Антонина Балакина

Личное мнение

Летом издательство “Амфора” представило новую серию, тематика которой заявлена самим названием. Открыла серию книга Татьяны Москвиной “Люблю и ненавижу”. Читая ее, я вспомнила одну давнюю историю.

Дело было на последнем курсе филфака тогдашнего ЛГУ, когда пришла пора защищать дипломные работы. Моя талантливая подруга, с которой мы вместе посещали модный семинар, каждый год выдавала достойные всяческих похвал курсовые, а вот дипломом всех удивила: взяла да и собрала все написанное вместе, по совокупности назвав свои сочинения дипломом. Научный руководитель был рассержен, ученая комиссия недоумевала, оппоненты тоже внесли скромную лепту, и гордость курса заработала на защите оценку “хорошо”, тогда как приличным для уважающих себя студентов считалось получить не просто “отлично”, а “отлично” с отличием и представлением к публикации (представьте себе, имелась такая “номинация”).

Вот и когда открываешь свежий сборник известной петербургской журналистки (а теперь еще и романистки) в предвкушении нового и интересного, сразу видишь, что буквально все статьи и эссе уже были где-либо напечатаны, и читатель, в общем-то, с ними знаком. Так сказать, дипломная работа, собравшая все лучшее. Не спешите, однако, снижать автору отметку. Книгу можно читать с начала, с конца, с середины, можно перескакивать из статьи в статью, скользя взглядом по знакомым именам, — вам будет все одинаково интересно. Как сказано на задней стороне обложки, “водопад блестящих афоризмов и искрометных наблюдений, полет мысли и танец юмора берут в плен сразу и отпускают не скоро…”.

Довольно условно книга разделена на три части, где вторая посвящена кино и театру, а первая и третья, по сути, дополняют друг друга: это публицистика, мини-мемуары, размышления об искусстве, о жизни вообще и о политике в частности. Причем героями статей становятся не только Михалков или Балабанов, Березовский или Матвиенко, но также скромный и наглый питерский комар.

Хотите узнать, кто они — комары?! А они — достойные преемники прочих квартирных мучителей многострадальных ленинградцев-петербуржцев. Началось все, как многие, конечно, помнят, с клопов: “…в коммунальных квартирах царил хитрый, могучий, осторожный и всепроникающий клоп”, который на закате советской империи начал-таки исчезать без всяких понятных причин (автор подозревает наличие связи клопа с коммунистическими идеями — см. одноименную пьесу Маяковского). В начале 90-х, в эпоху голода и разрушений, граждане не понаслышке узнали слово “педикулез”, познакомившись со вшами. Невидимых паразитов сменили мельчайшие черные муравьи, а потом и тараканы. Эти последние не являлись ли символом наступления времен “мелкой корысти, мещанства, царства материальных расчетов, всеобщей торговлишки”? А потом наступило время Комара. Только это не свободный и гордый комар с Карельского перешейка, которому, ясно, нужна была наша кровь. Нет, “квартирный питерский комар, мерзкий достоевский психопат, вообще непонятно чего хочет. Он появляется ниоткуда, воет, как прищемленный черт, и бесится в воздухе, как привидение… питается нашими психическими излучениями, как это делают мелкие демоны. Он нас терроризирует, и он же нас ненавидит”! Ей-богу, наблюдения эти так точны и исчерпывающи, что и с чудовищем-комаром хочется примириться, ибо, обозначенный острым и едким словом, он становится чуть ли не мифологическим героем и уже не так страшен, если можно поместить его в “пространство литературного мышления” и там оставить с улыбкой и удовлетворением.

Можно смело сказать, что эта книга Москвиной если не “энциклопедия русской жизни” дня сегодняшнего, то уж широкая панорама — точно. Среди ее героев, как упоминалось выше, и политики, и писатели, и актеры с актрисами, и режиссеры, и критики, и прочие творческие и не очень личности. А среди заявленных тем — театр, кино, взаимоотношения двух столиц, загадки русского характера, частная жизнь, прошлое, настоящее и даже будущее.

Получается, что эта сборная солянка имеет целью познакомить нас с возможно большим числом и количеством персонажей, теорий, гипотез и проч. На деле же, о чем бы Москвина ни рассуждала, она пишет о себе. За всем этим широким охватом разнообразнейших предметов стоит ее личность, ее внутренний мир, характер, ценности, предпочтения. И дело даже не в том, что книга существует в рамках серии “Личное мнение”. Важно то, что именно это личное мнение, именно эти высказывания сугубо личного характера вызывают у читателя ответный интерес и иные места в сборнике могут захватить, как хороший детектив или лирические откровения. Словом, главное в книге — Татьяна Москвина.

Допустим, пишет она о Ренате Литвиновой и фильме “Небо. Самолет. Девушка”, разбирает игру актеров и характеры персонажей, главную мужскую роль, к примеру. И тот, кто смотрел фильм, и тот, кто его не видел, получат легко узнаваемый портрет: “…он хорош собой, добродушен, туповат, ревнив, эмоционально неразвит, помешан на своей работе, короче говоря — мужчина”. Вот эта емкая и эмоциональная концовка, строго говоря, не объективное мнение, в подобных словах явно или подспудно высвечивается отношение автора к названному классу как таковому, и именно такого рода откровения, вольные и невольные, придают книге настоящую ценность.

От статьи к статье, между прочим, по разным поводам автор упоминает о возможности “сильно оздоровиться” с помощью гречи и морковки, и видится в этом давнишняя личная мечта, только глубоко запрятанная внутрь. Не важно, что сама Москвина откровенно защищает свой вес, который “рос в точном соответствии с ростом веса в обществе”, все “заветные килограммчики”, нажитые честным трудом, и негодует по тому поводу, что кое-кто решает, будто правильно будет назвать их лишними. А вы, скажите честно, разве не обещали себе со следующего понедельника перейти на здоровый образ жизни и правильное питание?! Просто все недосуг…

Отдельное спасибо хочется сказать автору за отзыв о питании по группе крови (хотя статья, в которой упоминаются эти строки, посвящена другому предмету). В соответствующих диетических установках можно ведь увидеть и “некую разновидность марксизма-ленинизма”: “То есть это когда ничего не объясняют, а сразу выдают список запретов и догм. Оказывается, мне нельзя употреблять помидоры и гречку”, — восклицает автор. А фраза “не для вас растет и кукуруза” разве может не поразить “своей тонкой печалью”?!! И растекается в душе теплой волной самая чистая благодарность, потому что вслед за Татьяной Москвиной любой из нас, тонкий и толстый, может посмотреть на животрепещущие проблемы с юмором, легко и весело, взять да и посмеяться — над собой и над модными пристрастиями.

Со своим читателем Москвина не заигрывает. Более того, массовый читатель, севший у телевизора и превратившийся тем самым в массового зрителя, получает вполне определенный диагноз. Этот зритель не выдерживает сравнения даже со средним американцем, даром что тот “тупой паршивец с зачаточной, плохо справляющейся с проблемами психикой” — зато он в состоянии воспринимать гуманистические идеи, отличать добро от зла, испытывать чувство коллективизма и патриотизма. “Если же по русскому кино судить о массовом русском человеке, то он куда страшнее своего американского коллеги. Его агрессия немотивированна, приступы патриотизма носят характер острого психоза, он живуч и смышлен, сильно уязвлен фактом существования других народов…” Именно его обслуживает нынче “основной массив важнейшего искусства”. На этом фоне выигрышной, по мнению автора, оказывается позиция тех, кто не думает о массовом зрителе. Получается, что теперь более понятно кино, которое “не для всех”, — Сокуров, Муратова, отчасти даже Литвинова.

Среди наблюдений и размышлений о других народах, кстати сказать, довольно любопытно замечание о японцах и их загадочной для русской души стране. Ибо кажется, что “там чудеса, там культура, там техника, там передовой край цивилизации, до которого нам ползти и ползти”. А на деле эти сверхчеловеки тащатся от “Тату”. Так что все в порядке. “Безумие распределено по земному шарику равномерным толстым слоем, всем хватает”.

В одной из статей свои критические высказывания Москвина называет “ворчалками”. Удельный вес ворчалок на объем книги довольно высок. Достается не только массам, но и, естественно, отдельным фигурам, историческим моментам, тенденциям, течениям и т. д. И ладно бы речь шла о политике и разных политических лидерах: критикой в их адрес никого не удивишь. Но, можно сказать, камня на камне не остается от сегодняшнего театра, от модных театральных и оперных спектаклей. Тех особенно, что пытаются ставить “из той России”, которую вдохновенно создали “в слове, музыке и образах”, которую любит весь просвещенный мир. Видеть же классику в самом лучшем смысле этого слова в современном воплощении — “мучительно, невыносимо”.

Кому-то наверняка такая оценка покажется несправедливой или по меньшей мере спорной. Однако справедливости ради надо признать, что в подавляющем большинстве подобные оценки — взвешенное, продуманное, с болью выношенное мнение, основанное на глубоком и органичном нравственном чувстве. Нравственность, с каким бы пафосом это ни звучало, проходит через всю книгу Татьяны Москвиной той самой красной нитью. И пусть личное мнение читателя расходится с мнением автора, которое может показаться преувеличенным или совсем неприемлемым, пусть в иных местах честность автора достигает таких высот, что выглядит самолюбованием, — нравоучений при этом вы не найдете. Отказать писательнице в том, что здание ее рассуждений выстроено на добротном фундаменте этической нормы, невозможно.

В каком-то из выпусков передачи “Школа злословия” ведущие рассуждали о литературной критике. Татьяна Толстая (не оставленная, кстати, без внимания в небольшом эссе) объясняла свой интерес к произведениям критиков очень просто: их сочинения вызывают интерес лишь в том случае, когда это не просто мнение некоего господина N., но мнение, отличающееся в свою очередь литературным мастерством, метким и точным словом, оригинальной формой. Личное мнение Татьяны Москвиной этим требованиям удовлетворяет. Так что, возвращаясь к началу, автор достоин “отличия” с отличием и представлением к публикации.