Григорий Померанц

К читателю статьи Л. Люкса

Русский читатель уже знаком с книгой Э. Нольте, против которого направлена предлагаемая статья. С рядом аргументов Леонида Люкса я глубоко согласен. Некоторые высказывания Нольте чудовищны. Например, убивать сотни тысяч людей на том основании, что несколько человек могли примкнуть к партизанам, — это не военная необходимость. Англичане в войне с бурами, встав перед сходной проблемой, загнали все бурское население в лагеря, но никого не расстреливали. Военная опасность евреев Киева для немцев была величиной, близкой к нулю. Партизанское движение опирается на сельских жителей, а они на Украине имели свои счеты с евреями. Немцы это знали и использовали. Кроме того, евреи, заключенные в трудовой лагерь, редко могли бы бежать. Бабий яр был наполнен трупами по другой причине: партизаны (точнее говоря — советские агенты, оставленные в подполье) взорвали несколько гостиниц. Встал острый вопрос о жилье, и найдено было простое решение: расстрелять все еврейское население Киева. Квартиры освободились. Если это необходимость, то можно согласиться с Нероном: ему необходимо было поджечь Рим, ибо очень хотелось увидеть горящий город и декламировать стихи о пожаре Трои.

Нельзя считать оборонительным действием и общую антисемитскую политику Гитлера. Евреев истребляли, от случая к случаю, около 2,5 тысячи лет, но это никогда не диктовалось военно-стратегическими соображениями. Нольте рисует Гитлера как новатора; между тем, он продолжал древнюю традицию. От кого оборонялись эллины Александрии, вырезав, при Тиберии кесаре, 50 тысяч евреев? Против кого оборонялись казаки Богдана Хмельницкого, вырезав 400 тысяч евреев? Против кого оборонялись Гонта с Железняком, вырезав еврейское население Умани, а поляков отпустив? Восстание было против польской власти, почему же прежде всего и с квалифицированной жестокостью резали евреев? Почему при всех народных движениях в Индонезии и Малайе режут китайцев, “евреев Юго-Восточной Азии”? Почему существует турецкая поговорка: “если увидишь змею и армянина, убей сперва армянина, потом змею”? Потому что любая этническая группа, став группой диаспоры, приобретает черты, непривычные для “народа земли”, обрастает подозрениями в черной магии, колдовстве, убийстве младенцев и становится козлом отпущения при любых несчастьях. Причем, если есть две группы диаспоры, то роль козла отпущения достается одной из них, к другой относятся терпимо. Турки традиционно терпимы к евреям, у персов другие предпочтения.

Речь идет не о вражеском населении (вражеское население интернируют, а не отправляют в Освенцим), а о древнем и не умирающем диаспорофобстве. Одно время считалось, что отравляли колодцы и молились гениталиям христиане, и чернь кричала: “христиан — львам!” В эти века евреев оставили в покое. Потом чернь нацепила крестики и те же обвинения обрушились на евреев. В конце концов, просто привычка сложилась. Царя убил поляк Гриневицкий, но по России прокатилась волна еврейских погромов. Это иррационально — и стало нормой истории.

Я в любом государстве буду менее защищен, чем коренной житель, что бы и сколько бы ни говорилось о равенстве прав. Я принимаю эту незащищенность. Я вижу в ней Божье задание бороться за то, чтобы был защищен каждый. Есть другой полюс диаспоры, человек, готовый кого угодно продать, лишь бы выжить (в Евангелии этот тип запечатлен в Иуде); но ни в древности, ни ныне диаспора не сводилась к Иуде. Поддержка, которую евреи оказывали левым партиям, связана с этическим запалом Библии, — слишком прямолинейно понятым. Еврей, мысливший глубже, М.О. Гершензон, придумал “Вехи”, предупреждение против революции; среди авторов “Вех” — три еврея. Но то, что они евреи, не помнят, они словно не евреи, а просто веховцы. Помнят другое: “Чай Высоцкого, сахар Бродского, Россия Троцкого”.

Вернемся, однако, к Нольте, частица правды у него есть.

Опыт России был учтен Муссолини. Воюя с коммунистами, он называл себя учеником Ленина. Муссолини заимствовал суть: партию вождя, за которым слепо идет взбаламученное панургово стадо; идеологию же он сменил, как перчатки. Гитлер опирался на опыт Муссолини, то есть на тот же ленинский опыт, только не сознавался в этом. Хотя его представители изучали (в период “заклятой дружбы”) советские лагеря. Тоталитарные режимы то пугают друг другом, то учатся друг у друга. Гитлер заимствовал красное знамя. Весь поздний сталинизм — подражание Гитлеру: ссылка целых народов, готовившееся истребление евреев. Гитлер использовал Гёте, Сталин тут же стал опираться на Пушкина (в 1937 г.!), на Льва Толстого. Все эти трюки похожи на истинную близость к Гёте и Пушкину, как проституция на любовь. Чем дальше от идеологии, чем ближе к практике, тем менее важно, что большевизм извращал Просвещение, а Гитлер — Романтизм, что бен Ладен извращает Коран. Почва тоталитаризма — не в идеологии (можно обосновать тоталитаризм и экологической напряженностью, и мы, вероятно, увидим это). Тоталитаризм растет, как поганый гриб, из растерянности масс, потерявших доверие к рационалистическим партиям и программам XIX века и поверивших в Вождя, который знает, как надо (А. Галич). Гитлер был задиристее, Сталин — хитрее и лицемернее, но эти различия — в рамках несокрушимого единства.

Вот все, что мне хотелось сказать, рекомендуя читателю превосходную статью Люкса. Из сказанного ясно, в чем я с ним несколько расхожусь. Меня связывает с Люксом общий нравственный дух: несогласие с массовыми убийствами во имя какого бы то ни было светлого будущего. Мне не кажутся решающими различия между Сталиным, Гитлером, Пол Потом. У всех у них одна программа: окончательное решение всех вопросов, одна тактика: ничем не ограниченное насилие, и пусть им общим памятником будет — выгребная яма истории. Запах ее никому не смыть.