Елена Сафронова. «Боль живая поросла быльем…». Юрий Ломов-Оппоков. Незаменимые. Елена Сафронова
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 4, 2024

№ 3, 2024

№ 2, 2024
№ 1, 2024

№ 12, 2023

№ 11, 2023
№ 10, 2023

№ 9, 2023

№ 8, 2023
№ 7, 2023

№ 6, 2023

№ 5, 2023

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


Елена Сафронова

«Боль живая поросла быльем…»

«Боль живая поросла быльем…»

 

Юрий Ломов-Оппоков. Незаменимые. — М.: Литературная Россия, 2013.

 

 

Недавно, собирая информацию об одном поэте, жившем и умершем в Рязани, я попросила о встрече друзей его юности, чтобы записать их воспоминания. Пожилая женщина сказала, что сама напишет для меня все, что помнит о нем. Мне стало неудобно доставлять ей хлопоты. Но женщина ответила, что все равно пишет мемуары для семьи, несколько «лишних» страниц ей написать нетрудно.

Этот случай подчеркивает, как популярна сегодня тенденция писать мемуары. Самые обычные люди хотят оставить по себе «нарративный» след, пусть и в виде рукописи для детей и внуков. Но многие не останавливаются на документе «для внутрисемейного пользования» и выпускают свои воспоминания в виде книг, которые стараются популяризовать. Интересен был бы статистический анализ, действительно ли сейчас происходит всплеск написания мемуаров или же это впечатление вызвано тем, что книгу выпустить за свой счет стало проще, чем мемуаристы и пользуются. Но психологически стремление зафиксировать прожитое объяснимо: в возраст подведения итогов входят граждане СССР, ощутившие контраст прежней и новой эпох.

На взгляд книжного обозревателя, стремление писать curriculumvitae пронизывает все слои общества: делятся «топорными» воспоминаниями или надиктовывают их профессионалам чиновники советской поры и военные, как из провинции, так и из столицы, записывают свои жизненные истории спортсмены, журналисты, врачи и даже предприниматели. Особняком стоят мемуары представителей творческих профессий — и не только потому, что они интересны по содержанию, но и потому, что, как правило, хорошо написаны.

Корпус мемуарной литературы, издаваемой сейчас, традиционно имеет два полюса: по возможности строгая фиксация того, что в жизни было и в памяти осело, и допуск большой доли вымысла. Книгу Юрия Георгиевича Ломова-Оппокова, стоматолога-хирурга, сына видного революционера Георгия Ипполитовича Ломова-Оппокова, уверенно помещаю в первую категорию.

В обращении к читателю автор формулирует, что подвигло его на этот труд и публикацию: «Долгое время я оставался “Иваном Непомнящим”, имея смутные, обрывочные знания о родовых корнях. Потребность углубиться в изучение своей родословной начал ощущать с годами. Советское воспитание, трагедия 30-х, военное лихолетье и неустойчивость многих последующих времен сильно мешали формированию правильных взглядов на многие вещи, и в частности на историю моего рода». То есть акцент у этих воспоминаний скорее исследовательский, чем эмоциональный. Повествование «сосредотачивается» на фигурах родителей, их окружении, а также на окружении самого автора — он пишет о том, чему был непосредственным свидетелем, либо о том, что получил из первых рук. Поэтому основные темы книги — репрессии, постигшие родителей и сестру автора, когда ему было пятнадцать лет, и мытарства, связанные с этим; участие в войне и послевоенная жизнь — возвращение родных из лагерей, профессиональная учеба, «вхождение в колею». С отсылкой на тех или других информаторов даны сведения об участии отца в подготовке Октябрьской революции и его постреволюционной деятельности — Георгий Ломов-Оппоков был первым наркомом юстиции РСФСР, членом первого Совета народных комиссаров, членом президиума и заместителем председателя Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ), заместителем председателя Госплана СССР, а также писал прозу и очерки под псевдонимом А. Ломов. Складывается впечатление, что сын Ломова-Оппокова не хотел насыщать свою книгу домыслами и фантазиями. Об этом говорят и безыскусные названия глав: «Происхождение», «Штрихи к портрету папы», «Люся и новая жизнь», «Недавние воспоминания», «О повседневной работе». Сюжет понятен по заголовкам: история семьи, рассказ об отце, женитьба на Людмиле Мозгачевой, работа.

Исключение составляют главы «О гибели Н.С. Аллилуевой» и «Сталин — душевная болезнь?». Юрий Ломов-Оппоков видел Сталина несколько раз: когда их семья вместе с семьями других ответственных работников жила в Кремле, на детских праздниках ино-гда бывала Светлана Сталина, и отец заходил за ней. Юрий Ломов-Оппоков приводит рассказы старших о гибели Надежды Аллилуевой — своей мамы и жены Рыкова Натальи Алексеевны, а также доступные источники: книгу воспоминаний Анны Лариной-Бухариной, мемуары врача Романо-Петровой «Доктор Сталина — медсестра Сталина» и некоторые другие. То же — с главой о душевной болезни Сталина: рассказчиков и версий много, их сведения Юрий Георгиевич приводит подряд. Правда, противоречий между ними значительно меньше, чем в представлениях о смерти Надежды Аллилуевой: все сходятся на том, что великий вождь имел букет психических заболеваний (при этом расправлялся с докторами, посмевшими вынести ему такой диагноз, как, например, с профессором Бехтеревым, отравленным в тот же день, как пишет Ломов-Оппоков).

В краткой аннотации к книге, а также в предисловии Игоря Дуардовича подчеркивается: «Сама книга носит фрагментарный характер и составлена из записей разного времени. Как следствие, резкие переходы от лица к лицу, от события к событию». Это действительно так. Резки переходы тем не только между «соседними» главами, но и в рамках одной главы. Игорь Дуардович как будто хочет оправдать недостаток художественности воспоминаний Ломова-Оппокова другими достоинствами, предупреждая: «…Многие фразы так же коротки и точны, как в медицинском заключении, в них может быть поймано что-то одно (настроение, слово, действие), кажущееся единственно важным — симптоматичным». Этот благородный жест кажется излишним. Книга воспоминаний Юрия Ломова-Оппокова не замышлялась как художественная; поэтому таковой и не выглядит, и это не «недоработка». Однако при подготовке книги к печати ей придали элементы художественности. Например, к книге общим эпиграфом служат стихи Варлама Шаламова:

 

Не удержал усилием пера
В
сего, что было, кажется, вчера.

…Но прошлое, лежащее у ног,
Просыпано сквозь пальцы, как песок,

И боль живая поросла быльем,
Беспамятством, забвеньем, забытьем…

 

Названия некоторых главок не столь прямолинейны, как те, что приведены выше. «Кавказский человек» — так Георгий Ломов-Оппоков при встрече шутливо называл Сталина, а тот ему издевательски отвечал: «Здорово, интеллигент!». «Комья земли» — глава об участии Юрия Георгиевича в Великой Отечественной войне, запомнившейся ему больше всего рытьем окопов; вообще о своем воинском опыте Юрий Ломов-Оппоков пишет как-то «без энтузиазма». «Голубушка! Как я рад…» — это название скрывает интригу, которая сделала бы честь и профессиональному писателю. Можно предполагать встречу с друзьями или возвращение близкого человека из заключения; но на деле такими «ласковыми» словами приветствовал следователь НКВД мать Юрия Ломова-Оппокова Наталью Григорьевну, когда она теряла сознание во время допросов от пыток, а потом приходила в себя. Да и название книги на обложке напечатано так: «НЕзаменимые». Оно окликает знаменитую сталинскую мысль «незаменимых у нас нет». Человек, потерявший отца, едва не лишившийся матери и сестры, возражает виновнику этих событий, что люди, которых он уничтожил или едва не уничтожил, были НЕзаменимы.

Продолжением мемуаров Юрия Георгиевича Ломова-Оппокова служит в этой книге фрагмент воспоминаний его сестры Нины Георгиевны — то, что касается ее ареста, пребывания в лагерях и последующих скитаний. В биографии Нины Георгиевны есть замечательная деталь: лет восемь после лагеря она жила под чужим именем, по паспорту смелой подруги, получившей новый паспорт взамен якобы утерянного. После ХХ съезда КПСС Нина долго восстанавливала паспорт с собственным именем, и еще несколько настоящих друзей не побоялись засвидетельствовать, что она именно та, за кого себя выдает. Если бы в книге «НЕзаменимые» не было таких светлых эпизодов, читать ее было бы невыносимо. К счастью, воспоминания брата и сестры доказывают, что даже под давлением жестокой государственной машины в людях могла сохраниться порядочность и сострадательность. Наряду с доносчиками на воле и вертухаями в тюрьмах им встречались и добрые, самоотверженные люди. По свидетельству Нины Ломовой-Оппоковой, больше понятий о чести и справедливости было в уголовниках, чем в сотрудниках охраны.

Воспоминания Нины написаны живее, с большим вниманием к деталям, однако все материалы книги больше тяготеют к скрупулезной фактографии, чем заботятся о читателях, избалованных писательскими мемуарами (а они активно появляются в печати, недавно вышли мемуары Татьяны Кузовлевой, Тамары Жирмунской), которые ждут от мемуаристов беллетризованной истории. В книге Юрия Ломова-Оппокова беллетризированности нет. Тема не та, чтобы ее приукрашивать.

Елена Сафронова

 



Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru