Об авторе
| Алексей Валентинович Улюкаев родился в 1956 году в Москве. Государст-венный
и политический деятель, министр экономического развития Российской Федерации.
Окончил экономический факультет МГУ (1979). Доктор экономических наук,
профессор, доктор экономики Университета Гренобля (Франция). Автор семи
монографий и более ста научных и публицистических статей. Первые публикации
стихов — в журнале «Студенческий меридиан» за 1978 год. В 2002 году его ранние
стихи были собраны в книге «Огонь и отсвет». В 2012 году
вышла новая книга стихов «Чужое побережье» (издательство «Время», Москва); в
2013-м — книга стихов «Авитаминоз» (издательство «Время»). В журнале
«Знамя» печатается пятый раз, предыдущие публикации: «Я из вселенной Гутенберга» (№ 10, 2011); «Семь стихотворений» (№ 4, 2012),
«Площадной гранит» (№ 3, 2013); «Полграна правды» (№ 1, 2014).
*
* *
Играешь на разрыв
аорты,
Потом аорту разрываешь,
Не знаешь, ты живой ли, мёртвый,
Не знаешь,
Зачем играл, зачем
пылил
По этой кривенькой дорожке.
К богам стремился. Только сил
Не рассчитал немножко.
*
* *
— Поживи в глухой
провинции у моря,
Отдохни от цареградских интриганов,
Где ни войн... лишь только волны волнам вторят,
И пиши хоть запорожцам, хоть султану.
— Всяко место крепко связано с предместьем,
Голос царский перебьёт прибоя грохот.
Мне теперь доподлинно известно:
От Империи не отдохнуть, но лишь отдохнуть.
*
* *
Если игра эта стоит
свеч,
То только лишь геморройных,
Если чего и сумели сберечь,
Только рассказы о войнах,
Если чего и успели
сложить,
Лишь героический эпос.
Но отчего же так хочется жить,
Хоть и нелепо всё это?
*
* *
Баблу
и злу внимаем равнодушно,
Добро и бедность вряд ли панацея.
Два полюса — а равно душу душат.
Летейский мрак за стенами Лицея,
Застенки, стеньки, разные емельки —
Кто на печи, кто в заячьем тулупе:
Страна большая, только глянешь мельком —
И в ступор.
*
* *
Сколько было тут
кормчих! И сколько у кормчих звёзд?
За кормой — укорот набегавшей волны. Нескромен
Взгляд иной, чем диктует тебе норд-ост,
Иль зюйд-вест, иль ещё какой пострельчонок.
К нам с
зюйд-вестом, вестимо, шёл славянофил,
А с норд-остом — последователи Аттилы.
Компас-момпас, ты выбился бы из сил,
Если б был в самом деле там, где все мы и были.
*
* *
Знамёна подняты, в
понтонах рубиконы,
И римляне дерутся за кусок,
И чрез пролив идут, идут колонны.
На запад? На восток?
Им всё равно, они
одна утроба,
Что медяки для глаз, что медь фанфар.
И над проливом формирует пар
Подобие отеческого гроба.
*
* *
В Европе холодно, в
Швейцарии труба
Метели всю неделю завывала.
Что домики людские, что гроба,
Не видно ни Харона, ни Ваала.
Хоть брадобрей не
подавал руки,
Металлом нежным не тревожил плоти,
Не видно ни лодчонки, ни реки,
Ни дяди Пети, ни Груши тёти...
*
* *
И не надо жечь
глаголом —
Прячьте спички от детей!
Их ещё семья и
школа
Отглаголит без затей.
Отгламурит,
откутюрит
От забора до свистка,
Завернёт в макулатуру
Велик могучим языка.
*
* *
Жизнь прекрасна:
площадь красна,
Утро ясно, вечер — нет.
А стихи огнеопасны:
Прячьте спички от поэтов!
Сожаления напрасны,
Прячьте к чёрту на кулички,
Как в осанку в старость страсти,
От поэтов прячьте
спички.
*
* *
К гадалке не ходи —
ходи к меняле:
Смени своё прозренье на везенье,
Пусть повезёт, по крайности с рублями,
А то и с избирательностью зренья,
Чтоб выбрало из
тусклого пейзажа
Медальный профиль, белые одежды,
И чтоб на белом — ни крупицы сажи,
Иль чтоб вообще не размыкались вежды.
*
* *
Одни из нас ладят
кров,
Другие сбивают плот,
Одни облистались листов,
А те — обыгрались нот,
Покуда
— ни в глаз, ни в бровь,
Ни в крестящуюся щепоть —
Уходит из плоти кровь,
Отходит от крови плоть.
*
* *
История — всегда
история болезней
И их закономерного финала.
Танцует мотылёк над бездной,
Ему всё мало.
Он мир кроит по
образу-подобью,
Стремится всеми фибрами в анналы.
А плотники сколачивают гробы,
И всё им мало.
*
* *
Ты в поле. Ты один.
Не воин,
А так — носитель аркебуз.
Ты уваженья не достоин,
Как мелкий чин и пятый туз,
Как всякая
головоломка,
Как выпендрёж былых вождей,
Как подстелённая соломка
Под фортель Родины моей.
*
* *
Стоял ли ты
спартанцем в Фермопилах?
Ты пил с Ферми? Пылил на фермах ты?
Врага ты гнал до самой до могилы?
Бросал ли на неё цветы?
Ты только
рассуждаешь, раз — и судишь,
И буковки роняешь на листок,
И едешь на древлянское полюдье,
Чтоб там и подвести итог.
*
* *
Нет Востока, и
Запада нет.
Что уж о сердцевине,
Где, червяком угнездившись, поэт
Выгрызает себе имя.
Нет еврея, и эллина
нет,
Яблоко насквозь червиво.
Но если червяк оставляет след,
Значит, мы ещё живы.
*
* *
Не может быть, чтоб
только память
Нас по кругам своим вела,
Своими крепкими руками
Листая вечные «дела»:
«Хранить всегда» —
шутить беспечно
Над каждой выходкой страны?
Она же вечна, вечна, вечна,
Как красноплощадный гранит!
*
* *
Привычка — вторая
натура,
Дана она свыше иль нет,
Взята дураком или дурой
За счастья плацкартный билет,
Замена ли счастию, вовсе
Пустяшный ли ворох примет,
Дорога, к которой готовился
Ты все свои — сколько там — лет.
*
* *
Тебе не нужен
календарь.
Что дел коснётся, что проделок,
Ты поступаешь словно встарь,
Во времена печных емелек.
Подобно щуке рыбе
фиш
На мир осклабишься из невода
И снова безмятежно спишь:
Ответственности не последует.
*
* *
Считай до трёх, до
полчетвёртого,
Считай, что жизнь полна чудес,
Как крема и цукатов тортик —
Почти без горечи и без
Последствий.
Налетай, подследственный,
На харч богов! — безынтерес...
Мне эти перлы не по средствам.
Мне скучно, бес.
*
* *
Под соответствующим
грифом
В заветной папочке храним
Не кучку ширпотребных рифм,
Не хрень Эзоповой брони,
Но брань суровых
приговоров,
Борея хладную печать
На белой нечисти простора,
Умом которой не понять.
*
* *
Отвага — на бумагу
Себя переносить,
Искать родного флага
Негнилостную нить,
Поспорить с
медициной,
Могильщиков надуть,
Оставить что-то сыну,
Пред тем как кануть в муть...
