«Я арестован был не зря...»

Подпольные молодежные организации, группы и кружки (1926–1953 гг.). К истории молодежного сопротивления большевизму. Справочник. Составитель: И.А. Мазус. — М.: Возвращение; Государственный музей ГУЛАГа, 2014.

 

Эта книга, конечно, не для чтения, — в том смысле, как мы это понимаем. В ней собраны краткие биографические данные о тех молодых людях, которые — сознательно или почти случайно — стали участниками «сопротивления большевизму». Причем и сведения об организациях, и коротенькие биографические справки (год рождения, происхождение, когда арестован, в чем обвиняется, номера статей, ход дела) — все сугубо официально. Это буквальные, протокольные следственные записи. Этим справочник и интересен. В нем суконным языком протоколов, очень скупо, зафиксированы сведения о том, как представители нескольких поколений молодежи на протяжении почти тридцати лет решились противостоять власти, которая мнила себя вечной.

Конечно, это было условное «сопротивление», настоящего, можно сказать, кроме вооруженных действий во время Гражданской войны или послевоенных восстаний в лагерях, и не было. Но там участвовали взрослые люди, а здесь — почти дети, тинейджеры, как бы мы сказали сейчас. Действия молодых людей, вступивших в такую организацию, их мотивация, сомнения, страхи, надежды могли бы составить сюжет большого романа, настоящего психологического исследования. Ведь несмотря на малочисленность этих организаций, они включали в себя разных людей: с обостренным чувством справедливости или тонким историческим чутьем, с обидой за прошлое семьи или настолько тонкой внутренней организацией, что впору говорить о психической неуравновешенности. Как ощущали себя эти люди на фоне всеобщего приятия действительности? Чувствовали ли себя обреченными героями или затаившимися преступниками, настоящими «врагами народа»?

Роман об этих людях мог стать «Бесами» ХХ века (недаром объединение по «пятеркам», описанное Достоевским, стало самой удобной конспиративной формой, которая использовалась во многих организациях) или «Молодой гвардией» — только о сопротивлении не оккупантам, а существующей власти, идеологии, повсеместному давлению на жизнь и контролю за ней. Художественного повествования об этом нет — есть потрясшая многих в начале перестройки книга А. Жигулина «Черные камни», рассказывающая об организации КПМ — Коммунистической партии молодежи, возникшей в Воронеже в 1949–1950 годах. И вот оказывается, что КПМ была не единственной организацией, которая решилась противостоять всесильной идеологической машине.

Сопоставление того, о чем рассказывает Жигулин в «Черных камнях» — и двух страничек, посвященных КПМ в справочнике, — очень показательно. Рассказ Жигулина драматичен, многопланов, лиричен и эпичен одновременно: в справочнике — кратко, безлико изложено то, что «установлено следствием по делу»: цели организации, лозунги, печатные издания, прием новых членов. Никаких живых людей — только общие слова. Собственно, так и относилась следственная машина ко всем, кто попадал в нее: обезличивание как способ борьбы с инакомыслием.

И.А. Мазус, составитель справочника, — сам участник одной из таких организаций, арестованный и отсидевший шесть лет, исключил всякую возможность авторской оценки происходящего — только сухие факты. Естественно, что материалы следствия, в которых говорится о террористических целях, о планах убийства руководителей государства, об уничтожении советской власти, выглядят страшно, несообразно, если учесть, что речь идет практически о детях. Причем по складу мышления, по структуре организаций видно, что это образцовые советские дети, воспринимавшие существующую действительность как единственную продуктивную модель для развития. В частности, в деле о КПМ говорится, что «в статье «Что толкнуло нас к созданию КПМ», написанной обв. Батуевым Борисом <…>, были изложены троцкистские установки о необходимости существования КПМ как отдельной фракции ВКП(б). «Мы не противоречим, мы дополняем» — такой тезис выдвигал обв. Батуев». (К слову сказать, такой лозунг сделал бы честь более опытному политическому бойцу с хорошей пиарской подготовкой!). Тем не менее они действительно «дополняли», желая — задолго до оттепели — придать человеческое лицо советской власти и идеологии.

Следствие фиксирует, что руководили деятельностью партии (sic!) ЦК и Обком, что группы возглавлялись «вооргами» — вожаками-организаторами, что существовала «клятва о неразглашении существования организации», что были членские билеты с оттиском штампа и собирались членские взносы, что выпускались рукописные журналы с программными установками. Из «Черных камней» известно, что у партии был и гимн — «Интернационал», а потом был написан еще один. Протокол, скрупулезно указывающий все подробности организации, об «Интернационале» как гимне умалчивает. Враги же не могут использовать официальный партийный гимн.

А. Жигулин вспоминает, что вступающий произносил клятву. «Заканчивалась она словами: «…Клянусь свято хранить тайну КПМ. Клянусь до последнего вздоха нести знамя ленинизма через всю свою жизнь к победе! Если же я хоть в малой степени нарушу эту клятву, пусть покарает меня смертью суровая рука моих товарищей.

Борьба и победа!»

Текст клятвы, напечатанный на машинке, подписывался вступающим, и он получал партийный билет».

Протокол, делающий упор на троцкистский характер организации, не зафиксировал преданности «знамени ленинизма», а это в идеологии КПМ играло решающую роль. Сопоставление следственных материалов с «Черными камнями» обнажает то, о чем можно было только догадываться. Протоколы очень косвенно отражают истинное положение вещей — в них записано только то, что выгодно следствию. Так что всей фактической правды они не содержат — в них есть правда историческая. Та, которая показывает, как действовало беззаконие, как вычеркивались неугодные власти детали, как искажалась настоящая картина событий.

Целью КПМ, как утверждает протокол, был «пересмотр внешней и внутренней политики ВКП(б) и Советского правительства, а конечная цель — захват политической власти в СССР путем двурушнического проникновения ее участников на руководящие должности в комсомол и ВКП(б) и вытеснения оттуда старых руководящих, по их мнению, обюрократившихся кадров».

А вот как о «захвате политической власти» рассказывал молодой кэпээмовец А. Жигулин молодой девушке, вступающей к ним в партию.

«Вы закончите университет, и не только вы одна. Многие члены КПМ закончат вузы, в том числе и военные. Многие изберут себе путь партийных, военных работников, публицистов. Этот процесс медленный, но, но нашим замыслам, в указанных сферах деятельности постепенно утвердится большое количество членов КПМ, людей, верных ленинизму. Все мы, разумеется, вступим в ВКП(б). И, полагаю, сможем изменить духовно-нравственную атмосферу нашей действительности.

— Но это же очень долгий путь!

— Долгий, но верный. А какой иной путь вы можете предложить?

— Не знаю, но мне хочется, чтобы изменения были более скорыми и более радикальными».

Вот такой троцкист-постепеновец!

КПМ — образцово-показательная организация! Они и в коммунистической идеологии, во всех этих обкомах, членских билетах, взносах, клятвах — видели огромный потенциал. Они готовы были жизнью заплатить за «дополнение» существующего порядка, за его очищение. Но они сталкивались ровно с теми же проблемами, что и «старшие товарищи»: предательство, слабость духа, честолюбие — и готовы были с ними поступать не менее жестоко, готовы были убивать.

Да, они были детьми своего времени, готовыми на скорую расправу, приписывающими себе право вершить суд и выносить решение, «кому жить, а кому умереть». Жигулин вспоминает, что однажды, заподозрив товарища в предательстве, они решили его убрать. (К слову, это подозрение оказалось справедливым). «Исполнение приговора было поручено мне под руководством Бориса. Мы пришли на квартиру Злотника. Он был один. Я уже вынул наган за спиною предателя, взвел курок и готов был окликнуть его, чтобы в глаза объявить приговор. Злотник услышал щелчок курка, вздрогнул, но не обернулся. Он ждал. Неожиданно Борис подал мне знак отмены». Жигулин не вдается в психологические по-дробности, не описывает, как он решился убить человека, как поднимал пистолет, что чувствовал при этом — и в этом ужасная правда времени. Предательство должно караться смертью. И это знают и те, кто вершит суд, и тот, над кем он вершится. Но все же не убили.

Борис остановил руку Жигулина: «Здесь, брат Толич, нечаевщина получается. Конечно, Игорь Злотник не какой-нибудь студент Иванов. Это покрупнее птица. Голова у Злотника очень неглупая. Сумел, мерзавец, продать, оклеветать нас, спасти свою шкуру и при этом вроде бы не замараться. Вина его в передаче письма все-таки твердо, окончательно пока не доказана. Есть сотая доля процента за то, что копию письма у него действительно похитил сопалатник…»

Жигулин будто наводит крупную оптику на сухие строчки протоколов, показывает, что было на самом деле, какими трагическими переживаниями и решениями была наполнена жизнь людей, решившихся на создание настоящей организации, противостоящей власти.

Но такая четкая структура, как в КПМ, встречалась нечасто. Есть закономерность: если в названии организации было слово «партия», то какая-никакая структура существовала, хотя КПМ, кажется, была единственной организацией с такой структурой. В 1949 году были арестованы члены Всесоюзной демократической партии, куда и входил составитель справочника — Израиль Аркадьевич Мазус. В коротких строчках из протокола говорится только о том, что «антисоветская организация ставила своей целью в будущем стать массовой партией и возглавить борьбу за свержение существующего в СССР строя». В кратких биографических сведениях об участниках говорится, что некоторые из них «в целях конспирации присвоили себе клички и платили членские взносы». Эта фраза — без изменений — встречается в нескольких биографиях. И невозможно теперь установить, что там было на самом деле, действительно ли «присваивали клички» и проч. или это бюрократические формулировки придавали слаженность действиям молодых людей, должны были создать впечатление хорошо организованной партии. А заодно повысить заслуги тех, кто ее разоблачил. Еще бы! Одно дело — разогнать компанию одноклассников, и совсем другое — разоблачить преступную антисоветскую организацию!

Черты «настоящей» политической организации были и у Союза революционной борьбы, арестованного в 1941 году в Тайшете. (!!!) В союз входили учащиеся 9-го класса. «Сенников и Дунюшкин после обоюдной договоренности поставили перед собой цель — вести подготовительную работу за свержение ВКП(б) и Советского правительства» Два девятиклассника! В Тайшете! «Для достижения своих целей Сенников и Дунюшкин предполагали создать во всех (!!!) областях и районах СССР антисоветские группировки, вести среди населения и в особенности среди рабочих крупных предприятий антисовет-скую агитацию, направленную на подрыв и дискредитацию мероприятий Советского правительства… <…> Привлекать к антисоветской деятельности лиц, недовольных Советской властью и “плохо” материально обеспеченных».

Просто поражаешься политической грамотности и чутью провинциальных девятиклассников 1940 года! Они решили посылать «письма антисоветского содержания» жителям Тайшета, для чего решились приобрести типографский шрифт. «31 декабря 1940 года на новогоднем вечере в помещении библиотеки Тайшетской средней школы было проведено общее собрание всей антисоветской группы».

Что это было за «общее собрание» в школьной библиотеке? Где это они решили приобрести типографский шрифт? Клишированные ли это фразы протокола или все это имело какое-то отношение к реальности? Удивительно другое. Эти дети чувствовали себя вершителями судеб страны. Они никак не были колесиками и винтиками всесильной государственной машины, которая кроила сознание людей в духе преданности, единодушной поддержки и проч. Эти дети, собственно, начинали с себя, с собственного освобождения. Они не захотели принимать существующую реальность как раз и навсегда данную. «Они отвечали за все», брали судьбу в свои руки — и им, казалось, не было дела до того, что они — всего лишь дети, что их несколько человек, что власть их раздавит в одно мгновенье, что их ждет страшное наказание, возможно, смерть. Они были свободными людьми. Они и не слыхивали про экзистенциальную свободу, про то, о чем так легко рассуждать сегодня, но как-то дальше рассуждений о бессмысленности этих попыток дело не идет. А у этих школьников из Тайшета — шло. И в этом смысле этот справочник — еще и обвинение сегодняшним благополучным людям, считающим, что от них ничего не зависит.

Да, эти группы во многом практически копировали действия большевистского подполья, о котором они читали — хоть в романе «Мать» Горького, хоть у Федина, хоть в бесчисленных книжках, прославляющих героев-большевиков. Они тоже дискредитировали власть, писали прокламации, привлекали к работе «недовольных и “плохо” обеспеченных». И — верили примерно в то же, во что верили подпольщики — герои книг и фильмов: в то, что человек должен выбрать свободу, что за эту свободу нужно бороться и, если придется, жертвовать жизнью.

В справочнике представлена и другая часть кружков. В их названиях не было слова «партия», они группировались, как правило, вокруг одного человека. Его именем и называлось дело. «Дело братьев Покровских», раскрытое в 1932 году, объединяло «выходцев из социально чуждой среды». В отличие от тех организаций, которые мечтали об улучшении советской власти, об очищении ее от беззакония, эти «считали советскую власть временным явлением и в целях борьбы с советской властью решили организовать террористическую контрреволюционную шпионскую организацию. С целью создания денежного фонда для контрреволюционной деятельности группой обсуждался и был выработан план ограбления кассира фабрики “Парижская коммуна” и взлом сейфа Союза геологоразведки».

Протокол зафиксировал, что «Покровский Иван, отрицая индивидуальный террор, совместно со своими братьями <…> ставят перед собой задачу совершить массовый террористический акт над тт Сталиным, Кагановичем, Молотовым, Ворошиловым и председателем ОГПУ и нанести этим решительный удар большевистской диктатуре». Все это они намеревались проделать во время революционного праздника, когда члены правительства будут с Мавзолея приветствовать колонны демонстрантов. А еще они планировали бегство за границу, а еще продать французам сведения о строительстве аэропорта в Монине, где работал один из братьев, и на полученные деньги расширить свою контрреволюционную группу.

И эта смесь Майн Рида и политграмоты со спорами вокруг видов террора занимала следственные органы?! И офицеры всерьез рассматривали возможность убийства двадцатилетними молодыми людьми «тт Сталина» и далее по списку?!

Такие же цели приписывались «Группе Саркисова», «контрреволюционной диверсионно-террористической группе студенческой молодежи», тоже арестованной в 1932 году. «Группа оппозиционной молодежи», арестованная в 1927 году, «приобрела типо-графский шрифт и отпечатала антисоветские листовки гектографским способом в количестве 17 экземпляров». И таких групп было множество. Естественно, что никакой опасности они для власти не представляли, но постоянные аресты и поиски врага говорили о взвинченности общественной обстановки и постоянной возгонке чувства опасности, о том, что действительно страна окружена врагами, что они проникают везде, что даже дети и совсем молодые люди ненадежны. Так готовилась почва для всех этих ночных шествий и полного одобрения репрессий. Как же! Столько врагов!

Были и организации иного рода, например, «Русское вольное философское общество», которое, несмотря на свое научное название, числилось как «контрреволюционное повстанческое». «К-р организация ставила своей задачей свержение Советской власти и установление «буржуазного строя с интеллигенцией из дворянского сословия во главе государства». Для вооруженной борьбы с Соввластью намечалась организация из молодежи, входящей в РВФО, боевых повстанческих отрядов». В боевую группу входили сторонники «индивидуального террора против вождей ВКП(б) как наиболее эффективного метода политической борьбы». В организацию привлекались «выходцы из дворянско-интеллигентской среды». Для углубленной обработки завербованной молодежи предполагалось создать «Вольный университет», выпускать журнал, организовать летний лагерь для детей школьного возраста, чтобы потом привлечь этих детей к контрреволюционной деятельности.

Собственно, картина предполагаемых действий всех этих групп, конечно, устроенных по-разному, включающих в себя разных людей, со своими устремлениями, причинами, по которым они оказались в этих организациях, не была одинаковой. Убогое мышление следователей, их работа буквально под копирку превращали всех этих людей в представителей некоего типа — вечно недовольного, склонного к «индивидуальному террору», не ценящего того, что дает им «Соввласть». Это и есть тот тип врага народа, который до сих пор не сходит с языка и «агрессивно-послушного большинства», и пропаганды, работающей на это большинство. А ведь все эти люди не подходили под «тип», к которому упрощенно все сводили следователи, загоняя всех в прокрустово ложе протокольных формулировок. Это были нетипичные люди.

Справочник, составленный И. Мазусом, являет условность «исторического» документа, если следственные записи можно считать таким документом. Это не столько документ, сколько отражение убогой государственной идеологии, уверенной в том, что в истории останутся только эти строчки протоколов, что именно они и будут свидетельствовать том, что такое были эти антисоветские организации. Но опубликованы «Черные камни», появились другие книги, в частности предыдущая книга И.А. Мазуса — «Демократический союз. Следственное дело 1928–1929 гг.», да и просто пришло другое время. И пусть это другое время связано с прошлым куда большим числом нитей, чем казалось сначала, и это прошлое пока управляет настоящим. Но так или иначе появляются свидетельства о том, как ростки свободы не пропадают под толщей государственной лжи. Наоборот, они — даже через куцые протоколы следствия — обращены к настоящему, к сознанию тех мальчиков и девочек, которые смогут соотнести свою жизнь с жизнью тех, кто решился противостоять «большевизму».