О.М.
Медушевская. Пространство и время в науках о
человеке. Избранные труды.
М. — СПб.: Центр гуманитарных инициатив (Humanitas), 2013.
Отношения
интеллигенции и власти у нас в стране всегда были непростыми. Корни разногласий
обычно уходили в разное понимание самых сущностных проблем жизни страны,
истоков бед и неудач, путей выхода из критических ситуаций. Сегодня одним из
очагов такого конфликта вновь стала интерпретация исторического прошлого
России. По сути, этот постоянно тлеющий очаг разногласий отражает
незавершенность граждан-ской консолидации постсоветского общества. Мы живем без
согласия в оценках ключевых событий истории страны ХХ века: революции,
сталинизма, перестройки, политиче-ских преобразований 90-х годов — и
определения сути современного этапа развития страны. Нет ясного представления о
том, куда, собственно, мы движемся: в Европу с ее правовым порядком и
демократическими принципами или в Азию с торжеством авторитарных обычаев.
Научная общественность и власть
расходятся в представлениях о пути преодоления этого конфликта. Ученые видят
его в создании непротиворечивой (т.е. принятой научным сообществом в ходе
аргументированной и доказательной дискуссии) версии исторического прошлого. А
политическая власть предпочитает путь «дисциплинированной» дискуссии,
санкционированной концепции официального патриотизма, утверждаемой с помощью
направленной селекции фактов. Это противоречие выражает различие представлений
о социальных функциях исторического знания в современном обществе. Для научной
интеллигенции важнейшее значение имеет познавательная функция. Для государства
— политическая, или легитимирующая. Отсюда — различное видение места и роли
гуманитарного образования в формировании картины мира и раскрытии творче-ского
потенциала личности.
Вновь встает вопрос: научно ли
гуманитарное познание или это род искусства, пропаганды, субъективные
представления, связанные с доминирующими политическими установками? По сути,
этот вопрос — вызов научному сообществу. Без ответа на него невозможна
самоидентификация интеллектуалов в новых условиях глобализации, информатизации
и роста интенсивности межкультурного взаимодействия. И такой ответ, в
частности, дает новая научная парадигма — теория и методология когнитивной
истории, выдвинутая выдающимся российским ученым — профессором Ольгой
Михайловной Медушевской (1922—2007). Сегодня познакомиться с ее идеями можно в
основных посмертно опубликованных трудах — «Теория и методология когнитивной
истории» (М., 2008), «Теория исторического познания: Избранные произведения»
(СПб., 2010), а также в рецензируемой книге.
Важнейшим импульсом к созданию
новой теории стало растущее ощущение неадекватности информационной ситуации в
современном обществе. Информационные технологии изменили восприятие мира, став
между исследователем и историческим источником. Это привело, с одной стороны, к
быстрому спонтанному увеличению объема информации, но с другой — к резкому
снижению ее качества. Ведь она очень часто не подвергается необходимой
критической проверке и нередко становится объектом манипулирования. Растущее
манипулирование информационным обменом, возможное вне связи информации с
деятельностью, ведет к познавательному тупику — невозможности для человека
понять суть явлений и процессов мирового развития. Поэтому именно методы работы
с информацией (а не ее механическое накопление) станут в дальнейшем определять
качество информационных ресурсов и степень адекватности научных представлений и
их широких толкований.
Когнитивная история — наука,
предметом которой оказывается живой человек, обладающий разумом и проявляющий
свою разумность, создавая интеллектуальный продукт. Важны закономерности,
которые опираются на общность познавательных возможностей человека. Есть
преобразовательные ситуации, которые человек совершает в глубине своего
сознания. Мысль выступает в виде идеального образа интеллектуального продукта,
затем фиксируется в вещи — материальном объекте информационного обмена.
Это делает человечество способным к самопознанию, а когнитивную историю —
эмпирической наукой. История предстает как строгая и точная наука,
противостоящая релятивизму и мифологизации.
Трудности эпохи, в которой прошла
бо?льшая часть жизни Ольги Михайловны, не сломили ее воли к истине (как это
произошло с очень многими интеллектуалами), но стали вызовами, требующими
объяснения. Внутренний конфликт мыслящих людей в советском обществе заключался,
как известно, в необходимости принять тотально деформированную информационную
картину мира при четком осознании ее несоответствия действительности.
Требовалось понять, как соотносятся в этой информационной системе мифы и наука,
догма и исследование, свобода интеллектуальной деятельности и цензура, опыт и
знание, понимание и объяснение. Новизна подхода Медушевской за-ключалась в
постановке вопроса о том, как проверить состоятельность тех или иных
утверждений на уровне понимания смысла, определить влияние этого понимания на
адаптацию человека в обществе, выявить связь познавательных установок, языка и
деятельности индивида, сделать гуманитарное познание доказательным и
верифицируемым. В условиях революционного разрушения культуры и науки, жесткого
идеологического прессинга и сознательной отгороженности от Запада это была
именно та установка, которая способствовала выживанию «элитного человеческого капитала»,
способного создавать уникальные направления в науке и искусстве.
В подборке трудов Медушевской,
представленных в рецензируемой книге, отражены основные этапы формирования ее
взглядов. Сама постановка проблемы доказательности гуманитарного познания
многим обязана представителям классической россий-ской академической традиции —
В.И. Вернадскому, А.С. Лаппо-Данилевскому и его ученикам, прежде всего историку
А.И. Андрееву (учителю Ольги Михайловны).
Медушевская — одна из тех
относительно немногих носителей гуманитарного знания в нашей стране, кто своим
творчеством, наперекор всем препятствиям, воздвигнутым перед ними советской
идеологией, пронесла через всю свою жизнь идеи связи с российской
дореволюционной наукой. Ведь культура нашей страны начала ХХ века, как пишет
она в первой фразе своей работы по источниковедению в России ХХ века, «обладала
цельностью и богатством идей общечеловеческой значимости, делающими ее
достижения современными в лучшем смысле этого слова». Последствия произошедшего
в советский период насильственного разрыва традиций, равно как и искусственного
отрыва отечественной науки от науки мировой и ее носителей, с трудом
залечиваются в последние два десятилетия. И это касается не только таких по
определению идеологизированных дисциплин, как философия, история, право или
экономика, но и столь далеких от насущных идеологических нужд власти, как,
скажем, классическая филология. Например, одна из ведущих ученых этого
направления — ученица Михаила Гаспарова Нина Брагинская — констатирует, что в
те времена «служение истине оставалось делом частным и могло мимикрировать под
служение идеологии, так же как идеология мимикрировала под служение истине». В
этих условиях методология гуманитарного познания, призванная дать критерии
различения подлинного и мнимого знания, оказывается важнейшим инструментом и
для ученого, и для читателя его трудов.
Разработка методологии
гуманитарного познания у Медушевской велась параллельно с активной
исследовательской деятельностью на междисциплинарном уровне, разумеется, прежде
всего в областях, наименее подверженных идеологическому контролю. Так, уже в
первой диссертации, текст которой впервые опубликован в рецензируемой книге —
«Русские географические открытия на Тихом океане и в Северной Америке (50-е —
начало 80-х годов XVIII века)» (1952), — при анализе картографических
источников по истории русских географических открытий оказалось необходимым
решить ряд сложных вопросов: как соотносятся общие космологические и
географические представления (иногда мифические) с реальными знаниями
определенной эпохи, каким образом эти знания фиксируются в исторических
преданиях разных народов и подвергаются критическому анализу и проверке в ходе
научных или коммерческих экспедиций, каковы методы их фиксации в географических
картах или непрофессиональных изображениях, способы выявления, описания и
передачи соответствующей информации на различных ее носителях и в разных
формах. Становилось возможным определить, от каких факторов (социальных,
культурных, политических, технологических) зависит успех подобных открытий,
определение их приоритетности и распространение информации о них, а также как
современный исследователь, опирающийся на иную картину мира, может проверить
достоверность соответствующих свидетельств.
В этой исследовательской работе
Ольги Михайловны очень важно выявление источников — уникальных географических
карт, ученых трудов и записок, журналов экспедиций, делопроизводства,
раскрывающего цели и организацию путешествий. Но не менее важны вопросы
доказательной реконструкции информации этих источников, в частности того
смысла, который вкладывали сами мореплаватели и составители географических карт
в определенные понятия, символы и ценности. Этот подход делал необходимым
сочетание методов источниковедческого анализа с методами культурной
антропологии, лингвистики, семиотики — практически всем набором методов
«вспомогательных» исторических дисциплин. Уже для начального этапа деятельности
Медушевской был характерен поиск взаимосвязи социальных и естественных
параметров историче-ского процесса, включая данные о физико-географических
условиях прошлого: изменений ландшафта, рельефа, климата, их влияния на
размещение населения, хозяйственную деятельность, экологию, политические
границы.
Этот поиск шел по линии основных
философских направлений ХХ века — феноменологии, марксизма, структурализма,
культурной антропологии, когнитивно-информационной теории, но представляет
собой новый философский и историографический синтез, позволяя говорить о
целостном наукоучении, представляющем логическое ядро современной исторической
науки, если она хочет соответствовать критериям точной науки. Вклад Медушевской
в разработку методологии исторического познания неслучайно сравнивали поэтому с
вкладом школы «Анналов», учением А. Тойнби или Р.Дж. Коллингвуда, удачно
определив ее концепцию как «новую апологию истории» (Б. Миронов). Важно,
однако, подчеркнуть преемственность концепции когнитивной истории с учением
А.С. Лаппо-Данилевского и рядом его выдающихся учеников, таких как Н.Д.
Кондратьев, П.А. Сорокин и С.Н. Валк. В этом смысле Ольга Михайловна —
символическая фигура русской гуманитарной мысли, выражающая преемственность и
разрыв трех этапов ее развития (дореволюционного, советского и постсоветского)
и предложившая содержательный концептуальный выход из методологических
противоречий современной историографии.
Теория когнитивной истории дает
мощный импульс и весомые аргументы в пользу сохранения фундаментального
гуманитарного университетского образования, основное преимущество которого (по
сравнению с различными вариантами прагматического или прикладного образования)
состоит прежде всего в передаче молодым поколениям навыков самостоятельной
оценки и критического анализа информации. Цель такого образования, подчеркивала
Медушевская, — формирование новой личности, способной добывать и критически
анализировать информацию, противостоя различным приемам идеологической
мифологизации и манипулирования сознанием. В полноценном исследовательском
процессе возможен синтез трех направлений: антропологического, поскольку существует
возможность опираться на глобальное единство человечества с его
историко-антропологическими универсалиями; исторического, поскольку каждая
эпоха и ситуация включены в эволюционное целое исторического процесса; и, что
важно, — единства источниковедческой парадигмы, опоры на исторические
источники.
Итак, теория и методология
когнитивной истории, становление и развитие которой последовательно отражены в
книге Медушевской, — чрезвычайно ясный, цельный и последовательный ответ на
вызовы современной эпохи. Методологическому релятивизму данная теория
противопоставляет идею доказательного и верифицируемого знания. Политизации
истории — ее трактовку как точной науки. Дезориентации научного сообщества —
утверждение его профессиональной этики. Непродуманным экспериментам в области
образования — тезис о его фундаментальном характере и значении преемственности
академических традиций.
Оригинальность этого учения в общей
системе современного гуманитарного познания — в последовательном отстаивании
идеи научного прогресса, возможность которого в будущем связывается не столько
с накоплением данных, сколько с совершенствованием методов их получения,
критического изучения и проверки. В рамках данной парадигмы любая искусственно
навязанная схема исторического процесса не имеет шансов на длительное
существование.
