Наталья Иванова

Памяти Евгения Борисовича Пастернака

Ушел из жизни еще один человек, кровно связующий осиротевших нас с великими ХХ века.

Достойный сын великого отца, Евгений Борисович сделал для него все необходимое: текстологически подготовил к первой публикации на родине роман “Доктор Живаго” в “Новом мире” (и снабдил публикацию развернутой историей книги), издавал сборники, собирал воспоминания, готовил тексты и комментировал их к двум собраниям сочинений, переводил переписку. Тщательный, кропотливый труд увенчался одиннадцатитомным собранием сочинений Бориса Леонидовича — над ним он работал много лет, и теперь читатели, филологи, слависты мира обладают проверенными и откомментированными материалами для чтения, для исследований и изысканий. Наконец, создал биографию отца (всегда сердечно и сыновне называя его папочкой). Биографию, которую с присущей скромностью назвал сначала “Материалами к биографии”.

Эта постоянная и нелегкая работа по всей видимости доставляла ему радость. Именно радость и счастье исполненного долга пронизывают прекрасные результаты этой работы. И ведь Евгений Борисович не просто исполнил свой долг — он сделал, на мой взгляд, даже невозможное, преодолев задевающие его лично моменты — вспомним неотправленное адресату письмо 1954 года, которое сын, разумеется, поместил в собрание сочинений и со свойственной ему тщательностью откомментировал. Была и травма детства — нелегким было состояние “маленького” Жени, оставленного вместе с любимой матерью ради жены друга, красавицы с двумя сыновьями. Легко ли было взрослому офицеру получать по почте написанное летящим почерком “не пиши мне часто”, зная, как близок отцу младший, единокровный брат, баловень семьи?

Я познакомилась с Евгением Борисовичем еще в редакции журнала “Дружба народов”, где печаталась таинственная переписка Пастернака с Цветаевой и Рильке, — а затем он обратился уже в “Знамя”, и мы напечатали несколько крупных циклов подготовленной им переписки: с первой женой поэта , Евгенией Пастернак (№ 2, 1996), с Роменом Ролланом (№ 11, 2002), письма к родителям 1907—1920 гг. (№ 4—5, 1998). При его участии в “Знамени” были опубликованы новооткрытые письма Пастернака к Ариадне Эфрон (№ 11, 2003), с его вступительной статьей появилась переписка с американским издателем “Доктора Живаго” Куртом Вольфом (№ 3, 2005). Евгений Борисович не только писал вступительные статьи и комментарии — он переводил на русский с английского, французского и немецкого письма поэта и письма его адресатов, вложив в перевод не только свой перфекционизм, но и настоящий лингвистический и стилистический дар. Было очевидно, что “Знамя” для него не просто место для публикаций — ведь именно здесь в 1936 году был опубликован поэтический цикл “Художник” (№ 1), в “Знамени” (№ 4,1954) Пастернак напечатал и “Стихи из романа”, во вступлении рассказав о замысле “Доктора Живаго”; в “Знамени” появилась и последняя прижизненная публикация стихов.

Каждый раз сопричастность Евгения Борисовича творческой воле поэта ощущалась каким-то особым образом, внимание и обращенность к каждой букве были наполнены духовным смыслом. Я запомнила и разговор с Евгением Борисовичем о телефонном звонке Сталина по поводу Мандельштама. Интерпретация была твердой, и она опиралась на слова Пастернака: мне так рассказывал папочка. Щепетильность Пастернака-отца была поддержана не вызывающей никаких сомнений репутацией Пастернака-сына: поэт вел себя в разговоре со всевластным и смертельно опасным “хозяином” достойно своего гения.

Хотя Евгений Борисович не обладал изначально литературным образованием, он поднял филологическую ясность и историческую точность, поддержанную интуицией, на невероятную высоту.

Трудно быть сыном гения. Будем помнить — и будем благодарны Евгению Борисовичу и его памяти.