А.В. Кулагин. «Я
в этом городе провел всю жизнь свою…»: Поэтический Петербург Александра
Кушнера. — Коломна: Моск. гор. обл. соц.-гуманит. ин-т. 2014.
Доктор
филологических наук А.В. Кулагин, известный своими работами о творчестве
Пушкина, авторской песне ХХ века и о других аспектах отечественной словесности,
посвятил свою новую монографию образу Петербурга в лирике А.С. Кушнера. Это
литературоведческое исследование, пополнившее корпус научной литературы о
современной поэзии, и в то же время — книга, интересная для самого широкого
круга читателей при единственном условии — любви этого читателя к поэзии.
Успешное соединение этих двух адресатов — событие нечастое, тем более что
достигается это не только отказом от использования внешних эффектов, но и
последовательным стремлением автора не отвлекать внимание на себя, как это
свойственно академическому литературоведению. Давно и хорошо знакомый с
Кушнером лично, Кулагин оставляет этот факт за рамками книги. Единственной
личностной чертой и целью присутствия исследователя в тексте остается его
интерес к поэзии Кушнера и стремление постичь ее возможно глубже.
Выступая в роли комментатора,
Кулагин оснащает стихотворные тексты ореолом сведений, помогающих их прочтению.
Это сведения о творческой истории стихотворений, о привычках и предпочтениях
поэта Кушнера, об истории города, его топонимических тонкостях, об особенностях
петербургского быта разных эпох, о возможностях и реальной истории
интерпретации лирических сюжетов, и т.д. Так, исследователь дополняет анализ
стихотворения «В тридцатиградусный мороз представить света…», с одной стороны,
сводками погоды Санкт-Петербургского центра по гидрометеорологии за конец
декабря 1978 года, когда писалось стихотворение, а с другой — характеристикой
шумеро-аккадской космогонической мифологии, упоминаемой Кушнером в этом
стихотворении, — что помогает вжиться в ощущение непобедимого, «всемирного»
холода; обращает читательское внимание на трансформацию разностопного анапеста
в дольник в стихотворении «Прогулка» и перекличку этого стихотворения с
«Заблудившимся трамваем» Н. Гумилева — сюжет обретает особую напряженность
«современной петербургской фантасмагории». Для адекватного восприятия образа
Сенной площади в стихотворении «Представляешь, каким бы поэтом…» он дает
фоновый экскурс в историю вхождения этой площади в русскую классическую
литературу, а также анализ деталей планировки города, повлиявших на контуры
Садовой улицы, в изломе которой оказывается Сенная (спровоцировавшая в
творческом сознании поэта образ молнии). Кулагин доказательно растолковывает
читателю пушкинские реминисценции и мотивы — и наглядный диалог поэтов
увеличивает масштаб художественной реальности стихотворений; рассказывает об
истории публикаций «трудных», уязвимых с точки зрения цензуры 1960–1970-х годов
текстов с помощью изобретательной редакторской поддержки И.С. Кузьмичева…
В масштабах каждого стихотворения
такой комментарий углубляет образы и сюжеты, при этом позволяя проникнуть в
творческую лабораторию поэта.
Что же касается макромасштаба,
учитывающего весь массив «петербургской» поэзии Кушнера, то представление о нем
дается уже через композицию книги. Пять глав посвящено пяти главным, по
Кулагину, аспектам поэтического Петербурга Кушнера. Характерно, что названия
глав, как и самой книги, — цитаты из лирики Кушнера, подчеркивающие нежелание
исследователя накладывать априорные матрицы на предмет исследования.
Первая глава «Как
бы увиденный сквозь сон…» посвящена лирическому видению Петербурга Кушнером как
города «таинственной зыбкости», связанной с его историко-культурной подосновой
— петербургским мифом. Кулагину важно
при этом не столько обозначить мифопоэтический аспект, сколько уловить его
место и назначение в поэтике Кушнера. Размышляя над «петербургским мифом», не
принимая его фатальности, ощущая город и жизнь в нем как дар, лирический герой
Кушнера вместе с тем неизменно ощущает красоту города как призрачную, неявную,
открывающуюся не вдруг.
В главе «Счастье прогулки
свободной…» Петербург Кушнера увиден исследователем через любимый поэтом сюжет
прогулок по городу. Наглядно-«географические» (что
тоже важно), эти прогулки-медитации уводят в глубь истории города, в
собственную жизнь героя-петербуржца, в бытийное осмысление переживаний,
связанных с теми или иными местами. Именно так получасовой путь от Летнего сада
до Зимней канавки растягивается не только до размеров годового цикла, но до
масштабов человеческой жизни; Мойка начинает ассоциироваться с Летой, а имя
Петра I («В Петропавловском холоде снятся Петру…») прихотливой цепочкой
ассоциаций оказывается соединенным с личной драмой лирического героя.
Глава «Да, имперский.
А вы бы хотели…» сфокусирована вокруг историко-идеологического понимания
Петербурга как российской столицы. Отсюда вырастает тема истории Петербурга, а
с нею — лирическая тема России. Она трансформируется в итоге в особое
пространство поэзии Кушнера, увиденное и переживаемое через образ Петербурга.
В главе «Условность как данность…»
поэтический Петербург Кушнера предстает как город культуры и искусства. Сюжеты
детских воспоминаний поэта о первых знакомствах с миром петербургского
искусства, музейных впечатлениях, архитектурных «экскурсиях», учивших его жизни
в своем городе, раскрывают личностно дорогое герою существование Петербурга в
его художественно-историческом качестве.
Наконец, глава «Где наш дом? — За
Таврическим садом…» объединена центральным, важнейшим
для поэта образом Дома. Насыщенный многими реальными и лирическими смыслами, он
прорастает в художественный мир «петербургской» поэзии Кушнера во всем ее
объеме. Исследователь показывает, как «домашние» контексты размыкаются опять и
опять в историю города и человека. Неслучайно замыкает эту главу «перекличка»
поэтов Серебряного века, встречавшихся некогда «на башне» Вяч.
Иванова вблизи Таврического сада, неподалеку от дома поэта, — и определивших ближний поэтический контекст лирики Кушнера.
Композиция книги помогает понять и
оценить как выявленную концептуальность кушнеровского
Петербурга, так и напряженную динамическую жизнь этого образа на протяжении
творческого пути поэта. То и другое вырастает из как будто необязательных
блужданий героя по городу и исследователя по страницам поэтических книг,
оказываясь живым и убедительным. Здесь могут, по аналогии, прийти на память и
«природы праздный соглядатай» Фета, и бродивший по
Орловской губернии охотник Тургенева. Но при этом важно, что герой Кушнера —
человек густонаселенного городского мира ХХ века. Исследовательский комментарий
богат именами поэтов, прозаиков, исторических деятелей, литературоведов,
рецензентов и исследователей творчества Кушнера — каждое из них оттеняет ту или
иную особенность лирического диалога поэта с его городом.
