Об авторе| Гурген Баренц (Гурген Сергеевич Карапетян) родился в 1952 году в
Ереване. Поэт, переводчик, журналист, литературовед. Кандидат филологических
наук, специалист по русской и армянской литературе. Автор более 1500 публикаций
в разных периодических изданиях — как в Армении, так и за рубежом. Стихи и
переводы печатались в десятках антологических сборников современной армянской
поэзии. Основные из них: «Лоза и камень», «Дух родного
крова», «Современный армянский рассказ» (библиотечная серия в шести книгах).
Издал однотомник избранных стихотворений «Уроки дороги» (Ереван, 2010).
Составитель сборника произведений русскоязычных армянских писателей «Лоза и
камень» (Ереван, 1985). Автор нескольких сборников
переложений сказок народов мира на армянский язык. Его
произведения переведены на английский, армянский, немецкий, украинский,
словацкий, сербский, польский, персидский и другие языки. Живет в
Ереване.
*
* *
Годы, должно быть, круглые,
Если катятся,
И, должно быть, они крылатые —
Раз летят.
Диалог с зеркалом
«Стареем,
батенька», — со своей привычной,
Осточертевшей подленькой иронией
Сказало зеркало.
«Не верю!» — ломая руки и кусая локти
В отчаянии воскликнул я.
Зеркало в ответ улыбнулось
Своей натренированной,
Доведённой до совершенства
Непроницаемой хамской улыбкой.
Мол, что там верить, Станиславский хренов…
*
* *
А я вот,
представьте,
Время от времени задаюсь вопросом:
А говорил ли кто-либо
И когда-либо Льву Толстому,
Чтобы тот сбегал за хлебом
Или вынес из дома мусор?
А мне говорят.
И при этом
ещё удивляются,
Что я не способен писать,
Как Лев Толстой…
*
* *
Консул
спросил меня:
«Чем занимаетесь?»
Я ответил: пишу стихи.
Консулу почему-то показалось,
Что я над ним издеваюсь.
Он недовольно и строго
Посмотрел на меня и спросил:
«Где работаете?»
Я собрал по крупицам
Всю свою вежливость
И с улыбкой ответил:
В «Артели Напрасный Труд».
Консул почему-то обиделся.
Он не выдал мне визы,
И я никуда не поехал.
А ведь я и не думал
Над ним подшучивать.
Ведь я говорил о поэзии,
А в наши дни быть поэтом —
Всё равно что работать
В «Артели Напрасный Труд».
*
* *
Мне подарили жизнь
— она была
Вне всех границ, пределов разуменья.
Я видел над собою два крыла —
Другим они казались просто тенью.
Плыла река. И с нею
жизнь плыла,
Ах, ухватиться б за неё руками!
А надо мной белели два крыла —
Другим они казались облаками.
Жизнь, словно
щепку, унесла река.
Я так и не нашёл ей примененья.
Мне крыльями махали облака.
Другим они казались просто тенью.
*
* *
Дали жизнь —
поносить, как костюм.
Дали жизнь — поиграть, как игрушку.
Мне понравился этот костюм.
Мне понравилась эта игрушка.
И теперь я завишу
от жизни.
Я смертельно завишу от жизни.
Я завишу от солнца и неба,
Я завишу от ветра и моря,
Я завишу от жизни.
От жизни!
Каждый день я тоскую по ней.
Дали жизнь — но
всего лишь на время.
Дали жизнь — пригубить, но не выпить.
Посмотреть на неё, подержать.
Посмотрел. Подержал. Но теперь я
Не могу без неё. Не могу.
Дали жизнь — и
теперь норовят
Отобрать её, словно костюм.
Силой, хитростью, лестью, обманом
Отбирают её, как игрушку.
Но и это не
всё. Мне при этом
Нужно делать весёлую мину,
Нужно выглядеть беззаботным
И об этой великой потере
Рассуждать, словно истый философ.
*
* *
Конечно, я, в
принципе, мог бы
Устроиться куда-нибудь чиновником
И с девяти до шести
С серьёзным видом валять дурака,
Получая при этом зарплату,
Которая позволяла бы
Считаться вполне респектабельным,
Быть похожим на всех остальных.
Но Муза пришла и
сказала:
— Не смей даже думать об этом.
Богатство, бриллианты и виллы,
Отдых на Багамах или в Ницце —
Лишь суета сует; будь выше, чем всё это.
Всё это — не твоё. Твоя забота —
Писать стихи и думать обо мне.
Да, днём и ночью думать обо мне,
Дружить со словом и строить воздушные замки.
Я согласно кивнул
головой,
Вздохнул и, затянув ремень потуже,
Стал неукоснительно следовать
Её инструкциям и предписаниям.
Конечно же, такая перспектива
Меня не привела в большой восторг,
Но я не идиот и не дурак,
Чтобы спорить с женщиной.
