Татьяна Морозова

Смотрите, кто пришел

Об авторе | Татьяна Морозова живет и работает в Москве. Преподавала литературу в школе, с 1996 года занимается связями с общественностью одной из демократических партий. Публикует в центральной прессе статьи о современной культуре и рецензии. Постоянный автор раздела “Наблюдатель”.

Издательство НЛО со скоростью чуть ли не газетной по итогам декабрьских выборов в Государственную думу выпустило книгу “Разгневанные наблюдатели”*. Непосредственные участники процесса рассказывают, что заставило их ввязаться в эту непростую, неблагодарную и практически бесперспективную историю с наблюдением за выборами, как они провели почти сутки на избирательных участках, как их усилия практически ни к чему не привели и сердце их ничем не успокоилось.

Но наблюдатели — это не только и не столько общественная роль тех людей, чьи свидетельства составили книгу, сколько их социальный статус во время, предшествующее выборам и приведшее именно к таким выборам. В.И. Даль слово “наблюдать” определяет как “рассматривать”, “внимательно сторожить”, “примечать”, “стеречь”. Те, кто ранее сторонне “рассматривал” общественную жизнь, “примечал” ее несправедливость, вдруг встрепенулись и разгневались, т.е., по Далю, испытали “сильное чувство негодования”, “страстную, порывистую досаду”.

Насколько гнев долговечное, а главное, продуктивное чувство, и как и во что разгневанные горожане смогут трансформировать эту “досаду”, время покажет. Наблюдатели, чьи рассказы составили книжку, — это обычные горожане: юрист, руководитель подразделения одного из российских банков; инженер, занимающийся интернет-маркетингом; студентка-филолог, журналистка-переводчица; инженер-математик, молодой священник, биолог, специалист по недвижимости… Выборка эта почти случайна: наблюдателей были тысячи. Рассказы именно этих людей, их живые впечатления тем и примечательны, что они — одни из многих, могли быть и другие. Интересны не стилевые изыски рассказчиков, не острота все примечающего взгляда и способность к обобщениям и прогнозам, а именно совпадения сюжетов, размышлений, ощущений — это и объединяет авторов книги и читателей. Они ведь тоже были наблюдателями или собирались ими стать, ходили на Болотную и на проспект Сахарова, писали на “Фейсбук”, читали “Фейсбук”, обсуждали и продолжают обсуждать все эти события и далее — по увеличивающимся концентрическим окружностям.

Все рассказы построены просто и похоже. Почему пошли? “Чтобы проследить за тем, чтобы выборы прошли честно”, — это самое распространенное объяснение своего поступка. “Вокруг меня за “Единую Россию” не голосовал ни один человек. Откуда такие проценты? Решил разобраться”. Были и такие: “Я пошел, чтобы быть последовательным и реализовать, наконец, не только свое право на протест, но и свое право на конструктивное действие и участие в функционировании институтов. Нельзя же вечно только ругаться и топать ногами, хочется что-то делать”. “Четыре года назад я даже не подозревала, что есть какие-то способы воздействовать на власть, мы только дружно ходили голосовать за “Яблоко” и сокрушались, что оппозиционные силы не могу договориться. Сейчас ситуация изменилась, была озвучена конкретная стратегия, что делать: голосуем за любую другую партию, кроме “Единой России”, чтобы лишить ее монополии. И это зацепило и объединило людей”. “Я не могла не идти в наблюдатели, потому что отсидеться дома не позволяла совесть. Это как очередная ступенька к тому, чтобы называться гражданином своей страны”.

Это свидетельствуют другие “разгневанные наблюдатели”, чьи рассказы не вошли в книгу, но такие или почти такие есть во всех социальных сетях, и именно они создают сегодняшнее общественное настроение.

Затем следует рассказ, как на избирательном участке комиссия костьми ложилась, чтобы обеспечить нужный процент. А после всех ухищрений, скандалов, угроз в адрес наблюдателей, жульнических подсчетов на многих наваливалось какое-то “кафкианство”, по выражению одного из авторов книги. “Вчера мне сказали, что по всему городу было подано всего 22 жалобы на проведение выборов. На нашем участке только я оставил 2 заявления. Думаю, товарищ ошибся: жалоб было, полагаю, порядка 22 тысяч! Или 220 тысяч?”.

Правда, в конце книжки, в Приложении, смогли наскрести и пару благополучных историй, где наблюдатели не раздражали избирательную комиссию, все “вели себя профессионально и следовали закону” и в конце концов смогли сказать, что “миссия выполнима”. Но эта ложка меда бочку дегтя не улучшила, конечно.

Несмотря на живость рассказов, книга “Разгневанные наблюдатели” едва ли станет громким словом в публицистике, политической или социальной аналитике. Да дело и не в этом. Такую же белую книгу свидетельств можно сделать по итогам декабрьских митингов в Москве, Питере, Новосибирске, после президентских выборов. Могут подключиться участники автопробега по Садовому кольцу, замкнувшиеся в Белый круг вокруг Кремля, водящие хороводы вокруг нулевого километра у входа на Красную площадь и брошенные в автозаки, наблюдатели за вторым туром выборов мэра в Ярославле, участники и сочувствующие голодающему Олегу Шеину в Астрахани, который борется за пост мэра и не признает результатов выборов. (Когда пишется статья, результаты его противостояния с властью еще не известны, и это придает надежду, что здравый смысл победит и человека по крайней мере не угробят.) Буквально за несколько месяцев, к удивлению не только обывателей, не ставших наблюдателями, но, наверное, и самих участников этого движения, которое куда шире, чем просто протестное, стала оформляться физиономия нового неравнодушного человека, который как-то вдруг стал реагировать на события, которые еще недавно его не задевали.

Это про них и про таких, как они, петербургский поэт Павел Арсеньев сказал: “Вы нас даже не представляете”. И эта фраза стала слоганом: сначала плакатом на митинге За честные выборы, потом — названием выставки тех самых митинговых плакатов, которая проходила на площадке Artplay в декабре 2011 года, а теперь — одним из опознавательных знаков “разгневанных наблюдателей” в широком смысле слова, когда-то называвшихся “обывателями”.

Что же произошло? Почему эти люди, уютно окопавшиеся было в соцсетях, вдруг решили сами заявить о себе, разбить хрустальный интернет-гроб, выйти из онлайна в оффлайн? “Объективных и понятных мне причин, чтобы идти в наблюдатели, ходить на митинги, вроде нет. Я давно интересовался протестом, читал про политические дела, но протест был маргинальным, а теперь он стал конструктивным. Обрел лицо. И другие тоже. У них такое же лицо, как у меня. Обычное человеческое лицо в толпе”.

Может, это очередное, но редкое в истории России непоротое поколение вошло в нравственную силу? Произошло внутреннее взросление, переход на новый уровень сознания? Конечно, сыграло роль и хорошее образование, и европейский опыт, полученный во время обучения, работы, просто поездок, и опробование возможностей мгновенного интернет-общения? Валяли дурака несколько лет назад с бездумными и бесцельными флешмобами, когда собирались на станции метро незнакомые люди, подпрыгивали разок и расходились, а вот теперь пригодился навык для хороводов с белыми ленточками на Красной площади. Тоже не Бог весть что, но все -таки уже и не ужимки.

Был и бесценный опыт во время убийственно жаркого лета два года назад, когда люди сами организовывались и для тушения пожаров, и для охраны своих дачных поселков, и для помощи погорельцам. И стихийно возникающее волонтерское движение в Интернете ради помощи тем, кто просит об этом, тем, кто не надеется на помощь или хотя бы внимание государства. А разгневанные автолюбители, входящие или не входящие в “Синие ведерки”, выкладывающие в сеть все возмутительные случаи на дорогах! Весь этот опыт бесследно не прошел для тех, кто, обретая его, чувствовал и свою силу, и возможность действительно влиять на события. Вряд ли они с такой же тоской и безысходностью, как молчаливое большинство, будут теперь повторять: “От нас ничего не зависит”. Они теперь знают: зависит.

“Мне очень близка точка зрения, по которой общество определяет границы действия властных структур. Получается, что, пока всем все равно, этих границ нет вообще и чиновники всех уровней власти делают что хотят. Когда общество “поднимается”, оно может суживать границы, в которых будут действовать чиновники. На мой взгляд, пришло время именно сузить границы и вынудить власть играть “по нашим правилам” — правилам законности и демократии”.

“Я была на летнем Антиселигере, где стало очевидно, что есть возможность повлиять на работу госаппарата практически в любой сфере: от ям во дворе до свободной фотосъемки на вокзалах. А главное — есть люди-единомышленники, которые обладают пассионарностью и готовы не столько вести умные разговоры на кухне, сколько принимать конкретные решения и действия. И из объекта, на который воздействуют различные силы, ты преобразуешься в субъект, который самостоятельно способен влиять на среду вокруг себя, будь это ОВД или избирательный участок”.

Власть, действительно, “не представляла” себе, кто же это пришел, если вспоминать название пьесы драматурга В. Арро “Смотрите, кто пришел”, написанной лет тридцать назад. Когда в начале нулевых стало ясно, что общественный всплеск преобразовательной активности конца ХХ века кончился, один либеральный политик как-то безнадежно сказал, что москвичи продали свободу за подержанный “Опель”. И власть, похоже, думала так же и не очень волновалась. Действовала старым дедовским методом: для взрослых — “Единая Россия”, патриотизм, вставание с колен, футбол, попса. Для молодежи — “Наши”, “Молодая гвардия”, прочие “Местные” с выездами на Селигер, патриотизм, вставание с колен, футбол, попса. Схема, отработанная десятилетиями.

И — надо же — чего-то не учли. Упустили момент, а главное, не привыкнув брать во внимание интеллектуальный потенциал, никогда не ставя на него, на буквально широкое творчество масс, не придали значения тому, что такое новые информационные технологии на службе по-новому соображающих людей. В результате, промежуточном, конечно, власть опаздывала ровно на один шаг. После Болотной и Сахарова — Поклонная. После автопробега по Садовому с белой символикой — свой, ночной, в полном соответствии со своей брутально-гламурной, но опять же не интеллектуальной, эстетикой.

А уж в придумывании лозунгов политтехнологи, обслуживающие власть, отстали, похоже, навсегда. Потому что дело здесь не в умении разговаривать короткими рублеными фразами (это как раз они умеют), а в глухоте к новому языку, создаваемому “разгневанными наблюдателями”.

Их язык — постмодернистский, где форма высказывания часто становится смыслом. Стоят на митинге на Болотной два мальчика в очках, такие типичные ботаники, ну, с философского факультета или физфака, держат два плаката: “Верните честные выборы” и “Верните снежную зиму”. Людям традиционного мышления, привыкшим серьезно относиться к политическим высказываниям, это покажется глупым, размывающим идею, пустым насмешничеством и т.п. А это новый дискурс такой, другое отношение к действительности и другое позиционирование себя по отношению к этой действительности. Или во время очередного разгона очередного несанкционированного митинга 31-го числа какого-то месяца немногочисленные демонстранты сами выстраивались в очередь в полицейские автобусы, держа в руках белые листы с надписью “Плакат”. Кстати, эти лимоновские митинги в защиту 31 статьи Конституции, привычно, грубо, как раз брутально подавляемые в течение уже нескольких лет, после декабрьского опыта тоже стали другими. Видно, изменился состав участников. Пришли Другие, новые. Не верная, готовая к избиению и ради него выходящая лимоновская когорта, а вот как раз эти, с постмодернистской речью.

Книга, выпущенная НЛО, как раз и фиксирует это новое состояние языка, обозначает метки, по которым можно опознать носителей этого языка, делает их интонацию, высказывание частью общего контекста. Именно для этого рассказы наблюдателей, впервые появившиеся в сети, выпущены в виде книги. Свои-то прочли эти посты и так, сразу, написали комментарии, бросили ссылки, перепостили, поставили лайки. Важен факт выхода именно книги, когда так остро стала ощущаться стилистическая граница между традиционным и новым подходом к отражению и осмыслению действительности, способом влияния на нее. Пока, чтобы стать легитимной частью культурного процесса, надо, чтобы высказывание приняло форму книги, хотя часто эта форма вторична по отношению к виртуальному бытованию текста. Мгновенно ставшая расцвеченной и многообразной общественная жизнь показывает, что влияние интернет-среды на оффлайновую реальность в больших городах становится превалирующим. Те (политики в первую очередь), кто услышит это, поймут, воспримут новые волны этого мышления, смогут рассчитывать, что “разгневанные наблюдатели” тоже их услышат. Это стилистическое условие взаимодействия традиционных сил: и власти, и традиционных партий — с людьми, привыкающими к новому стилю общения и формирующими его, становится первостепенным.

Сейчас очень интересно наблюдать, как способность к новому мышлению, разговору просто и по-человечески, без лишенного всякого творческого начала использования готовых смысловых блоков, имитирующих движение мысли, проводит резкую границу между действительно новыми людьми и теми, кто претендует на роль новых молодых лидеров. Многие из них — оттюнингованная модель своих родителей, как кровных, так и идейных. Но именно язык выдает в них их моральную устарелость. И именно она, на наш взгляд, не дает им возможности стать беспрекословными новыми лидерами. Они так и держатся “дружной босоногой стайкой”, растворяя ответственность между собой.

У разгневанных горожан вообще нет ярко выраженного лидера. Некоторые в этом видят положительную сторону, мол, общество взрослеет, становится более разборчивым и уже массово не поддается на обаяние личности или политической силы. Есть в этом и проблема. Реактивные выступления без продуманной программы действий, без осмысленных на какую-то перспективу системы требований, без умения лидеров ориентироваться в политическом море и понимать подводные течения едва ли приведут к скорым практическим результатам. В соответствии с этими тенденциями в книге “Разгневанные наблюдатели” редакторская работа почти отсутствует. Ни установочной вступительной статьи (вместо нее — краткое слово составителей и словарик наблюдателя с объяснением некоторых формулировок законов и терминов), ни послесловия с выводами какого-нибудь маститого политолога. Сама книга демонстрирует сегодняшнее безначальственное (но не безголовое!) положение и состояние этих “разгневанных”. Их гнев никто сознательно не формировал, не управлял и не управляет сейчас — они действуют сами. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Да, политические партии попытались работать с наблюдателями — в меру своего разумения, и это разумение демонстрировало их способность если уж не меняться сразу, то чувствовать изменения времени. КПРФ, как всегда, платила, пусть немного, своим наблюдателям. Мол, так надежнее. Это — одна мотивация, вполне понятная. “Яблоко”, где проходило обучение большинство московских и питерских наблюдателей, сделало ставку на волонтерство — и выиграло. Если не места в Думе, то в сознании этих людей, кто понял необходимость наблюдательства, поверил, пришел. А это — по большому счету — важнее.

Что теперь будут делать “разгневанные наблюдатели”? Сумеют ли партии, то же “Яблоко”, воспользоваться новым “активом”? Пока наблюдатели не спешат вступать: опасаются. Не видят перспектив для себя в этой много лет существующей и поэтому неизбежно стагнирующей структуре, где тоже пока не могут решить, что же и, главное, — как! — делать с этими вольными людьми, которые поддаются эмоциям, но ведь систематическая партийная работа — это совсем другое дело.

Безусловно, выиграет та политическая сила, которая сможет осмыслить роль этих “наблюдателей”, заинтересовать их. А для этого необходимо научиться говорить с ними не только на митингах, а вообще. Дать понять, что их общая цель — это не только и не столько приход к власти, а общее обновление жизни, которое основывается именно на уже знакомом “разгневанным наблюдателям” опыте практического влияния на нее, взаимодействия с ней. Ведь фраза “Вы нас даже не представляете” относится не только к власти. “Не представляет” новых людей и остальная Россия. Новый язык, новое мышление пока чаще удивляют, часто шокируют и злят обывателей, чем заинтересовывают. Так что эти новые проявления разгневанных горожан важны не только в политическом смысле, но и в культурологическом, социальном. А в этих смыслах еще раз проявилось непонимание, если не противостояние двух типов отношения к жизни вообще: традиционного, тяготеющего и к архаическим формам мышления, и к традиционным формам жизни, и новаторского, способного породить новые парадигмы общественного сознания, но не очень заинтересованного в диалоге со своими “традиционными” братьями. Этот культурный разлом, отсутствие общего языка, безусловное тяготение власти к архаике, а новых людей — к новаторству — все это хотя и обещает богатейший материал для социологов, культурологов и прочих наблюдателей, но вносит и усугубляет раскол в общенациональную жизнь.

Все разговоры об очередном спаде активности протестного движения, неизбежно наступившем после периода выборов, в чем-то даже могут быть утешительны для тех, кто в уличных действиях видит единственное проявление общественной активности. Нет повода — нет уличных выступлений: ведь это заметный для всех индикатор общественных настроений. Свести противостояние двух общественных сил к митинговой активности, к подсчету численности участников — значит обеднить, редуцировать это противостояние, не вступать с ними в диалог, по-прежнему не замечать, “кто пришел”. Такое отдельное друг от друга существование не идет на пользу никому. Власть может апеллировать к своим, подчеркивая чуждость Других, как это делал Путин в общении с рабочими уральских предприятий. Другие — привычно, через губу, остроумничают в Интернете, презирая и власть, и тех, на кого она на словах опирается, ведь никто не сомневается в пропагандистской цели таких прямых линий, выходов к народу и проч. Активных с одной стороны и с другой объединяют общие обыватели. Но к ним начало меняться отношение. “Друзей в этой обычной России как-то поубавилось. Особенно тех, что тоже сидят в Интернете, все знают, но ничего не делают, потому что типа ими будут манипулировать, им лень, все это политика и т.п. Это для меня хуже... хуже распропагандированных телевизором. Те хоть в неведении, а это... даже не трусость, не подкуп, а какие-то мелкие души. Больная тема. Все хотят перемен, но мало кто хочет меняться. Друзей нахожу новых. На митингах, тренингах, в автозаках. Я никогда таких людей не видел. Мне нечего от них скрывать. Они доверяют, и им доверяешь, хотя не знаешь имен. Так здорово не бояться. Да, все развалится и будет разочарование. Я знаю. Как с любовью, эйфория сменяется спадом, но ведь чего стоит этот подъем. Надо ловить момент. Ловлю”.

Да, интересно понять, кто пришел. Но надо посмотреть и на тех, кто “остался”, и почему.

Понять это (именно в силу привычки и желания понимать) пытаются именно наблюдатели, которым размышление пристало больше, чем гнев. И они возвращаются к “своему привычному делу”: “Я посмотрел на людей на митингах — они вежливы, не ругаются, не пьяные, они так же, как и ты, хотят навести порядок. Перед ними тоже ответственность, хочется быть примером. Не потерять эту вновь обретенную общность. Потому что до этого никакой общности не было — мы были каждый сам по себе, ничто и пустое место, а стали вдруг обществом”.

Впрочем, может, и с другой стороны тоже есть подобные наблюдения, просто сведений оттуда пока не поступало.