Ольга Сульчинская. Царское солнце воюет воздушную гору. Стихи. Ольга Сульчинская
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
№ 3, 2024

№ 2, 2024

№ 1, 2024
№ 12, 2023

№ 11, 2023

№ 10, 2023
№ 9, 2023

№ 8, 2023

№ 7, 2023
№ 6, 2023

№ 5, 2023

№ 4, 2023

литературно-художественный и общественно-политический журнал
 


Ольга Сульчинская

Царское солнце воюет воздушную гору

Об авторе | Ольга Владимировна Сульчинская родилась в 1966 году в Москве. Окончила филологический факультет МГУ. Работала редактором, психологом, копирайтером. Публиковалась во многих изданиях, в частности в журнале “Знамя”, в № 12 за 1998 год и в № 3 за 2001год — стихи; проза печаталась в № 3 за 2002 год. Автор двух поэтических книг — “Amor brevis” (“Издательство Руслана Элинина”, 2005) и “Апрельский ангел” (“Art House Media”, 2011), третья — “Волчок” — в настоящее время готовится к выходу. Живет в Москве.

 

Ольга Сульчинская

Царское солнце воюет воздушную гору

* * *

Среднерусские сумерки. Дачи.
Сноп жасмина за каждым забором.
Ничего не могло быть иначе,
И не мучай себя этим вздором!

Между лесом и небом потерян,
Слышишь, где-то на дальнем участке,
Спотыкаясь, подвыпивший тенор
Вспоминает о счастье?

Не зови себя именем жажды —
Реки ходят незваными в гости.
И кого мы любили однажды,
Будут с нами и после.

И нигде не случилось ошибки.
И уже никогда по-другому.
Дождь шуршит, и речные кувшинки
В темноте подбираются к дому.

Падение зеркала

Зеркало падает. Зеркало долго летит,
Словно Кармен из зубов свою красную розу,
Не выпуская внезапно открывшийся вид
Неба за окнами. Словно ища в нём опору.

Дашь мне ладонь. Есть о будущем что рассказать.
Только вот сам ты едва ли готов к разговору.
Счастье — как слово, которое трудно сдержать.
Легче исполнить угрозу.

Зеркало падает. В окнах воздвигся закат.
Алым и белым представ изумлённому взору,
Царское солнце воюет воздушную гору.
Блики скользят.

Зеркало падает. Словно на сцене Кармен
Долго поёт и танцует ещё перед смертью,
Тёмные юбки клубя возле круглых колен
И забывая про узкое лезвие в сердце.

Хочешь попробовать? Вечное чувство вины
Не позволяет прервать — но замедлить паденье
Можно. Темнеет. Стемнело. И с той стороны
Звёзды растут и деревья.

Зеркало ловит их и, запрокинувшись, пьёт.
Меццо-сопрано затягивает ариозо.
Мы пристегнули ремни и готовы в полёт.
И не заметишь, как будущее настаёт...

Где-то я видела — где? — эту синюю розу.

* * *

Я покупала пудру “Кармен” за восемь копеек.
Я колупала синюю краску старых скамеек.
Я поджидала мальчика Мишу возле подъезда.
Запоминала, как оказалось, время и место.

Вот тебе слепок — вот тебе свиток — вот тебе снимок.
Словно нелепый выплыл из речки старый ботинок,
Выпал на берег, скалит он зубки, просит он каши.
Горести наши, глупости наши, радости наши.

Хлорки и тряпки въедливый запах, детского сада,
Каши-компота, тихого часа, мелкого ада,
Мокрой извёстки, свежей побелки, школьной столовки…
Время гораздо что на проделки, что на уловки —

Раз — и зацепит, раз — и достанет, некуда деться.
Вечное детство, всё тебе сна нет, нет того средства,
Чтоб побледнеть тебе и рассосаться, как гематома,
Чтоб постучаться — и не застать бы вдруг тебя дома.

Время и место память обходит как бы спиралью,
И непонятно, то ли с обидой, то ли с печалью,
Что-то скрипит в нём, сыплется что-то, где-то смеются.
Слышно неважно, видно паршиво, а дотянуться

Нечего думать. Но переводные картинки
Вдруг увлажняются — и оживают ботинки,
Машут шнурками, сияют нетронутой кожей
И рядом с маминой парой гордятся в прихожей…

С первого взгляда, с детского сада мальчика Мишу —
Вряд ли узнаю, да и не надо, если увижу.
Но угловая галантерея возле трамвая…
Помнишь загадку: “жить не старея, не умирая”?

Снится музыка

Мужчины с полуобнажённой
Грудью — распахнута рубаха —
Среди толпы вооружённой
Идут, не принимая страха.

Цитрусовая пахнет корка
В прохладном воздухе Агрито,
На них чужие смотрят зорко,
А их глаза полуприкрыты,

Идущий впереди с гитарой —
Седой и старый, спина прямая —
Сыплет короткие удары,
Из струн всю душу вынимая,

И будто только просыпаясь,
Медленные всплывают руки,
Как против воли откликаясь
На звук фарукки…

Что значит сон, скажи мне — правду
Открой, как брату!
Удачу он сулит, награду
Или утрату?

Но ты отводишь взгляд, не глядя,
В небо куда-то,
Где облака по синей глади
Плывут кудлато,

А утро будничное будит
Прохожий стрёкот,
И скоро всё во мне забудет
Бесследно то, как

Жилы на шее напрягая,
Потупив взоры,
Танцует музыка нагая,
Идут танцоры…

* * *

Я стану тем, о чём нетрудно думать.
Я легче пуха: стоит только дунуть,
Да что там дунуть — маленькое “у”
Сложить непреднамеренно губами —
И я тону
Или взлетаю, не прощаясь с вами.

Дудит в рожок неприбранный божок.
Сворачивает небо творожок.
И видно: тополя на всём скаку
Прилаживают букли к парику.

Я от тебя зависеть буду так:
Закрой глаза — меня охватит мрак.
Я твоего не преступлю завета.
Но прикажи — проснусь и запою.
Я подарила музыку свою
И поплачусь не раз ещё за это.

Побереги меня. Ещё не раз
Ответит флейте толстый контрабас
И бросит оскорблённую латунь
Ударник в приоткрывшийся июнь.

Себя уже не повторяет вслух
Отяжелевший тополиный пух:
Опух и опустился, стал неровен.
Зачем он здесь? Гони его взашей!
Но он залёг, как рядовой в траншей —
Как будто вынул вату из ушей
Глухой Бетховен.

Опыт умирания

Тяжело — и зачем? — возвращаться — куда?
Если тело потеряно, трудно найти.
Если вышел наружу, сидеть взаперти
Неохота опять. Настают холода.
Тяжело возвращаться и просто уйти.

Нежный холод идёт от раскинутых рук,
Поднимается вверх от уснувших колен,
Замедляется сердце, и медленный стук
Скоро смолкнет совсем, и окончится плен,
Расступается мир, и кончается плен…

Углубляешься в лес — углубляешься вглубь,
Удаляешься прочь от тоски и любви,
Тихий воздух почти что не трогает губ,
Расступаются ветви ночные — плыви
По реке и забудь свой топор, лесоруб…

Уплывай, утони в этот лес под водой.
…Принимает тебя, пропускает вовнутрь,
Расступается мягко глубокий покой,
Мягкий мох под стопой, увлекающий мох,
Удлиняется выдох, и кажется, вдох
Не настанет — настанет глубокий покой…

Где беззвучные рыбы плывут меж корней,
В тёмной почве гуляет нагая вода,
На вершинах глубин расстилая луга,
Ночь выводит могучих беззвёздных коней,
Небосвод запрягая в свои невода…

Но тебя окликают — вернуться зовут,
Но тебя окликают — вернуться велят,
Из далёкой дали твоё имя поют,
Из оставленной жизни доносится звук,
И не хочешь, а нужно вернуться назад.

Выплывая из тайных укромных глубин
В эту плотную плоть, в это тесное те —
В это тело, и снова в его тесноте
Обретая себя, ты выходишь к другим —

Открываешь глаза и выходишь к другим...
Но однажды вернёшься к заветной черте.

Весеннее

Происходит незаметный глазу
сдвиг — не то чтобы “грядет жених” —
просто (постепенно и не сразу)
возвращаешься в страну живых,

а вокруг уже всего в избытке,
словно птица бьётся в рукаве.
Даже страшно: как с одной попытки
в эдакой прижиться синеве?

* * *

Стоит мне подумать о тебе,
Начинает собираться дождь.
Собирайся! Может, по воде
Ты ко мне как посуху придёшь.

Пробуя губами быстрину,
Рыба не боится рыбака.
Небо раздаётся в ширину,
Подмывая берегу бока.

Северный полюс

Северный полюс у нас — и ещё зима.
Или, сказать вернее, зима опять.
Наверху, видно, снега полные закрома,
И он не знает, куда бы себя девать,
Сыплет себя нам на головы, на дома,
Стелет постель, накрывает стол и кровать.

А там у вас не экватор, но всё же Юг,
Трижды в щедрый год собирающий урожай, —
И давным-давно весна. Мой далёкий друг!
Приезжай. Или, сказать вернее, не приезжай —
Что среди вьюг здесь делать — дразнить моржа,
Кататься на лайках, синицу кормить из рук?

Лучше уж я однажды, своих собак
И шкуру медведя выменяв на коня,
Прискачу к тебе прямо средь бела дня.
Совершенно седая! Да. Теперь оно так.
Это северный полюс — и он оставляет знак.
Ты откроешь мне дверь, если узнаешь меня.



Пользовательское соглашение  |   Политика конфиденциальности персональных данных

Условия покупки электронных версий журнала

info@znamlit.ru