Об авторе
| Дмитрий Гаричев родился в 1987 году. Окончил Московский
государственный лингвистический университет (МГЛУ). Участник Форума молодых
писателей в Липках-2013 (мастер-класс журнала «Знамя»). Живет в Ногинске
Московской области.
Ю.С.
1.
снишься визжащей нищенкой рыщешь возле
башен ростовских вологодских монастырей
страшные птицы роняют из клюва гвозди
солнце ещё старей
медленный
север где мы набивались в дети
блудным озёрам застиранным в них церквам
я переехал меня больше нет на свете
бросил мобильник псам и сошёл ко львам
знать не хочу
и гоню твои руки к бесу
харкаю под ноги в крестном снегу тону
там где ты крошишь неловкую плоть небесну
язве и аспиду извести и асбесту
ангелам вмёрзшим у пирса лицом ко дну
2.
павшие пишут свою фронтовую прозу
в братской земле занимают любую позу
склёвывают друг друга по позвонку
мусорно в доме и пятна от нас повсюду
павшие отставляют свою посуду
чайная ржавчина щерится потолку
утром
неслышным где узким огнём жегомы
стоптанные рейхсмарки кресты погоны
краденые паспорта
всё как ты верила вот мы лежим не дышим
что там сдают калязин кашин камышин
карта не та
мы оставляем
все города у кромки
в угольной заводи вьётся юлит кровца
нужно ещё быть мелочным и негромким
чтоб не спугнуть конец подманить конца
нужно ещё
застыть в предстояньи неком
не разгрести так хоть заболтать бардак
прежде чем будет смешан с землёй и небом
дом где уже никто никому не враг
3. чем
мы кормились в дырявой москве нулевых
зарясь к зиме на её голубей наливных
не помогая руками
наискосок от соборов больниц и казарм
где татарва громоздила походный казан
на обагрённые камни
так нас
страшили совместно менты и фашня
курский вокзал и басманного рынка квашня
прежде чем ей обломаться
так от бичей и нацболов стяжающих смерть
нам ещё перепадала подмётная снедь
флаеров и прокламаций
тыл зашивался
в пельменных свирепствовал тиф
неопалимый главком был скуласт и ретив
слава гремела до Минска
я обещал что и сам буду шулер и гад
и под мышиною курткой щипал наугад
мякиш из сайки ходынской
пахла
лакрицей щетина немецких аптек
всласть надышавшись мы вдрызг забывали о тех
кто уже впредь не воспрянет
но на введенское шастали без словаря
в память по гансам и гюнтерам птицам соря
ржавый кладбищенский пряник
всё шло к
столу повитому трамвайной лозой
уксусный снег и перцовый твой аэрозоль
лавру упрёк и оливе
скатерть ложилась и долго смеркался над ней
город в котором случались и нас голодней
но не водилось счастливей
4. это
пелось о золотом корабле
на серебряном поводке
безбилетничестве книжной кабале
яузе-реке
о свиданьях впроголодь на одной
минералке (так отрицалась плоть)
и хранящей город руке сквозной
нас зажавшей в одну щепоть
если
приотнять затянувший свет
десять зим отмотать назад
восстанавливается замытый след
проступает военный сад
ты стоишь с деревьями взаперти
за решёткой чёрной видна по грудь
и ни мимо тебя не могу пройти
ни дверей тебе отомкнуть
К.
нездешних
слов проговорить никак
кому отрублен хлеб и воздух вынут
по ком звенит порода в рудниках
кричит тростник и часовые стынут
голодный стол у северной воды
кому поёшь невольник побережий
о ком о ком без никакой звезды
шумишь в костре рукою отсыревшей
на карте отмечаешься плевком
вдоль проволоки пляшешь колченого
земля тверда ещё недалеко
ещё немного
твои друзья
в полуночных депо
гражданский хрип в их чёрных разговорах
покуда тьма сбывается не по
писанию но расписанью скорых
но в проводы тебе от всех дверей
меж сном и былью в промежутке голом
чахоточные солнца фонарей
выносят к безымянным перегонам
горят стада ложатся рёбра сёл
ни промелька от ангела дневного
но ты кому светлей ещё не всё
ещё немного
*
* *
лажа-река
озеро урон
неисцелимый стыд
ловко подветрен со всех сторон
в поймах у нас свистит
в чём ты нашарил себе упор
что измудряешься совершить
в лес оловянный забредши по
самые коверши
чёрной
резиной не вдруг обут
мутно просвеченный как дензнак
зри яко непогодь и скорбут
точат слезящийся березняк
дальний истаивает рожок
ластится к сердцу вредит уму
с кем это ты говоришь дружок
мстишься кому
*
* *
школьный
учитель которого я в тоске
подстерегал у
просек с кривым ножом
снится под
утро не изменясь лицом
желчный
пиджак скрипит в полтора крыла
цаплей вися
в пейзаже на сквозняке
где перебит
рогоз и камыш пожжён
дачный
насельник глядящий святым отцом
верный
турслётам покуда земля кругла
стрельчатый
ноготь опущен не при делах
гаричев-гаричев
всё-то тебе не суть
скользко
подошвам твоим и легко рукам
щекотно
сердцу и трепетно языку
в подлом
краю за обходом собачьих плах
прозрачневеешь
в поруганном вдрызг лесу
впрочем
растёшь в проворстве и впрок лукав
всуе подобен
заезжему азерку
отче я чту
печаль этих скудных мест
ежевечернюю
флейту товарняка
пришепты
дальних торфяников вид с моста
вялую здешнюю
прессу по четвергам
в сумерках
заплутав с головой окрест
я ещё
различаю наверняка
в
лиственницах не роняющих ни листа
злые урочища
смирну эфес пергам
мальчик убей
каддафи взорви совфед
перекопай
шоссе обхитри мента
ты ли
срывался в таллинн махать петлёй
выгулам
ваффенов веруя в свой рейхстаг
праздничный
голубой разведён тофет
нету уже ни
пули нам ни бинта
новое небо
грядёт изострясь пилой
и на врагов
господь раскатал верстак
отче я слаб
и нервен мои друзья
сплошь
ролевая нечисть гитарный скам
это в таких
палят из дробовика
в потных
спортбарах за матчем зенит — спартак
это таких
пустым рукавом дразня
водят года по
тернию и пескам
я слишком
долго и тупо их развлекал
кто из них в
помощь мне гаричев ты мудак
думаешь не
запачкаться колесом
не подавиться
брошенным кирпичом
корчишься
над тетрадкой противу всех
воткнутых
взглядом в болото своих колен
гаричев ты
не тарковский тянуть с концом
это кино
давно уже ни о чём
ночью такою
где холоден звёздный смех
немолчны
звери и млечный опасен крен
он отступает
в библейский чертополох
кутается в
туманные лоскуты
не оставляя
промельком по себе
края одежды
ли, косточки мундштука
на берегу
тревожится тополёк
выдры уходят
в северные скиты
время
бесцветно и дол беспросветно бел
ивы и сосны
приветствуют мудака
