалась музыка и группа детей танцевала народные танцы. После внимательного изучения истории Армении я понял, какую огромную роль сыграла Армянская Апостольская Церковь в деле выживания и сохранения идентичности моего народа. Мне хотелось быть частью ее паствы.

Раз в неделю я ходил в бар смотреть игры любимого футбольного клуба. Еще я почти каждый день слушал армянскую музыку: Комитаса, Саят-Нову и фидаинские песни. Словом «фидаи» в конце XIX и в XX веках называли собранные из армянских добровольцев отряды, которые, пытаясь защитить свой народ, боролись с войсками Османской империи. Словом «фидаи» также называют тысячи армянских добровольцев, участвовавших в Карабахской войне. О фидаях написаны книги и картины, сложены сотни песен, которые в Армении до сих пор помнят и поют.

 

Ах, фидаи!
Я умру за ваши души!
Вы — спасители армянской нации!
Живу вашей надеждой!

 

Муш и Сасун2, гордость армян,
Встали на ноги.
Ценой неисчислимых жертв спасли нацию.
Без остатка отдавшие свои жизни нации
Храбрые Андраник, Геворг Чауш3 всегда впереди!..

 

Меня каждый раз начинает трясти, и мурашки бегут по всему телу, едва я услышу звуки этих мелодий. Как же мне возможно не быть на этой земле? Не быть с моим народом?

 

*

Однажды ночью я сел в кровати и уставился в темноту, а следующим утром показал отцу место на стене и спросил, что за плакат там висел двадцать лет назад. Изображение оказалось репродукцией картины Григора Ханджяна «Вардананк». В тот же день я отправился в Государственную картинную галерею, однако не нашел там того, что искал. Мне подсказали, что полотно хранится в Центре искусств Гафесчяна. Через полчаса я был на месте. Немыслимого размера картина находилась в отдельном помещении с двумя меньшими по размеру работами Ханджяна и располагалась между ними. Что же изображено на полотне?

В 301 году нашей эры Армения стала первым в мире государством, принявшим христианство как государственную религию, однако к концу IV века страна утратила независимость, Персия и Римская империя поделили ее. К 450 году сложилась такая ситуация, что армяне, жившие в персидской части Армении, должны были либо отказаться от христианской веры, либо быть истребленными. Началось всенародное восстание, и 26 мая 451 года на Аварайрском поле встретились два войска. С одной стороны — двухсоттысячная регулярная армия персов, включавшая в себя боевых слонов и десять тысяч элитных воинов («бессмертных»), с другой стороны — шестидесятишеститысячное армянское ополчение, включавшее женщин, монахов, стариков. Во главе армянского войска стоял полководец Вардан Мамиконян, который падет в этой битве. В конце долгого и кровопролитного сражения персам удастся одержать победу, а армянское ополчение отступит в горы, чтобы начать партизанскую войну, итогом которой станет сохранение христианской веры и спасение народа.

В самом центре полотна на белом коне изображен рвущийся в бой Вардан Мамиконян, а возле него — окружаемые персидскими войсками армянские ополченцы, многие из которых имеют лица живших в разное время армян-ских писателей, поэтов, художников, полководцев. «Вардананк», что значит «множество Варданов», — это символ единения армянской нации во времени и пространстве. Каждый из нас — Вардан. На самом верху картины слева направо по всей длине полотна тянется надпись со словами: «Смерть неосознанная есть смерть, а осознанная — бессмертие»4.

Я очень долго не мог двинуться с места: смотрел на картину, внимательно изучая каждую ее деталь. И все повторилось, как в детстве. Та же самая наивная тревога: там, внутри картины, сражаются и гибнут армяне, а я ничем не могу им помочь.

 

*

Приблизительно за полгода до моего возвращения в Армению я встретился с моим давнишним приятелем фотографом Арсеном Галстяном. Побеседовав, мы решили вместе совершить поездку в Арцах5 и сделать небольшую книгу о людях, переживших Карабахскую войну.

Мы очень долго готовились к этому путешествию: читали, просматривали многочисленные видеоматериалы, искали героев будущей книги. И вот осенью 2014 года я прервал на две недели занятия по подготовке к экзаменам и на самолете отправился в Москву. Там я провел поэтический вечер, который ежегодно организовывал для своих друзей, а затем я и Арсен, рано утром разместившись в автомобиле, выехали из российской столицы. Ночь мы провели в Ставрополе, а следующим вечером, проехав через Грузию, уже сидели в моей ереванской квартире.

Пару дней мы провели в городе, попутно взяв несколько интервью, а затем отправились в Карабах. Дорога лежала через марзы6 Арарата, Вайоц дзора и Сюника. Республика Арцах де-юре является независимой, а де-факто — областью в составе армянского государства. Попасть в Карабах можно только через Армению. И вот наш автомобиль катится через Сюник-ский марз (моя родина по отцовской линии) в Карабах (родина Арсена по отцовской линии).

Я очень люблю скупой на растительность ландшафт Сюника, где из-за одной горы появляется другая, и так — до бесконечности. Большую часть Арцаха также покрывают горы, однако эти места богаты лесом, а земля очень плодородна. Для истории Армении оба этих марза имеют особое значение.

На границе между Сюником и Карабахом установлен КПП, где необходимо заполнить специальный бланк. Остановка занимает не более десяти минут, и вскоре мы окунаемся в новый мир. Сложно описать словами царящую здесь красоту линий и красок. Большие перепады высот кружат голову и заставляют с нетерпением ожидать пейзаж, который вот-вот откроется за следующим поворотом.

Мужчина, которого мы случайно встретили по дороге и довезли до деревни, пригласил нас зайти в дом. Жена его накрыла стол, и мы перекусили. Так как Арсен был за рулем, то в вопросе алкоголя я отдувался за нас обоих, выпив две рюмки тутовой водки: одну — за встречу, вторую — за Армению.

Когда город Шуши остается позади, значит, совсем скоро вы окажетесь в Степанакерте, столице Арцаха. Мы остановились в крошечной гостинице на окраине города. Степанакерт — очень уютный, чистый и спокойный город. Здесь живут около пятидесяти тысяч человек. На вопрос «почему, закрывая машину, вы не ставите ее на сигнализацию?» был ответ: «Одна половина мужчин служит в армии, другая — в полиции. Некому угонять».

За несколько дней, проведенных в городе, мы взяли интервью у большого количества самых разнообразных людей: я беседовал и записывал, Арсен фотографировал. Стоит сказать, что за все это время мы, кажется, ни одного драма7 не потратили на еду. Повсюду нас угощали, и конца этому не было.

Нам удалось добиться встречи с архиепископом Карабахской епархии о. Паргевом. Он принял нас в своей резиденции, и на мой вопрос «что сегодня нужно армянам больше всего?» ответил: «Единство. Только единство». Единство и процветание армян не только за границей, но и в самой Армении. Эти слова до сих пор звенят в моей голове и не дают покоя. Нам нужно то самое единение, которое четверть века назад вернуло Карабах.

 

*

Обратно мы решили ехать по другой дороге: на север в Мартакерт, а потом на запад. В I веке до нашей эры армянский царь Тигран II Великий основал на территории своей империи четыре города с названием Тигранакерт. Один из них правитель построил в Арцахе, и из окна автомобиля мы увидели его развалины.

Через десяток-другой километров после Степанакерта ландшафт резко меняется: повсюду сгоревшие танки, грузовики, БМП. Возникает ощущение, что война здесь закончилась только что. Разбитые дороги не идут ни в какое сравнение с теми, по которым мы ехали в карабахскую столицу.

Живя в Подмосковье, я никогда не думал о том, что на мой дом однажды может упасть бомба, что однажды мне в руки придется взять автомат для того, чтобы защищать своих близких. Сотни лет армяне мечтали о сильной армии, и сегодня она у нас есть. По мнению многих, это главное достижение современной Армении.

Места на пути из Мартакерта к границе оставляют впечатление совсем диких и еще более красивых, чем те, где мы уже побывали. На этот раз дорога вела не в Сюник, а в марз Гехаркуника. На границе случилась забавная история, когда мы чуть было не проехали КПП. Арсен остановил автомобиль и спросил: «Как ты думаешь, это была граница или нет?». «Не знаю. Давай вернемся», — отвечал я.

Вечер. Солнце поспешно убегало на запад, а мы неуклюже гнались за ним по горному серпантину. В одном месте наш автомобиль поднимался вверх под большим углом. Перед собой мы видели лишь две скалы, узкую дорогу между ними, огромный пласт неба, а также проникавший через отверстие между скалами и затем постепенно рассеивающийся широкий сноп солнечных лучей. Арсен и я не видели ничего, кроме небесной сини, ровно до того момента, как машина пересекла скальный проем, и потом, буквально за одно мгновение перед нами во все стороны разбежались десятки километров равнин, и где-то вдалеке за горизонт уже заходило натрудившееся светило. От такой красоты, как от сильной боли, мы решили остановиться. Было сложно говорить, двигаться. Выйдя из автомобиля, мы просто смотрели на все это.

Машина проехала город Варденис и направилась далее — вдоль озера Севан, после чего мы оказались в марзе Котайка и, наконец, — в Ереване. Этой осенью в наших планах еще одна поездка в Арцах. Надеемся, что к концу года книга будет готова к изданию.

 

*

Для того чтобы подать документы на поступление в школу при МИДе, необходимо иметь армянское гражданство, и в конце октября я наконец-то получил паспорт (точнее — ID карту). Соседка сказала: «Мои соболезнования».

 

*

В декабре я познакомился с девушкой по имени Нуне. По специальности она экономист, работает в кредитном учреждении и поет в церковном хоре. Нуне согласилась помочь, и мы часами напролет занимались по выдуманной мною методике совмещения занятий по армянскому языку и международным отношениям: я читал на русском языке отрывки из учебников, а также новости или аналитические статьи, касающиеся внешней политики Армении, а затем переводил их устно на армянский. Нуне подсказывала слова, которые были мне неизвестны, и я сразу же записывал их в тетрадь, чтобы потом выучить. К этому времени я уже считал себя готовым к экзаменам, но занятий не прекращал.

В свободное время мы много разговаривали, по воскресеньям ходили в музеи. Я водил ее смотреть «Вардананк» Ханджяна, она меня — в музей Ованеса Туманяна8. С первого дня общения между нами установилась какая-то удивительная гармония.

 

*

Письменный экзамен назначили на конец января. Я волновался, но был уверен в себе. Костюм и рубашка выглажены, туфли начищены. Я знал, что выложился полностью — за этот срок едва ли смог бы лучше подготовиться. Оба экзамена должны были проходить в здании Министерства иностранных дел на площади Республики, центральной площади Еревана. Я вышел из дома и неспешно направился к метро.

Число поступающих достигало ста тридцати — ста сорока. Конкурс — приблизительно пять с половиной человек на место. Мы прождали в просторном холле, должно быть, около получаса, потом нас пригласили на второй этаж. В большом зале были расставлены столы и стулья, за которые мы покорно уселись. В помещение вошел министр иностранных дел Армении Эдвард Налбандян и зачитал названия двух тем. Я выбрал ту, которая звучала следующим образом: «Международный терроризм: возможные вызовы и опасности для Армении». Сейчас я уже точно не помню, но на выполнение работы выделили то ли три, то ли четыре часа. Нужно было написать трехстраничное эссе на армян-ском, а потом сделать краткое изложение своего сочинения — одну страницу на русском, одну — на английском.

Я писал, практически не отрываясь от бумаги, и, как только поставил точку, экзаменаторы объявили о том, что необходимо сдавать работы. Проверить я не успел, но чувствовал, что получилось неплохо.

Через две или три недели мне позвонили и сообщили, что я прошел во второй тур. Впереди оставался устный экзамен.

 

*

И вот я сижу в очень красивом кабинете за длинным овальным столом перед большой комиссией во главе с министром. В основном меня спрашивали по-армянски. Вопросы оказались совершенно не такими, к которым я готовился. Подавляющее их большинство было следующего рода: «Сколько членов в Европейском союзе?», «Где находится штаб-квартира Арабской Лиги?» и т.д. То есть меня спрашивали о конкретных фактах. Что-то я знал, что-то не знал. В целом мой ответ был далеко не блестящим. Я вышел из кабинета, кусая локти: все оказалось значительно проще, чем думалось. Я внимательно прочел сотни страниц аналитики вместо того, чтобы выучить основную информацию о крупнейших международных организациях; тогда у меня были бы верные ответы на восемьдесят — девяносто процентов всех вопросов.

Однажды вечером спустя несколько недель я сидел в гостях у Нуне, и мой мобильный телефон зазвонил. Мужской голос сбивчиво сообщил: «Здравствуйте! Это школа при МИДе. К сожалению, вы не прошли второй тур». «Спасибо за информацию», — ответил я. «Не расстраивайтесь. Поступлю на следующий год», — сказал я членам семьи Нуне и поспешил уйти.

В тот момент мне хотелось только одного — отдыха. Я чувствовал себя очень уставшим. Больше всего беспокоила мысль о том, что мое нахождение в Армении по-прежнему не приносит никакой пользы, а до следующих экзаменов еще почти целый год. Нуне как никто другой поддерживала меня. Ее слова беспрепятственно проникали в мое сердце и оставались там. Вокруг только и шли разговоры о том, что меня не взяли в школу из-за коррумпированности властных структур, однако я имел совсем иное мнение: мой ответ не был достаточно хорош, что и является единственной фактической причиной. Когда-то я на всю жизнь усвоил один из уроков Иосифа Бродского: «никогда не приписывать себе статус жертвы». Это очень хороший урок. Во всем всегда виноваты мы сами. Эта мысль — та основа, из которой еще может вырасти благо.

 

*

Потянулись новые дни, которые очень сильно отличались от предыдущих. Я много гулял по Еревану, общался с разными людьми, перечитывал Платона. У меня не было возможности быть полезным своему народу, но было время, чтобы еще внимательнее изучить его.

Если говорить о жестикуляции во время речи, то армяне очень похожи на итальянцев. Если наблюдать со стороны, «отключив звук», то давно не видевшихся друзей можно принять за спорящих мужчин. Обращаясь к незнакомым людям, армяне называют их «матерями», «отцами», «сыновьями», «дочерьми», «братьями», «сестрами» и так далее. Также в речи часто используются такие выражения, которые на русский язык дословно можно перевести следующим образом: «унесу твою боль» или «умру за тебя». По-армянски они не звучат настолько пафосно и их действительно очень часто используют даже в разговоре с незнакомцами. В общении между людьми чувствуется такое тепло, которое сложно отыскать в другом месте.

Соседи для армян — это почти родственники. И тех и других, конечно же, очень много. Имена всех знать необязательно, но желательно. У нас часто открыта дверь в квартиру. Вот я читаю, сидя на диване, и в этот момент в гости заходит тетя Света выпить с бабушкой кофе, а ее внучка делает круг почета в прихожей и затем неожиданно убегает.

В каком-то смысле Армения — страна контрастов. К примеру, с одной стороны, культура быта здесь находится на невероятно высоком уровне: взаимоуважение и взаимовыручка между гражданами ощущаются в очень многих аспектах жизни. С другой стороны, в Армении очень низкий уровень культуры вождения. И так далее. Можно привести значительное количество примеров.

Летом в Ереване огромное количество туристов — русских, иранцев, европейцев. Армяне очень любят русских, и корни этой любви уходят на несколько веков в прошлое, когда в России столетиями видели христианского спасителя от турецких и иранских захватчиков. Во время всех русско-турецких и русско-персидских войн на Кавказе многочисленные отряды армянских добровольцев неизменно сражались на стороне Российской империи.

 

*

Армянское общество — традиционное. Мужчина — глава семьи, женщина — хранительница очага. Вопреки расхожему мнению, женщина в армянских семьях (особенно женщина-мать) пользуется большим уважением и почетом.

Трудолюбие и способность жить среди иных культур, не ассимилируясь и вместе с тем являясь полноценной частью нового общества, — одни из положительных черт моего народа. Доказательством этого служит то громадное число армян, которые внесли свой вклад в развитие различных стран. Больно смотреть, как, потеряв всякую надежду, люди сотнями и тысячами уезжают из Армении, но я убежден, что как только ситуация начнет улучшаться, подавляющее большинство вернется.

 

*

Нуне — девушка, дарящая покой. Она все изменила, и я наконец стал испытывать то, что люди называют счастьем. В конце февраля я объяснился с ней и договорился о встрече с ее старшим братом. Мы пообщались, я рассказал о себе, о своих намерениях, и Нуне официально стала моей девушкой.

 

*

Близилось 24 апреля и вместе с этой датой — сотая годовщина геноцида армян в Османской империи. Каждый год в этот день миллионы армян во всем мире совершают шествия в память об этом событии. Это то, о чем армянский народ всегда помнит. В Ереване по длинной аллее с утра и до самой ночи бесчисленное количество людей движется с цветами к Цицернакаберд 9. Среди этих людей и я, и Нуне, и вся моя семья. Идут старики и дети, мужчины и женщины, здоровые и инвалиды. Все идут.

Предки Нуне по отцовской линии переселились на территорию современной Армении из города Муш (того самого, о котором поется в песне: «Муш и Сасун, гордость армян, // Встали на ноги…»). Ее бабушка любит не без гордо-сти повторять: «Мой свекор был из Муша».

Турция по сей день отрицает факт геноцида и продолжает вести антиармянскую политику. Борьба моего народа продолжается, и я знаю, что однажды все изменится — через десять, двадцать, пятьдесят, сто лет. Это всего лишь вопрос времени. Однако, чтобы это произошло, необходимо сделать то, о чем писал в 1928 году один из руководителей операции «Немесис»10 Шаан Натали (Акоп Тер-Акопян) в статье «Турки и мы»: несмотря на героическое сопротивление армянских фидаи, мы должны признать свое национальное и политическое поражение и нашу ответственность за это поражение. Мы до самого последнего надеялись на помощь мировых держав, которые всего лишь преследовали свои политические цели. Единство и принятие ответственности — это то, что сегодня нужно моему народу.

 

*

В начале мая я начал заниматься английским языком и русской литературой по скайпу со своими московскими учениками, возобновил подготовку к экзаменам в школу при МИДе и вместе с тем приступил к осуществлению мечты детства — восстановлению генеалогического древа. Все, что у меня было, — имена прадедушки и его брата, а также название деревни, где они жили. Я отправился в Государственный архив Армении. У меня еще не было опыта подобной работы, однако сотрудники учреждения объяснили мне основные принципы поиска по двум видам документов — проводившимся Российской империей в XIX веке переписям населения и церковным метрическим книгам.

За несколько недель работы в архиве я собрал достаточно много материала. Итак, в 1828 году по Туркманчайскому мирному договору, заключенному между Российской империей и Персией, Российской империи отходили территории Восточной Армении. Благодаря усилиям дипломата и писателя Александра Сергеевича Грибоедова около сорока тысяч армян смогли вернуться из Персии на родную землю.

Мои предки были в числе этих сорока тысяч. Вместе с некоторыми другими возвращенцами они обосновались в деревне Балак на территории современного марза Сюник. Оставался один главный вопрос — в каком персидском городе они жили до переселения? Данные энциклопедии говорят о том, что жители Балака прежде жили в городах Хой и Салмаст, однако семейное предание гласит, что наши предки вернулись в Армению из Исфахана, и я склоняюсь именно к этой версии.

Забегая вперед, скажу, что все мои предки по отцовской линии были армяне и на протяжении всего XIX века занимались хлебопашеством. Самым старым документом с упоминанием их имен оказалась перепись населения 1842 года, где записан глава семейства — Исайя. На момент проведения переписи ему было около сорока пяти лет. Отца его звали Казихан (живя на территории Персии и Османской империи, армяне часто называли своих детей «местными» именами), однако живым в документе он уже не числится. Умер ли он в Персии или же после переселения — неизвестно.

Сына Исайи звали Симон, сына Симона — Мовсес (от имени которого и произошла моя фамилия), сына Мовсеса — Михаэль (который переехал из деревни Балак в деревню Борисовка), сына Михаэля — Рафаэль (мой дедушка, живший уже в Ереване, в честь которого меня и назвали), далее — мой отец Микаэль и, наконец, я.

В будущем меня ожидает поездка в иранский Исфахан и попытка отыскать какую-либо информацию о Казихане и его предках. На данный момент можно лишь строить предположения. Дело в том, что армянское население появилось в Исфахане после 1604 года, когда персидский шах изгнал жителей древнего армянского города Джуга (ныне — территория Азербайджана). Таким образом, существует вероятность того, что до 1604 года мои предки жили в городе Джуга.

 

*

Возможно, я мог бы накопать еще больше информации, однако архив деревни Балак, хранящийся в архиве областном, почти целиком сгорел. Тем не менее я решил отправиться в Сюник, чтобы побывать в обеих деревнях: и в Борисовке, где до сих пор живет часть моих родственников, и в Балаке.

Борисовка (современное название — [Цхук]) — это высокогорная деревня, одно из самых холодных мест Армении. Даже летом ближе к вечеру без куртки никто не выходит на улицу. Куда ни глянь — желто-зеленая короткая трава и лысые горы. Здесь почти ничего не растет. Население деревни занимается в основном скотоводством. Городскому жителю очень интересно наблюдать за бегающими повсюду курицами и поросятами, за пастухами и безухими собаками, сопровождающими многочисленные стада.

Отсюда двоюродный брат отца Хенрик отвез меня на машине в Балак. В планы входило посещение местной церкви и старого кладбища, где я надеялся отыскать могильные камни с именами моих предков. Дорога заняла около тридцати минут, однако ландшафт и климат здесь совсем иные. Рядом течет река Воротан, растет большое количество деревьев. Оказалось, что деревня почти обезлюдела, и мы какое-то время не могли найти дорогу к церкви. Но наконец я у цели. От здания сохранились лишь три полуразрушенные стены. К нам подошел мужчина лет шестидесяти, и мы разговорились. Он очень обрадовался, когда узнал, что я занимаюсь восстановлением родословной. Церковь же, по его словам, разрушилась в начале девяностых. «Мы слышали, как ночью купол обвалился», — сказал наш новый знакомый. В еще худшем состоянии находилось старое кладбище. Почти все камни ушли под землю, оставшаяся часть в большинстве своем была перевернута. Надписи за исключением нескольких стерлись, повсюду росла крапива. «Вот что бывает, когда нет хозяина», — грустно проговорил Хенрик.

 

*

В конце мая я совершенно случайно узнал о том, что Московский государст-венный университет открывает в Ереване филиал и летом будет набирать первый курс.

На следующий же день я отправился туда. Показав свое резюме и список публикаций, сказал, что хочу преподавать русскую литературу, однако без ученой степени это оказалось невозможным. Тогда я отправился в Российско-Армянский (Славянский) университет, где преподавание также ведется на русском, однако и там результат оказался аналогичным.

Недолго думая, я распечатал список необходимых документов для поступления в аспирантуру, которые нужно было успеть собрать за три-четыре дня. В последний день я принес все необходимые бумаги, а также двадцатистраничный реферат по раннему этапу творчества Ивана Елагина. Из-за этого реферата я не спал почти двое суток и поэтому с трудом понимал, что мне говорила принимавшая документы девушка.

Экзамены начинались через несколько дней. Я должен был сдать русскую литературу, английский язык, философию и зачет по информатике. Благо на этот раз у меня были списки вопросов, поэтому подготовка оказалась значительно более точечной, чем при поступлении в школу при МИДе. Спустя две бессонные недели я узнал, что поступил на бюджетное место.

 

*

В Ереване с 1958 года издается русскоязычный журнал «Литературная Армения», редакция которого находится в центре города, на проспекте Баграмяна. Мы беседовали с главным редактором Альбертом Мамиконовичем Налбандяном о современном литературном процессе, о журналах. Я рассказывал о том, как, еще будучи школьником, пришел в редакцию «Дружбы народов» с очень слабым рассказом и как ныне покойный Леонид Арамович Тер-Акопян, выкуривая сигарету за сигаретой, объяснял, чем моя писанина плоха.

Альберт Мамиконович предложил мне делать переводы стихов современных армянских поэтов на русский язык. Я решил попробовать: пусть это будет мой маленький вклад в дело знакомства русскоязычного читателя с армянской литературой.

Выйдя из редакции, я направился пешком в сторону дома. После моего возвращения прошел год, и за это время я еще больше укрепился в мысли, что пока у меня есть возможность быть здесь — я буду здесь. Всегда приятно путешествовать по разным странам, познавать новые культуры, но место армянина — в Армении. Как говорит Бог Адаму и Еве в Книге Бытия: «…и наполняйте землю, и обладайте ею…».

В конце августа мы с Нуне поженимся. Венчание пройдет в церкви Джрвежа. Для родственников у меня будет подарок: распечатанное на листе ватмана генеалогическое древо.

 

 

 

 1   Миацум! (арм.) — объединение.

 2 Муш, Сасунисторические армянские города. Ныне — территория Турции.

 3 Андраник, Геворг Чаушодни из лидеров фидаинского движения конца XIX — начала XX вв.

 4 Фраза армянского историка Игише.

 5 Арцахисконно армянское название Карабаха.

 6 Марзиспользуемый в Армении аналог слова «область».

 8 Туманян Ованес Тадевосович (1869–1923) — великий армянский поэт, писатель, общественный деятель.

 9 Цицернакаберд (арм.) — «Крепость ласточки». Название мемориального комплекса, посвященного жертвам геноцида.

10 «Немесис» — акция возмездия, предпринятая партией «Дашнакцутюн» против тех, кто организовывал Геноцид армян, а также против причастных к резне армян в Баку в 1918 году.

 



Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru