Леонид Костюков

Антология поэзии Московского университета

Можно ли сейчас сесть и отрецензировать стихи Ломоносова, Хераскова, Державина, Карамзина и Жуковского? Пожалуй, как ни странно, да. Выход первого тома дает нам культурный повод. А конкретное время и место (Москва, 2006) определяет ракурс. В антологию вошли пятьдесят восемь авторов, родившихся не позднее 1970 года.

Если бы какие-то стихи двухсотлетней давности прозвучали сегодня, без скидок на возраст встроились бы в современную поэзию, — это бы что-то значило. Это бы означало очень многое, не только силу пресловутых стихов, но и выделило бы своеобразные инварианты поэзии. К сожалению, на мой вкус (а речь идет именно о живом, вкусовом восприятии), этого эффекта почти не заметно. Разве что карамзинская “Осень”, написанная белым стихом, не выглядит сегодня архаичной. Да еще несколько остроумных зарисовок, маргинальных тогда, ровно так же маргинальны теперь.

Отрицательный результат, как известно, — тоже результат. Получается, есть прогресс в поэзии. Впитывая уроки Пушкина, Лермонтова, Блока, Гумилева, Мандельштама и т.д., поэтическая речь как бы выпрямляет и выпрямляет некоторую линию — и “кривее”, чем раньше, уже не звучит. Расшифровка и распространение последнего тезиса могли бы стать темой отдельной статьи — сегодня это не входит в нашу задачу.

Для меня самое интересное в первом томе — обещание последующих семи. Я вижу по меньшей мере три условия, если не гарантирующие, то обещающие успех всего начинания.

Во-первых, умеренная грандиозность. То есть, поставив на полку этот восьмитомник, я получаю какое-то представление обо всей русской поэзии. Ну, не будет в ней Пушкина (не учился Пушкин в МГУ), но Пушкин и так есть практически в каждом доме. А то, что русскую поэзию и МГУ в каком-то смысле основал один человек, образует великолепную точку отсчета.

Восемь (от шести до десяти) томов — здесь мы снова вынуждены обратиться к чувству вкуса и меры — оптимальная степень сжатия материала. Из многих знакомых мне людей, у которых стоял тридцатитомник Диккенса, ни один не прочитал все эти тридцать томов подряд. Тридцатитомник был деталью советского интерьера — граждане со стажем вспомнят такие ровные ряды корешков на стеллажах. Серый ряд, черный ряд, бежевый ряд. Многотомники не для чтения. В двухтомник же всей русской поэзии мы попросту не поверим.

Еще одно рассуждение. Есть люди “в материале”. Например, читатели-литераторы. Есть удаленные объекты (нечитатели или читатели глянцевого развала). Но решающей читательской аудиторией должна быть некая средняя группа — не профессионалы, а именно любители литературы. (Видимо, это все та же проблема среднего класса.) В советское время пресловутой средней группой была научно-техническая интеллигенция. Сейчас труднее ее вычленить, но восьмитомник адресован именно ей. То есть он ориентирован на здоровую культурную ситуацию и немного оздоравливает больную.

Во-вторых, найдена очень удачная рамка отбора (тут я имею в виду собственно МГУ). Понимаете, если, например, организовать просто восьмитомник всей русской поэзии, придется очень сильно эксплуатировать вкус, отсекая тех или иных авторов; а вкус, по-моему, буксует на далеких временных дистанциях — словом, получится субъективизм. А вот поэзия МГУ как-то сама собой образует восьмитомник: вышла поэтическая книга у выпускника химфака тридцатых годов — мы и зачисляем его в поэты. Такой позитивный автоматизм. А хороший он поэт или плохой, судить вам.

Антология поэзии Авиационного института (если такую себе представить) была бы все-таки с самолетной отдушкой. Разнообразие же факультетов МГУ не приводит ни к какому ментальному сужению. Если бы речь шла только о сотрудниках университета разных лет, мы получили бы антологию профессорской поэзии (что тоже было бы неплохо). Но, по условиям игры, автор мог рано и резко изменить жизнь. Отучиться, например, два курса на химфаке, разочароваться в химии и вообще в науке, уйти в искусство. Я думаю, все выпускники МГУ вспомнят таких своих однокурсников. И они, эти расстриги академизма, вносят определенные коррективы в дух всего издания.

Наконец, в-третьих, мне очень нравится, что полиграфический издательский проект вырастает из сетевого. Сайт “Поэзия Московского университета” постепенно разрастался и правился, находил оптимальные формы. Все это время он был прозрачен, открыт для замечаний разнообразных экспертов; остается открыт и сейчас. Интенсивная обратная связь оперативно выявляет мелкие ошибки, серьезные же искажения становятся практически невозможны.

Думаю, если бы лет двадцать—тридцать назад составителя какой-либо антологии (или просто редактора) спросили, не хочет ли он воспользоваться бескорыстной помощью сотен заинтересованных людей, составитель подумал бы, что над ним издеваются. Сетевой проект есть, помимо прочего, идеальный подготовительный этап для издания книги.

Что ж, дело начато. Остается поздравить рабочий коллектив и в первую очередь составителя Г.А. Воропаеву с началом выхода антологии и пожелать им держаться намеченного графика.

Леонид Костюков