Анастасия Ермакова

Марина Бородицкая. Оказывается, можно

Стихи, написанные за десять лет (с 1994 по 2004). Тот редкий случай, когда мощ;ная энергия восклицательных знаков выглядит оправданно и убедительно — стих обретает счастливое дыхание.

Школярское озорство, нежная ироничность, какая-то языческая жизнерадостность и разговорные по преимуществу конструкции предложений — вот интонационные особенности поэтики автора. Ни одно из стихотворений книги не теряет амплитуду переживания. И, хотя переживание у Бородицкой почти всегда имеет сюжетное развитие, финал непредсказуем. Есть ощущение гармонии, выращенной из разочарования. Преодоленного интонацией. Об этом очень точно пишет Леонид Костюков (“Арион”, 2003, № 2): “В лучших стихотворениях Марины Бородицкой тема, ритм, архитектурный замысел, зрительный ряд — все вплоть до формы записи находится в своеобразном состоянии жесткой и уверенной гармонии. <...> Каждое стихотворение выращено из своего семени, каждый бутон раскрыт. Они непохожи — не как даже разные цветы, а как: цветы, скамейки, дорожки, заря”.

Стихи эти сохраняют “стойкость веселья” вопреки всему, что встает за строками: расставанию, боли, тоске.

Традиционность формы не мешает Марине Бородицкой добывать новые смыслы, интонационно освежать старые; в лучших стихах вспыхивает новорожденность мироощущения, не инерционного, а созревшего внезапно, в момент написания.

Изысканная простота формы, доверчивость и теплая жалость к миру, очарованность им (“Счастье — это когда / Идешь пожелать ребенку спокойной ночи…”) и вместе с тем жесткое реалистичное восприятие (“Никого не держала. Стыдилась прикинуться слабой. / Никому не кричала: “Уйдешь — я умру!” / Потому что неправда. Не умерла бы…”), — все это гармонично сочетается в книге. Добрая ирония и печальное озорство создают особую эмоциональную атмосферу; напряженный ритм проживания лирической героиней жизненных событий скручивает строки в тугой жгут, не дающий просочиться в стихи вялости; “дурацкая привычка быть счастливой” спасает от уныния.

Как заметила Татьяна Бек (“Арион”, 2000, № 4), стихи Бородицкой “живые и разом культурные”. Действительно, в книге довольно много аллюзий и реминисценций; автор явно неравнодушна к культурному наследию Древней Греции, оживляемому образно и интонационно: “Здравствуй, дедушка Эзоп! / Думаешь, забыли?” — античные мотивы вливаются в поэтику автора естественно.

От цикла к циклу стихотворения становятся крепче и мудрее, наращивают смысловую глубину, однако искушенность не лишает их самого главного: скрытой ранимости, спасительной беззащитности перед тайной бытия.