Э. Мороз

Дмитрий Новиков. В сетях Твоих

Винтервью Михаилу Бойко, открывающем книгу Дмитрия Новикова, автор говорит, что больше всего на Севере ему нравятся северные русские люди, “смесь народов — русских, карелов, новгородцев, москвичей, из которых Север выковал идеальный русский характер. Они гостеприимны, предприимчивы, малозавистливы, упрямы, свободолюбивы”. Однако, путешествуя по Северу, он показывает совсем другое, часто прямо противоположное. “Правда, — добавляет он в интервью, — в северных деревнях сохранились до сих пор только остатки этих качеств”. Причины ясны: многочисленные поколения вынесли на себе “всю двойственность русской истории. Взятие Москвой Новгорода, Раскол, реформы Петра, революция и Гражданская война, двадцатые, тридцатые, Великая война, укрупнение деревень, девяностые, наше время… застыло в озерах, затаилось в воздухе”. “Отсюда и та мистика природы, непростая, потаенная красота волшебных мест — земля помнит все”. Обо всем этом он и пишет.

Три темы главенствуют в книге Новикова: русский характер, Север и природа как Абсолют, как главный фактор воздействия на человека (Природа — Бог). А метод отражения действительности сам он описывает так: вчувствованная внимательность к жизни, ко всем ее проявлениям; предельная, а порой запредельная искренность; тяжелое бремя обнажения души; сопереживание, жалость, боль и пробуждение через них лучших чувств; разнообразие методов, форм... Короче: “Радость. Боль. Жизнь. Правда”.

Несмотря на довольно большое число персонажей в книге, главный герой — автор-рассказчик. Д. Новиков имеет несколько профессий: врач, моряк, бизнесмен, — но ни одна никак не отразилась в книге. Он просто человек, личность. Свободная личность. Другие — тоже главные — Север, рыба, река Варзуга, Белое море, старики, алкаши, туристы, охотники, рыбаки — люди. Хотя люди мне показались более бледными в книге, чем природа Севера. Может, оттого, что Новиков обладает фантастическим даром изобразительности и чувства природы: “Небо крупным распластанным телом лежало в воде…”. (“Беломор”).

Публиковался Д. Новиков много — и в Карелии, и в Москве, имеет множество премий, в том числе иностранные. Тем не менее почему-то имя его не входит в обойму писательских фамилий, которые постоянно на слуху. (Правда, рассказ “Муха в янтаре” пошумел в свое время).

Думаю, что это не недостаток, а скорее достоинство — то, что он сам по себе. И проза его как-то идет поперек литературного процесса. В ней нет “правильно” выстроенных сюжетов (иногда вообще непонятно, на чем она держится, но — за душу хватает. По правде, давно уж в современной литературе мне не приходилось встречать такого эмоционального накала, такого страстного, яростного письма, обостренного зрения и чувствования. Повторюсь — в основном это касается природы). Что же касается людей, то автор вроде бы и не ставит себе задачей подробно выписывать характеры — дает так, намеком; нет даже жанровых обозначений текстов — рассказы ли это, очерки или повести? Похоже, автора это не волнует. А может, это тоже черта “нового реализма”?

Его большой текст “Змей (голос внутренних озер)” печатался в “Знамени” под рубрикой “Нестоличная Россия”. Ну и что? А “Строить!” можно считать художественной инструкцией по строительству деревенского дома, с учетом всяческих ухищрений участников строительства обхитрить, обвести вокруг пальца хозяина. И вывод из всей этой истории автор делает правильный: “Главное — чтобы делать дело, двигать, словами ли, руками — безнадежную массу вещества, заблудшей души, прошлой неправильности и неправедности — все-таки к свету…”. Кстати, кончается дело благим пожеланием строителей построить еще и церковь!

Так что, под какой бы рубрикой текст ни напечатали, это проза. В текстах Новикова все спаяно — слова, интонация, детали, мысли. Детали видишь, как сквозь увеличительное стекло. Сюжет часто движется мыслью, метафорой, а герои не конкретизированы — Он, Она, Рыба.

В рассказе (все же определяю как рассказ и даже притчу) “На Суме-реке” история поимки рыбы превращается в историю жизни, любви Человека, Рыбы, Зверя.

Героя-рассказчика гонят на Север жажда свободы и страсть к рыбной ловле. Не нажива, конечно, не приключение даже, а поединок: кто окажется умнее, изобретательнее, сильнее, великодушнее. Нередко они равны, Человек и Рыба. Жизнь Рыбы, разумность ее приводится автором в пример человеку.

Но вернусь к рассказу-притче.

“Это была большая плотва. Она стояла в прозрачной, слегка красноватой воде… словно пытаясь осознать невероятную происшедшую с ней перемену… казалось, что шептала она беззвучно: отпусти меня, отпусти…

От ладоней, на которые неожиданным даром налипло мелкое серебро, доносился запах чужой жизни…” (прошу прощения за рваную цитату, но невозможно излагать текст своими словами — сильно теряет). И вспомнил в эту минуту герой, как впервые увидел Ту, что ждала его сейчас у костра. Он “прощально посмотрел на тяжело дышащую рыбу и осторожно погрузил баклагу с теплой уже водой в свободную прохладу реки”. Рыба благодарно шевельнула плавниками, но тут же перевернулась кверху брюхом. Жизнь ее кончилась, и сразу ее схватил “внимательный грязно-белый баклан”…

Жалость рыбака опоздала. Он убил рыбу — как и свою любовь.

Они сильно любили друг друга, но у него была жена и дети, а она жить, деля его, не могла. Он отпустил ее к другому, который был всегда рядом (“баклан”). Сюда же вплетается история двух “австралийских сумчатых дьяволов” — их любовь поразила героя. Они кусали друг друга, “выли от боли и страсти, рвали душу и тело в нелепых объятиях, словно сами чувствовали, как близко, рядом стоят их смерть и любовь”. Любовь и смерть у Новикова всегда рядом. А неподалеку бродил мудрый кускус (“баклан”!), у него не было мыслей о любви или смерти — лишь о наживе.

Он понял, что убьет того, к кому ее отпустил, — “крови хотелось красной, и мозгу в башке было тесно”. “А кускус — тоже, в общем, несчастное животное”, — подумал он между прочим, жалея того. Когда тот с дружками его свалили и замелькали кулаки, она крикнула: “Он мой!”.

Она не опоздала. Спасла. Преодолела месть и злобу.

Ради этого преодоления мести и злобы автор соединил три пласта разной жизни. В построении этого рассказа сказалось мифологическое мышление автора — неотчетливое разделение (или соединение) субъекта и объекта, предмета и знака, вещи и слова. Мне кажется, это тоже один из методов писателя. В нем кроется поэзия его текстов.

Как постоянно звучит тема преодоления злобы, мести, так везде у Новикова рядом с людьми — животные, рыбы, птицы. Природа у него всегда одушевлена, как и старые брошенные дома, часовни, поморские кресты, перевернутые карбасы.

“Дом многое знал и понимал про людей”. Изворачивающаяся рыба похожа на женщину, ускользающую из рук насильника: “…в нескольких метрах от лодки воды расступились, и вверх взлетела яркая торпеда, размером с полвесла. Раскрытая белая пасть. Красные бесстыдно растопыренные жабры. Зеленое, изогнутое, страстное тело. Напряженное брюхо цвета старого сливочного масла”. Ушла!

Природа нравственна. Она у Новикова, как правило, мешает совершить преступление.

Когда один брат занес над другим топор (“уже насытились благостной сладостью природы, захотелось “отношений””), “вдруг, совсем рядом, гулко и надежно скакнула семга именем Его” — спугнула братоубийство. (“Жабы мести и совести”).

Склонность к предательству — один из самых тяжких пороков человека. “Переступать через себя было тяжело”, но “иначе рушится порядок”. И вдруг взлетела стая голубей. “Серый невидимый кот прыгнул, но промахнулся. “Да Господь с тобой, сука, свинья!.. Сразу задышалось легко”. — Кто-то (кто?) остановил поднятую руку. Иногда автором он называется Абсолют. (“Запах оружия”)

Продвигаться по Северу нелегко, кончаются силы, кончается вера себе, подступает отчаяние, но, когда уже готов проиграть, — вдруг ярко среди деревьев сверкнет дорога. Дорога и есть свидетельство человеческой победы. За победой над собой едут на Север.

И еще здесь хорошо думается. О прошлом, о настоящем, о будущем. О прошлом чаще с тоской и яростью — о том, как по глупости осушали мелкие водоемы и в результате ни полей не получили, ни рыбы. О том, что ложь и нелюбовь — основа нашего государственного устройства, а это — похуже поддельного спирта и зимней лени. О том, что мы богато живем, и потому нам многого не жалко — бросаем, не жалея, людей и вещи, оставляем дома и целые деревни. Что у нас вчера согнали с одних мест, а завтра вообще не пойми что будет. И не любим мы друг друга, не братья, а враги смертные. И потому вместо деревень лежат у нас пустоши. Что постоянно у нас идет гражданская война. Что нет нигде достоинства и чести, даже слова эти забыты, а на помойках роются здоровые парни с опухлыми лицами, по телевизору маслянисто пластают правдивые слова люди с тревожно бегающими глазками. И почему у нас нет мудрых стариков, которые научили бы нас отличать черное от белого? Куда они подевались?

На все это автор говорит: “Хорошо, когда сам себе можешь трезво отвечать на такие вопросы”. А я от себя добавлю — тогда и Север тебе наверняка поможет.

Однако у автора к Северу явно мистическое отношение — как к месту, где постоянно борются бесы с ангелами (символические ли, реальные ли?). Особенно населена ими заключающая книгу повесть “В сетях Твоих”.

Здесь состоится последняя битва добра и зла.

“Здесь полетят клочья. История мест тому порукой — уже сходились в битве шаманская магия и вера православная. Уже жег брат брата за веру старую, сам веру новую по выгоде приняв… Многое было здесь, многое еще будет”, — пророчество это автор где-то читал, похоже, согласен с ним. Но надеется он все же на “насельников земли” — только бы они не впадали в “бесовское бесчинство”. По-русски это звучит: “На Бога надейся, а сам не плошай”.

Э. Мороз