Немного
о театральной археологии
С. Найденов. “Роман тети Ани”. Постановка Галины Дубовской. Театр им. А. С. Пушкина.
С некоторых пор в московском театральном мире возникла странная тенденция — вспоминать заслуженно забытых авторов.
Режиссеры, подобно археологам, принялись с энтузиазмом копаться в пыли веков и вытаскивать на сцену сочинения тех, чья известность увяла если не при жизни, то сразу же после нее. Это, впрочем, относится и к малоизвестным, наислабейшим творениям классиков. Рвение постановщиков можно объяснить нехваткой материала: классика исчерпана, а современная драматургия находится отнюдь не в цветущем состоянии. Все это обостряет извечную и без того проблему репертуара: чтоб одновременно было и много, и качественно, и интересно публике. Зритель же необходим всем. Ибо новые театры возникают в столице, подобно грибам, выросшим еще до начала дождя; количество же бенефисов, продюсерских постановок и просто спектаклей “для отдыха” растет с неимоверной скоростью.
А потому резко увеличилась потребность в развлекательной, непритязательной драматургии. Причем российская — преимущественно водевиль и мелодрама — пользуется у режиссеров спросом наравне с западной. И итог налицо: “Театральный романс” (по пьесе Алексея Толстого “Кукушкины слезы”) в Маяковке, “За двумя зайцами” (М. Старицкий) в Вахтанговском, “Ассамблея” (П. Гнедич) в Новом Драматическом театре, “Осенние скрипки” (И. Сургучев), которые Виктюк ставил на Алису Фрейндлих... Список можно продолжать и продолжать.
Результат очередных “раскопок” — спектакль “Роман тети Ани”, поставленный в театре им. А. С. Пушкина по одноименной пьесе Сергея Найденова.
Обращение к творчеству Найденова хоть как-то, а объяснить можно: в 1998 году отмечается 130-летие со дня его рождения. Но почему для постановки была выбрана именно эта пьеса, а не, скажем, имевшие заслуженный успех “Дети Ванюшина” — большой вопрос. В программке, содержащей справку об авторе, написано, что “Роман тети Ани” (1912) отыграли “всего шесть раз” в Малом театре и намеревались поставить в Художественном. “Больше попыток поставить пьесу не предпринималось”. И вполне заслуженно. Ибо пьеса жутко скучна, растянута, а главное — выглядит сегодня совершенно пошло и истасканно. То есть, наверное, таковой она казалась и при жизни автора, но тогда было все-таки начало века и мексиканские фильмы (хотя бы) в телевизоры градом не сыпались.
Итак. В молодого бедного писателя влюблены две дамы — замужняя ровесница и ее стареющая родственница. Сам он пылает страстью к первой, но ее клятвам верит не особенно, предпочитая проверять любовь на деле. Поэтому на протяжении всего действия раз десять предлагает ей уехать с ним, бросив мужа. Она отказывается: Бог с ним, с мужем, но не с детьми — а их возлюбленный прокормить не в состоянии. Получив удар по самолюбию, молодой человек уходит к родственнице. Почему — остается загадкой. И вообще развитие второй любовной линии лишено какой бы то ни было логики и эмоционально-психологических мотивировок. Финал истории печален: писатель теряет остатки таланта и спивается вместе с родственницей.
Содержанию под стать и язык. Многочисленные фразы, типа “Хоть минута, да пусть будет ваша” или “Я люблю, как никогда никого не любила”, как их ни произноси, звучат банально и затасканно.
Однако дело не только в тексте. Режиссер Галина Дубовская дополнила его незатейливыми любовными куплетами и началом мировой войны, тем самым вписав душераздирающую историю во временной контекст и общечеловеческую трагедию, — но в целом отказалась от пересмотра пьесы или привнесения современных ассоциаций. Что вполне естественно для подобной ситуации. Постановочных же достижений в спектакле не наблюдается. Единственный серьезный прием — серии живых картин, сменяющихся под затемнение сцены. Ну так велика находка!
В результате внимание зрителей сосредоточивается лишь на сценографии и актерах. А они составляют довольно забавный (и едва ли запланированный) контраст, слегка оживляющий безнадежно скучное действо.
Ирина Бякова, Нина Попова и Андрей Сухов — их герои составляют треугольник — демонстрируют то блеклую невыразительность, то вялый наигрыш, то дикие страсти в клочья, местами с оттенком помешательства. Преобладает последнее. Остальные по мне так вообще отделываются просто проговариванием текста. Но. Пусть плохо, а работают актеры в соответствии с пьесой — не пытаясь особенно развеселить публику. Сценография же при этом (художник Мария Рыбасова) выполнена в подчеркнуто игровой стилистике. Двухэтажный, раскрашенный в разные цвета домик или веселый, зелененький заборчик, расположенные на фоне серого задника, придают налет пародийности всему действу, а уж актерам тем более. Однако это не смогло удержать зрителей на премьере. И финальные поклоны были практически сорваны по причине того, что публика торопилась покинуть зал. Впрочем, здесь мы подходим к еще одной проблеме театральной археологии.
Театральный рынок — в отличие от остальных рынков искусств — все еще пытается определить интересы публики. Что удается далеко не всем.
Книжный бизнес, к примеру, в этом отношении уже давно сориентирован. Ассортимент раньше был куда шире, и купить можно было даже какие-нибудь археологические находки, вроде Найденова или Сургучева. Сегодня издатели четко усвоили, что читателю нужно. Поэтому отыскать на лотках что-то кроме детективов и любовных романов становится все труднее. Та же картина и в шоу-бизнесе. Уж чего-чего, а запросы публики продюсеры-администраторы узнать успели. И прекрасно понимают, для какой аудитории требуется На-На, а для какой — Таня Буланова; кто в Москве (пусть в рекламных целях) способен собрать залы, а кому придется помотаться по провинции.
Театральные же режиссеры, продюсеры и завлиты уже который сезон пробуют, проверяют, выбирают. И на московских подмостках одновременно существуют перестроечная чернуха, абсурд, сугубо актуальные пьесы, классика и все остальное. Некоторые “законы”, правда, уже открыты. Скажем, яркое зрелище, не отягощенное смыслом, вкупе со звездами имеет сегодня стабильный аншлаг (этим и пользуются Марк Захаров или Константин Райкин). Но до создания единой теоретической основы пока далеко.
Может быть, окончательно разобравшись с тем, что действительно необходимо массовому зрителю, постановщики вовсе перестанут заниматься археологией.
Денис Сергеев
