Татьяна Ратькина

В. Набоков. Событие

В. Набоков. Событие. — МХТ им. Чехова. Режиссер К. Богомолов.

“Событие” не принадлежит к числу самых известных произведений Владимира Набокова. Написанная в 1938 году для “Русского театра” в Берлине, драматическая комедия стала заметным явлением в предвоенной жизни русской эмиграции: ее первым режиссером был Ю. Анненков, а одним из самых ярких интерпретаторов — В. Ходасевич. Однако на российской сцене пьеса долго не приживалась, и потому постановку Константина Богомолова ждали с нетерпением. И не только зрители. По признанию самого режиссера-“бунтаря”, к работе над набоковской комедией он готовился долго, еще со студенческих лет. И хотя Богомолову не всегда стоит верить на слово (каждое его утверждение может обернуться продуманным пиар-ходом), в данном случае для этого есть все основания. Аккуратность и даже трепетность отношения режиссера, не испорченного пиететом перед литературной классикой, к набоковскому тексту отражает сама постановка. Выверенная и строгая, утонченно ироничная, фантастасмагоричная, но не эпатажная, она много говорит о Набокове. И почти ничего — о Богомолове.

Это не значит, что “Событие” лишено ярких и запоминающихся приемов. Лариса Ломакина выстроила на сцене МХТ им. Чехова многоуровневую вселенную. На нижнем ярусе расположился уютный дом Трощейкина (Сергей Чонишвили) с распахнутыми окнами, через которые доносятся звуки марша, аккуратной гостиной и голубями, ютящимися на крыше. Сверху на него давит убогая немецкая провинция в виде невзрачной улицы с ломбардом, тусклым фонарем, проститутками и пьяницами. И наконец, венчает образ предвоенной Германии огромный экран, на который проецируется кинохроника. Тяга Богомолова к синтезу искусств хорошо известна; кинематографические элементы появляются в большинстве его постановок, но в данном случае предсказуем не только прием, но и его смысловое наполнение. 1937 год. Жизнь нацистского государства глазами русского эмигранта. Устоять перед таким соблазном было слишком сложно. Социальный контекст довлеет над произведением, и режиссер пытается вписать его во внутреннюю структуру драмы, разглядеть в ней конфликт между миражами частного бытия и назревающей мировой катастрофой. Событие, которого ждут члены семьи Трощейкина, которое до краев наполняет их будни надеждами и предчувствиями, так и не произойдет. Набоков создал уникальную пьесу — без кульминации и конфликта. Лукавый автор на протяжении трех часов держит зрителей в напряжении, которое разрешится пустотой, скептическим равнодушием к персонажам и эстетическим удовольствием от мастерства писателя. Но в то же время в сфере исторической произойдет очень, слишком много. Произойдет потому, что обитателям уютных квартир незачем и некогда выглядывать за их порог, потому что в царстве страха стирается грань между важным и второстепенным. Собственно, о незамеченной героями “События” трагедии и призваны напоминать кинохроника да звуки маршей. Но их, к сожалению или счастью, оказывается недостаточно. Ведь социальных катаклизмов не замечал и сам Набоков — неслучайно Ю. Анненков подчеркивал, что при замене фамилий его пьеса “может быть играна в любой стране и на любом языке с равным успехом”.

Как уже говорилось, автор “События” затевает сложную игру. В каждой сцене мы сталкиваемся с ироничными литературными параллелями. Так, Трощейкин носит имя Алексея Максимовича, а мать главной героини, экзальтированная певица “озерных озер” Антонина Павловна (Александр Семчев), безусловно, напоминает о Чехове.

Темы творчества и сна, интерес к которым всегда был присущ Набокову, занимают в пьесе центральное место. Есть в ней и типичная для писателя психологическая точность, даже изощренность в обрисовке характеров. Самый контрастный из них — это, пожалуй, Любовь Трощейкина (Марина Зудина). Внешне бесстрастная, слегка утомленная Снежная королева, она на протяжении всей пьесы разрывается между настоящим и прошлым, непредсказуемым и неизменным, пугающим и опустошающим. “Событие” (во всяком случае, его театральное воплощение) вполне можно рассматривать как трагедию Любови Трощейкиной. Неслучившийся приезд демонического Барбашина символизирует ее несложившуюся жизнь. Единственный шанс вернуться к бытию, вернуть надежды и страсти, падения и взлеты оказался призраком. Поэтому финальная сцена перечеркивает все настоящее, что было в ее судьбе. Даже личико умершего сына, следившего за родителями с театрального занавеса, вдруг превращается в уродливую маску. Героиня полностью отдается во власть липкого, вязкого морока.

Говоря о “Событии”, нельзя не провести еще одну параллель — с гоголевским “Ревизором”. Тот же всепроникающий страх, то же напряженное ожидание. Правда, у Гоголя неведомый гость появится на сцене дважды, а Барбашин у Набокова так и останется миражом. “Событие” во многих отношениях и смыслах стало зеркальным отражением “Ревизора”. И если первое разворачивается в узком семейном кругу, то второй выталкивает читателя и зрителя в море общественных проблем. Об асоциальности пьесы Набокова мы уже упоминали. Однако авторское равнодушие к политическому контексту на режиссера распространяться вовсе не обязано. Пьеса многозначна, и в ней можно расставлять самые разные акценты. В том числе и близкие Константину Богомолову с его повышенной чувствительностью к истории и современности. Но режиссеру на это не хватило то ли упорства, то ли воображения. И он ограничился кинематографическим прологом и эпилогом. Впечатляющими, эмоциональными, сбивающими с ног, но не создающими концепции, не вписывающимися в точно следующую тексту постановку. Впрочем, в спектакле есть и более органичные, хотя и не менее яркие ходы. Врезается в память и воображение сцена чаепития в доме Трощейкиных. Андрей, Любовь и ее беспокойная матушка сидят в окружении фантомов, масок, кукол — такие же недвижимые, как их странные гости. Правда, эта эффектная находка если не позаимствована из первоисточника напрямую, то явно навеяна им. Мотив “свиных рыл” и театральных подмостков Набоковым прописан очень четко. Трощейкин мечтает изобразить всех своих знакомых в огромном зрительном зале; себя он при этом видит на авансцене, куда устремлены все глаза. А Любовь с горечью говорит мужу об одиночестве и усталости, потерянности среди окружающего и давящего балагана.

Что предпочесть: скрупулезное следование первоисточнику или дерзкое, тотальное невнимание к нему? Этот вопрос принадлежит к числу тех, на которые не бывает универсальных ответов. Автору статьи, как нетрудно догадаться, точное и не лишенное изящества — пусть набоковского, а не богомоловского — “Событие” понятнее и ближе провокационно не чеховской “Чайки”. Но о вкусах, как известно, не спорят. А режиссерский талант, как и истина, находится где-то посередине. И заключается в способности увидеть в чужом тексте что-то неповторимо свое, выразить чужими словами заветные мысли, создать собственный шедевр в жестких рамках чужого произведения. Это удивительное, уникальное соединение творческих миров — главное событие в жизни любого режиссера. И “Событие” Константина Богомолова им, увы, не стало.